Артековский закал
Шрифт:
— Ребята! В вашем лагере есть музыканты?
— Как не быть — есть!
— Хорошие?
— Ну, как вам сказать…
— На струнных инструментах умеют играть?
Я насторожился:
— А у вас что, есть такие инструменты?
— В том и дело, что у меня в кладовой лежит струнный инструмент, и струны целые, а играть некому.
Ребят это обрадовало.
— Можно на них посмотреть?
— Да не только посмотреть, но и поиграть можно.
Признаться, я очень соскучился по струнному оркестру, ведь почти два года не играл на таких инструментах после отбытия в Артек. Нас повели в кладовую. На стене ровными рядами висели балалайки, мандолины, гитары, внизу стояли басы, ударные инструменты.
— Какие-то дикие звуки! — проронил Саша Илица.
— Подожди, Саша, сейчас я их приведу в порядок, — я начал настраивать балалайку. Потом заиграл «Коробейники», украинскую «Ноченьку».
— Это совсем другое дело! — одобрили ребята.
— А на том вон пузатом инструменте ты сможешь?
Настроил мандолину, нашёл что-то похожее на медиатор и заиграл «Три танкиста».
— Эта штуковина будто сама поёт!
— А на гитаре умеешь?
— Конечно.
Пришлось объяснить ребятам, что дома играл в школьном струнном оркестре, на балалайке отец научил играть ещё в дошкольном возрасте. У ребят созрел план: попросить в клубе инструменты для Артека и создать свой оркестр.
Посоветовались с заведующим:
— Для пользования я могу разрешить, но чтобы инструменты даром не висели!
Ребята вопросительно смотрели на меня: как мол, будем играть?
— Научить вас играть, ребята, я обещаю, но для этого нужно время.
— Как долго? За неделю-две научишь?
— Возможно за два-три месяца.
На очередном заседании совета лагеря я рассказал о возможности иметь свой оркестр. Меня поддержали, согласовали этот вопрос с администрацией и вскоре инструменты были у нас. Охотников записаться в оркестр было больше, чем нужно. На первых занятиях на каждый инструмент было по два-три претендента. Но потом всё утряслось само собой. Сложился постоянный состав оркестрантов, случайные отсеялись, и мы начали регулярно заниматься — ежедневно по часу, иногда немного дольше. Обучение двигалось трудновато, каждому приходилось начинать с азов — осваивать технику простейших аккордов. Надёжным помощником был Боря Макалец: он помогал настраивать инструмент, показывал технику игры на мандолине, и за ним пришлось закрепить этот инструмент. На балалайках учились играть Игорь Сталевский, Володя Аас, Муля, Саша Илица, на гитарах — девочки: Эля Карахтанова, Нина Иванова, Маша Гусева, на басе играл Левин. Я с Борей чередовал игру на баяне и мандолине. Первые занятия проходили в присутствии многих «вольных слушателей», потом им, видимо, надоели блуждающие звуки и они стали убегать не только из палаты, но и, вообще, из корпуса на улицу, и лишь потом, когда ребята немного освоили технику игры, к нашему оркестру стали прислушиваться.
Аккорды имели у нас условные названия: «единица» — это соль минор, а на гитаре — это до минор, «два» на балалайке — соль мажор и соответственно на гитаре — до мажор, «три» — ля мажор и ре мажор и т. д. Были и такие ещё названия аккордов: «кольцо», «пусто», «минор».
Сначала на всех инструментах ребята научились исполнять аккорды, а потом руководитель только называл их, а музыканты исполняли, а позже стали определять сами. Учились играть преимущественно народные песни и танцы: «Гопак», «Светит месяц», «Коробейники», «Лявониху», «Ноченьку», разные польки, вальсы, а потом стали обогащать свой репертуар песнями советских композиторов. Играли «Катюшу» Блантера, «В землянке» Листова, «Москва майская» да марш из кинофильма «Весёлые ребята» Дунаевского и другие.
