Аромат волшебства. Книга первая
Шрифт:
– Буду премного благодарен. Я полностью вернул ссуду на дом ещё в том месяце, и с новой должностью профессора официального дохода на его содержание мне хватит… Если, конечно, эти дети ещё чего-нибудь не спалят. Или уже кого-нибудь!
С этими полными раздражения словами отчим задвинул зольный ящик. Причём сделал он это с такой силой, что раздался противный металлический лязг, заставивший братьев вздрогнуть. Они тут же заозирались – не спешит ли на шум прислуга? Но вроде всё было тихо. Ни чьих шагов в коридоре не слышались. Разве что гость Грызня издал тихий смешок, но в ответ на укоризненный взгляд хозяина дома резко прекратил веселье.
– Я не насмехаюсь, Людвиг. Кому как не мне знать, насколько тебе тяжело с ними.
– Тяжело? – словно в удивлении переспросил Грызень и залпом осушил свой бокал коньяка. – Это моя ситуация с некромантией тяжёлая. С мальчиками она просто трагично безвыходная.
Сказав так, мужчина решительно подошёл к барному глобусу и по новой налил себе коньяк. Причём едва ли не до краев. После чего принялся нервно вышагивать перед камином из стороны в сторону. При этом он пил крепкий алкоголь так же, как обычно люди пьют разве что родниковую воду – крупными глотками. Сириус смотрел на это безобразие молча, но через некоторое время глубоко вздохнул и сказал.
– В целом, не знаю даже, что тебе посоветовать. Но мне кажется ты всё же сгущаешь краски.
– Сгущаю краски? О нет, Сириус. Совсем нет. Это не дети. Это чудовища! Или даже нет. Ни один монстр не сравнится с ними! Монстры ведут себя так потому, что они родились монстрами. А эти двое как будто поставили себе целью разрушить всю мою жизнь!
– Людвиг, ты мне это уже не один раз рассказывал.
– И ещё расскажу! – горячо воскликнул отчим. – Я этот трактат шесть лет писал. Шесть. Лет! Я годами проводил многоуровневые эксперименты и сразу записи делал. Во время моих странствий рукопись ни разу не крали на постоялых дворах, её не намочила ни одна капля дождя, я уберёг её даже от пламени дракона. Но всё, Сириус. Трактата больше нет. Ничего больше нет. От труда моей жизни не осталось ни одной страницы!
– Людвиг…
– А мой кристалл Азура? Я кропотливо выращивал его, не пропуская ни одного дня ритуала. И что? Он погиб. А ведь ему всего месяц оставался до зрелости. Четыре года работы обратились в прах за одну ночь.
– Скажу честно. Я бы не сдержался и убил этих мальчишек.
– Если бы не Мари, я бы так и сделал, – в гневе Грызень отшвырнул в сторону свой бокал и тот разбился вдребезги. Кажется, маг был порядком пьян и донельзя разъярён. – Я их ненавижу! Вот так бы этими руками каждого из них взял за шею и придушил. Прямо-таки как курей.
– Людвиг…
– Я их из нищеты вытащил. Одеты, обуты, едят вдоволь, образование получают. Но не дам себе соврать, собаку какую-либо паскудную манерам обучить проще! Стоит только из виду их потерять, как они уже на улице с беспризорниками бегают. Неблагодарное отребье! И как только донести до Мари, что ни в коем случае нельзя их за порог дома пускать? Она это мимо ушей пропускает, считая глупостью. А между тем, знаешь, что было на той неделе? Знаешь? Они за компанию с какими-то сорванцами в королевского гвардейца гнилыми овощами кидаться надумали. Хорошо, что помощница кухарки была неподалёку и вовремя их увела. Ты представляешь, какой мог разразиться скандал?
– Людвиг, – по новой вяло попытался вставить слово Сириус, и на этот раз у него как-то получилось продолжить свою речь. – От меня-то ты чего хочешь?
На некоторое время Грызень замер в молчании. Казалось, он вот-вот разведёт руками и признается, что ничего-то ему не надо. Выговориться просто. Однако внезапно лицо мага оживилось, и он воскликнул:
– Спаси меня! И в этом меня спаси! Тебя же в позапрошлом месяце директором королевского интерната назначили, так ты приди ко мне как-нибудь и донеси до моей жены, какие у неё талантливые сыновья. Забери ты их к себе, пожалуйста!
Судя по всему, собеседник Грызня впал в ступор. Ему только что столько хорошего о вероятных учениках порассказали, что он никак не мог связать прозвучавшую просьбу с реальностью. Но всё же быстро пришёл в себя и произнёс:
– Ты же знаешь, что они не подойдут. В интернат принимают, конечно, и сброд, и даже платы с него никакой за обучение не взимается. Но сброд талантливый.
– Если вопрос в деньгах, то я готов оплатить любые взносы и расходы. Забери ты их только! Я душу тебе за это отдать готов.
– Нет, Людвиг. Тут не в деньгах вопрос и душа мне твоя ни к чему. Чай я человек, а не демон. Поэтому постарайся уразуметь, чтобы в будущем тебя такая гиблая идея по новой не посетила. Посредственность, конечно, можно за деньги выучить. Но если магического дара нет, то кого и чему учить? Я же видел этих мальчиков год назад. Помню.
– Хочешь, я их разбужу? Погляди ещё разок. Внимательнее.
– Мне дважды смотреть не надо. Да ты и сам знаешь, нет в них ничего особенного. Младший ничего разве что, но вот старший вообще к нашему делу не пригоден. Поэтому в мою сторону даже не смотри. Я понимаю, как тебя в твоей ситуации привлекает моё право брать на обучение учеников из любых семейств. Но я не стану.
– Сириус…
– Это был раз! А два – вспомни, что интернат создан для талантливых детей, которым родители или опекуны не могут предоставить обучение самостоятельно. И согласись, было бы странно, чтобы преподаватель… прости, уже профессор Академии магических наук, не мог справиться с организацией домашнего обучения.
– Эх, Сириус, это смешно, но ведь я не справляюсь даже с тем, чтобы дать им обычное воспитание. Мне никак не совладать с этими двумя. И я просто представить себе боюсь, что будет, когда их станет трое.
– Не переживай, – добродушно усмехнулся мужчина. – Младенцы обычно только ревут, а не шкодничают. Так что к тому времени, когда твой ребёнок из милого малыша превратится в такого вот сорванца, эти двое значительно поумнеют.
– Твоими бы устами, – осенил себя знаком надежды маг.
Глава 3
Триста сорок седьмой год после завершения Войны Драконов. Раннее утро. Хоть и первоапрельское, но в меру тёплое. Улицы ещё не шумели, люди на них не толпились, и лишь где-то вдали угрюмо скулил пёс. Его вой пробирал до глубины души. В этом протяжном завывании слышались печаль и горечь, какие не каждому человеку за свою жизнь ощутить доведётся. Животное пело очень тяжёлую песню, выплёскивало с каждым звуком одному ему известную боль. И проснувшиеся из-за этого воя горожане тревожно открывали глаза, но не шевелились. Им казалось, что они слышат мелодию смерти. Им виделось, что если встать и подойти к окну, то великий король мёртвых увидит их и навсегда заберёт в свою мрачную обитель. Поэтому люди лежали и проклинали несчастную псину, что, быть может, всего-то порядком промокла и оголодала из-за их бессердечия.