Арсен Люпен против Херлока Шолмса

Леблан Морис

— И никто о нем не знал?

— Никто.

— Кроме, разумеется, вора, — заметил Шолмс. — Иначе он не взял бы на себя труд похищать еврейскую лампу.

— Конечно. Но как он мог об этом узнать, ведь мы и сами обнаружили совершенно случайно секретный механизм в лампе.

— Так же случайно мог узнать об этом и кто-либо еще, например слуга… или друг дома… Однако продолжим: вы вызвали полицию?

— Естественно. Следователь провел расследование. Каждый из репортеров больших газет, занимающихся криминальной хроникой, провел свое следствие. Но, как я вам уже говорил, непохоже, чтобы загадка эта имела шансы когда-нибудь быть разгаданной.

Шолмс встал, подошел к окну, осмотрел переплет, галерею, ограду, с лупой исследовал две царапины на камне и попросил господина д'Имблеваля проводить его в сад.

Там Шолмс как ни в чем не бывало уселся в плетеное кресло и мечтательным взглядом уставился на крышу дома. Потом, вскочив, вдруг направился к двум деревянным ящичкам, которыми, чтобы сохранить следы, накрыли два углубления под галереей, оставленные ножками лестницы. Он приподнял ящики, встал на колени и, весь изогнувшись, чуть было не зарывшись носом в землю, стал вглядываться, что-то обмерять. Затем то же самое проделал и возле решетки сада, только там это заняло меньше времени.

На этом осмотр закончился.

Оба вернулись в будуар, где их ждала госпожа д'Имблеваль.

Шолмс еще некоторое время помолчал, а затем произнес такие слова:

— С самого начала вашего рассказа, господин барон, я был удивлен видимой простотой совершенной кражи. Приставили лестницу, распилили переплет, выбрали вещь и ушли. Нет, так обычно эти дела не происходят. У вас все слишком ясно, четко.

— Это значит…

— Это значит, что кража еврейской лампы совершалась под руководством Арсена Люпена.

— Арсена Люпена? — удивился барон.

— Но сам он в ней не участвовал, в особняк даже никто не влезал. Лампу, возможно, взял слуга, спустившийся с мансарды на галерею по водосточной трубе, которую я заметил из сада.

— Но как вы это можете доказать?

— Арсен Люпен не ушел бы из будуара с пустыми руками.

— С пустыми руками? А лампа?

— Это не помешало бы ему прихватить еще и ту табакерку с бриллиантами или вот это колье из старинных опалов. Достаточно было бы протянуть руку. И если он этого не сделал, значит, он не видел этих вещей.

— Но обнаруженные следы?

— Фарс! Инсценировка, чтобы отвести подозрения!

— А царапины на балюстраде?

— Тоже ложные! Их сделали наждачной бумагой. Смотрите, вот ее частицы, которые я там собрал.

— А ямки от ножек лестницы?

— Просто шутка! Посмотрите на прямоугольные углубления под галереей и сравните их с теми, что возле решетки. По форме они одинаковы, но здесь выемки идут параллельно, а там — нет. Измерьте расстояние между ними, оно тоже неодинаково. Под галереей одна ямка отстоит от другой на 23 сантиметра. А возле решетки между ними целых 28 сантиметров.

— И каковы же ваши выводы?

— Я считаю, поскольку форма их идентична, то все четыре углубления были проделаны одним и тем же подходящим по форме куском дерева.

— Самым лучшим аргументом был бы этот самый кусок дерева.

— Вот он, — ответил Шолмс, — я подобрал его в саду, под кадкой с лавром.

Барону пришлось признать его правоту. Не прошло и сорока минут с тех пор, как англичанин переступил порог этого дома, а от всего, что считалось бесспорным и зиждилось на очевидных фактах, уже ничего не осталось. Начала вырисовываться истина, совсем другая истина, основанная на чем-то гораздо более весомом, а именно, на рассуждениях Херлока Шолмса.

— Обвинение, которое вы выдвигаете против нашего персонала, весьма серьезно, месье, — сказала баронесса. — Те, кто живет здесь, служат в нашей семье уже давно. Никто из них не способен на предательство.

— Если никто из них вас не предал, то как объяснить, каким образом я получил одновременно с вашим еще и это письмо?

И он протянул баронессе письмо Арсена Люпена.

Казалось, мадам д'Имблеваль была поражена.

— Арсен Люпен? Как он узнал?

— Вы никому не говорили о своем письме?

— Никому, — ответил барон. — Эта мысль как-то вдруг пришла нам в голову, когда мы сидели за столом.

— А слуги при этом были?

— Нет, только двое наших детей. И еще… нет, Софи и Анриетта уже вышли из-за стола, не так ли, Сюзанна?

Мадам д'Имблеваль, подумав, подтвердила:

— Верно, они пошли к мадемуазель.

— Мадемуазель? — заинтересовался Шолмс.

— Их гувернантка, мадемуазель Алиса Демен.

— Эта особа не обедает вместе с вами?

— Нет, ей подают в комнату.

Вильсона вдруг осенило:

— Ведь ваше письмо к моему другу Херлоку Шолмсу надо еще было отнести на почту.

— Разумеется.

— И кто его туда отнес?

— Мой камердинер, Доминик, он служит у нас вот уже двадцать лет. Уверяю вас, все поиски в этом направлении окажутся напрасной тратой времени.

— Когда человек ищет, он никак не может потерять время, — наставительно заметил Вильсон.

На этом предварительное следствие закончилось. Шолмс попросил разрешения удалиться.

Часом позже, за ужином он впервые увидел детей д'Имблеваля, Софи и Анриетту, двух хорошеньких девочек восьми и шести лет. За столом говорили мало. На все любезности барона и его жены Шолмс отвечал с таким сердитым видом, что они сочли за лучшее помолчать. Подали кофе. Проглотив содержимое своей чашки, Шолмс поднялся.

В эту минуту вошедший в комнату слуга принес адресованное Шолмсу сообщение, переданное по телефону. Раскрыв листок бумаги, сыщик прочитал:

«Примите мои горячие поздравления. Результаты, которых вы добились за столь короткое время, просто поразительны. Я в растерянности.

Арсен Люпен».