— А вы знаете, ребята, — обратился я как-то к оркестрантам, — что композитор Дунаевский — мой земляк?
— Почему он твой? Разве ты москвич? Ведь Дунаевский живёт в Москве.
— Правильно, он живёт в столице, но родился и жил до революции в городе Лохвице на Полтащине, — доказывал я друзьям.
— А ты разве оттуда — из Лохвицы?
— Не из города, а из района, оттуда и в Артек прибыл.
— А как Дунаевский попал в Москву?
— Ну, это уже совсем другой вопрос, есть ведь пословица на этот счёт: «Все дороги ведут в Москву!» Всех подробностей его биографии я не знаю, и когда он стал москвичом — не скажу, но главное для меня то, что он — мой земляк!
— Повезло же тебе иметь такого известного земляка!
— Там у вас, наверное, все музыканты?
— А что вы думаете, — в нашем районе почти в каждой школе был струнный оркестр. Почти ежегодно на районном смотре мы занимали первое место, — хвастался я.
— А мой земляк — Григорий Иванович Котовский! — отозвался Миша Еремия из Молдавии.
— А мой — Амальгельды Иманов! — в тон ему продолжал Алёша Култыгаев.
— А мой земляк — Янка Купала! — отозвался Яша Олесюк.
Москвичи заулыбались, зашумели:
— У нас столько известных земляков, что трудно перечесть!
— Народ выдвигает выдающихся людей, а наш народ — великий народ, отсюда и известных много. Закономерное явление, — подытожил разговор Дорохин. — Вот вы собрались со всех концов нашей Родины, и каждый по праву гордится своим народом, своими земляками — известными и малоизвестными, а все они — наши общие земляки: советские учёные, писатели, полководцы, композиторы.
Володя ещё долго рассказывал о национальном величии наших народов, об интернациональном единстве наших национальных культур, а потом незаметно перевёл разговор к сегодняшним событиям на фронте.
— Под Сталинградом сейчас наступил великий перелом, наши войска уничтожают окружённую группировку немецко-фашистских войск! А весной, по-видимому, начнётся великое наступление советских войск на всех фронтах!
— А где об этом сообщалось?
— Никто нигде об этом не сообщал, но это можно понять каждому, если внимательно проанализировать события на фронте.
— Возможно, к лету и война закончится?
— Нет, я бы не сказал — об этом судить трудно, ребята, но мы все убеждены в нашей победе!
— Мы с самого начала войны были убеждены!
…На новогоднем празднике струнный оркестр впервые выступил на концерте и сразу завоевал симпатии зрителей. А потом не проходило ни одного концерта без его участия. Репертуар наш постепенно обогащался, но музыканты, конечно, понимали, что до профессионалов им ещё далеко и поэтому упорно работали над улучшением исполнительского мастерства.
На вечерней линейке после сдачи рапортов Гурий Григорьевич объявил:
— Завтра, в субботу, к нам прибывает делегация курсантов военного училища из Бийска. Крайком партии порекомендовал им посетить не детский дом, а наш Артек, как показательное детское заведение. Для нас это, конечно, — большая честь! Мы должны быть готовы к их встрече. Все должны осмотреть свои костюмы, чтобы внешний вид был не хуже, чем у гостей!
Ребята улыбнулись. Ястребов обратился к вожатой Тосе Сидоровой:
— Что у нас подготовлено из художественной самодеятельности?
— Есть хорошие песни, несколько танцев, вокальное соло у Миши Цуркану, дуэты у эстонских девочек. Есть струнный оркестр! — она вопросительно посмотрела на меня — я утвердительно качнул головой.
Курсанты приехали после обеда. Их было около тридцати человек, все на лыжах, в военных телогрейках, немного уставшие, но бодрые, с раскрасневшимися лицами. Они с любопытством рассматривали артековцев, которые выходили из столовой. Старший группы о чём-то перемолвился с Дорохиным и курсанты пошли в столовую.