Аромат волшебства. Книга вторая
Шрифт:
– Пожалуй, я бы всё равно промолчал, – подумав, сообщил Луиз Фуго. – У нас ведь нет ни толковой версии того, что происходит с милордом Верфайером, ни тем более доказательств, что всё это как-то связано со смертью его отца. Мы подозреваем, только подозреваем, что его пасынки похищены и его ими шантажируют. Есть вероятность, что лорд ван Отто покрывает это обстоятельство. Опять же, зачем? Он связан с шантажистами? Тогда почему дружба по-прежнему крепка? Не связан – тогда получается милорд Верфайер через него своих пасынков сам скрывает? Для чего, от шантажистов?
– Очень даже может быть.
– А ещё очень даже может быть, что мы зря ко всему этому милорда Верфайера Младшего примешиваем.
– Вот именно, – поднял палец Дональд Дэ Воррингтон. – Для его убийства существовало множество причин, но все они, обратите внимание, лежат в прошлом. Граф не просто ушёл с должности. С тех пор как его сын женился, Его сиятельство напрочь отказывался вникать в политические проблемы и ведь его никто не трогал, хотя Лоррендаум он посещал время от времени. Поэтому ищите изменившееся обстоятельство, господин Фуго, ищите. Мне всё равно, что дело официально закрыто, Тринадцатый вас подери!
Глава 7
Незаметно настало восемнадцатое июня. Дни ускользали как вода сквозь пальцы. Картины прошлого засыпал песок времени, он слой за слоем покрывал собой воспоминания так, словно хотел похоронить их. Словно хотел избавить людей от горечи помнить былое.
Увы, мечта забыться неосуществима. Невозможно избавиться от боли, покуда настоящее преподносит одну тяготу за другой. И потому маленький Витенька в этот день едва переставлял ноги да время от времени не мог сдержаться от жалобного всхлипа. Правда причина была уже другой, нежели собственное одиночество. Сегодня мальчишечке довелось застрять в дымоходе и теперь у него не только всё тело болело, его страх никак не отпускал.
Если же озвучить подробности несчастного случая, то он произошёл из-за того, что мальчик решил побыстрее спуститься. Поджал немного колени к груди и заскользил вниз. Вот только труба, оказывается, сужалась. Так-то ничего, но в результате быстрого спуска Витёк в ней плотно застрял, как пробка в бутылочном горлышке. Пришлось Семёну Михалычу снизу его шомполом вверх подталкивать и делал он это не очень-то аккуратно. Хотя, может потому Витенька и выкарабкался. А там мастер отнюдь не утешил вусмерть перепугавшегося ученика ласковыми словами. Нет, он отругал мальчика на чём свет стоит и отправил обратно в дымоход продолжать чистку. И ох, как малыш слёзы горючие лил, возразить не смея. Прижимал к себе порой израненные ручонки, но тёр и тёр всё кладку, пока копоти на ней совсем не осталось. А хозяйка дома даже спасибо ему за это не сказала. Деньги мастеру, ворча под нос, вручила и за порог обоих трубочистов выставила. Вот и пошли они, неприкаянные, снова по улице клиентуру искать. Оба чёрные настолько, что все прохожие от них шарахались в разные стороны. Кому ж охота в саже изгваздаться? А некоторые деревенские даже защитным знаком себя осеняли, так как кроме глаз места живого от сажи на Витьке не было. Ощущение, словно он из преисподней Тринадцатого выкарабкался.
– Ай!
Это Витёк пискляво взвизгнул, так как мастер-трубочист ему ни за что ни про что подзатыльник отвесил.
– Шустрее ногами перебирай, отродье! – требовательно прикрикнул Семён Михалыч. Ему не понравилось, что малыш вдруг застыл и на что-то там уставился.
Мальчик послушно двинулся вслед за мастером и даже голову пониже опустил. Он боялся, что увиденный им Грызень его узнает. Боялся и одновременно желал этого.
«Нет, где ему понять, что я это я? Я чёрный, грязный. Да и не нужен ему совсем. Ни капелюшечки не нужен, – горько сжималось в груди маленькое сердечко. – Вон он, весь при параде и с девкой какою-то. Совсем про нас и мамку забыл».
Они прошли мимо друг друга. При этом Витька не сдержался и всё же исподтишка взглянул на отчима, одетого в чёрный солидный костюм и вычурную шляпу-цилиндр. Но тот его взгляда, казалось, не заметил. Грызень как раз повернул голову в сторону своей спутницы. А она красивая была, только одета непривычно по-мужски. Но что с того наряда? Видно, что этим двоим хорошо вместе и нисколько они о нём, сироте, думать не думают.
Витенька понял, что вот-вот расплачется в голос. Так больно ему вдруг сделалось, что прямо-таки не вздохнуть! Куда как больнее, чем в дымоходе оказалось. Всё в груди защемило. Глаза заслезились! И из-за этого мальчик вдруг о булыжник споткнулся. До крови босую ногу разбил.
– Вот же разиня! – успев ухватить его под локоть, тут же ругнулся Семён Михалыч и новый подзатыльник Витьке отвесил. Куда как больнее предыдущего.
***
Они встретились совершенно случайно и, пожалуй, не будь мисс Вера одета в мужской костюм, Людвиг бы её не узнал. Внешностью девушка обладала заурядной, кроме тяжёлого взгляда и горделиво вздёрнутого подбородка ничего примечательного в ней не было. Однако пройти мимо парковой скамейки, где она сидела в полном одиночестве, и не поздороваться показалось магу не самым вежливым поступком. Так что он вынужденно приподнял край цилиндра и сказал слова приветствия.
Мисс Вера сперва непонимающе поглядела на него. Судя по всему, сыграл роль новый опрятный костюм. В элегантном прохожем девушка недавнего спасителя воришки не признала, но затем в её глазах засветилось понимание и… искренняя тревога. По одежде Людвига теперь было отчётливо видно, что он в трауре, так что она резко спала с лица и с ярко выраженным ужасом в голосе произнесла.
– Благие Двенадцать. Мистер Вишневский, да неужели ваши мальчики всё же погибли?
Мисс Вера захлопнула толстую тетрадь, что держала в руках, и с беспокойством подошла ближе. Она была очень взволнована, вот и поступила так. И из-за этого встреча молодых людей на одном приветствии не закончилась.
– Ох, мисс, надеюсь, что нет.
– Но ваш… ваш костюм.
– Я в трауре по жене и отцу. Моя супруга умерла двадцать девятого мая, а он… совсем недавно.
Слова давались нелегко. Как бы ни облегчило мысли Людвига пребывание в семейной часовне, его сердце всё равно болезненно сжималось от осознания, что всё. Всё кончилось. Та, что он так сильно любил, больше никогда ему не улыбнётся, никогда не скажет ни единого слова, не прикоснётся к нему. Мари стала воспоминанием, к которому настолько приятно возвращаться, что хочется забыть про серую реальность.
Однако она ушла. И теперь он вынужден учиться жить без неё. Вынужден учиться жить без заботы отца.
Один. Он остался один. Без них…
Неприятный комок подступил к горлу.
– Простите и примите мои соболезнования, – смутилась мисс Вера настолько, что покраснела от стыда.
Со стороны она видела, что неосознанно причинила своими словами боль и в результате испытала глубокое чувство вины, позволившее ей вмиг забыть про недовольство своей первой встречей с Людвигом. Девушка даже тихо призналась.