Арвендейл. Император людей
Шрифт:
— Ну что ж, дорогая, по-моему, самое время навестить твоего бывшего любовника.
— О-о-о, господин, вы даже не представляете, как я мечтаю заглянуть ему в глаза.
В приглушенном голосе женщины чувствовалась такая клокочущая ненависть, что герцог Эгмонтёр едва не отшатнулся, но его губы растянулись в легкой улыбке. Что ж, это хорошо. Если эта сучка не сможет сдержать свою ненависть, то, скорее всего, именно она первой подставится под удар того, который не только считался, но и действительно был сильнейшим магом империи людей. А это лишний шанс для него самого…
На дорожке, ведущей от лестницы к калитке, послышался дробный грохот каблуков. Герцог нахмурился. Если их обнаружат сейчас, то все его планы могут пойти прахом. Сражаться со всей дворцовой охраной ему совсем не улыбалось.
— Не волнуйтесь, господин, — раздался над ухом голос Беневьера, — их всего трое. Мы их легко нейтрализуем. Только не могли бы вы пока
Герцог повернул голову, окинул взглядом Беневьера, уже натянувшего на себя шлем, кирасу и плащ покойного капитана, одобрительно кивнул и сделал шаг в сторону, уходя в глубокую тень кустарника. Беневьер расправил плащ и, повернувшись спиной к приближающемуся сержанту Илдису и двум караульным (еще одного сержант Илдис предусмотрительно захватил с собой, предполагая, что дежурный по караулам вряд ли захочет оставлять на посту часового, которого он застал за грубейшим нарушением устава), принялся медленно похлопывать перчаткой, зажатой в одной руке, по ладони другой.
Сержант Илдис заметил фигуру капитана сразу же за последним поворотом дорожки, выложенной каменной плиткой. Капитан был явно сердит, поскольку стоял к ним спиной и раздраженно шлепал перчаткой по ладони. Оценив это, сержант, который после лестницы перешел на быстрый шаг, подтянул пояс с палашом, съехавший с его объемистого живота, и припустил бегом, тяжело переваливаясь на коротких толстеньких ножках. Пусть капитан видит, как сержант торопится исполнить его повеление, авось немного умерит пыл. Уж сержант Илдис знает, как потрафить этим гордецам — гвардейским офицерам, чай, не первый год служит, всего повидал и не таких орлов видывал… Закончить свою мысль сержант не успел. Ибо едва только они пересекли полосу кустов, кроны которых были причудливо пострижены то в виде гигантских цветов — роз, лилий и рододендронов, то в виде зверей или птиц, и в сознании сержанта мелькнула мысль, что кроны ближайших какие-то неправильные, как именно от этих неправильных кустов к ним метнулись три стремительные тени и… наступила тьма.
— Все спокойно, господин.
Эгмонтер согласно кивнул и огляделся.
— Туда.
Выросший рядом гигант джериец, только что оттащивший тело сержанта за шпалеру кустов, согласно кивнул и, пригнувшись, махнул рукой. Спустя мгновение тени исчезли.
— Беневьер, — герцог одобрительно улыбнулся, — ты хорошо придумал. Иди за ними. Там пост у дверей. Мы должны снять его бесшумно…
Императору сегодня не спалось. Опять мучили боли. Он понимал, что жить ему осталось недолго, самое большее несколько лет. Но, возможно, это и к лучшему. Потому что император собирался сам определить как время и место своей кончины, так и то, кто будет его преемником. Как сильный, даже, скажем так, очень сильный маг, он ощущал, что на империю надвигается что-то страшное. Время еще было. Но его оставалось немного. И поэтому, как истинный владетель, он не мог допустить, чтобы в это предстоящее тяжкое испытание Империя людей вошла во главе с правителем, день ото дня теряющим силы и волю к борьбе. О, если бы он знал все то, что знает сейчас, в тот момент, когда вступил в борьбу за корону… Он бы бежал от нее, как темная тварь от отблеска Святого Света. Но он взвалил на себя это бремя и теперь обязан с достоинством нести его до самого последнего дня. Который был уже не за горами. Ибо император твердо решил закончить свои дни несколько раньше, чем позволили бы ему телесные силы. Потому что корону должен получить достойнейший — полный сил и имеющий волю справиться с той пока еще неясной опасностью, которая должна была вскоре обрушиться на империю. И император считал, что наконец-то нашел этого достойнейшего. Того, кто сумел пройти самые суровые испытания, которые обрушили на него судьба и боги. Так что теперь осталось дождаться, когда он вернется из своего триумфального похода. И… вручить ему корону империи. Он не сомневался, что его решение вызовет среди пэров империи большое смятение. Но самые мудрые — Лагар, Илмер, Агилура, Шоггир и некоторые другие… они поймут. Поймут и станут опорой новому императору. А остальные ничего не смогут сделать. Получить корону империи, освободившуюся в результате ритуала Ухода, может только тот, кому она предназначается. Никому другому не овладеть ее силой.
Но сегодня беспокойство охватило императора с новой силой. Он пытался утешить себя тем, что это все боли. А совсем скоро он избавит себя от любых страданий. Но что-то мучило его этим вечером. Что-то, что не давало уснуть.
Вконец измучившись, император встал и, закутавшись в плед, двинулся к выходу из спальни.
Выйдя в холл, он почувствовал, как от входных дверей явственно веет холодом. Император замер. Он намеревался дойти до небольшой личной столовой, где на горячей жаровне стоял кувшин с грогом, но сейчас, похоже, его внимание требовалось в другом месте. Это ощущение холода появлялось у императора
Император находился еще в шести шагах от дверей, когда они распахнулись и внутрь ворвались стремительные тени. Атаку немного задержала огненная ловушка. Первые две мгновенно вспыхнули и рассыпались черным жирным пеплом, но решимость остальных это ничуть не снизило. Ибо следующие просто перепрыгнули мозаичный рисунок, включавший ловушку, и устремились к императору. Тот вскинул руку, одним движением и зажигая светильники, и устанавливая полог, хотя и не сумевший полностью остановить столь массивных нападавших, но сильно замедливший их движение, и, развернувшись, бросился в спальню, кляня себя за бестолковость. Ну надо же было додуматься — так далеко отойти от короны! Впрочем, пока все складывалось не так уж плохо. Нападавшие завязли в пологе как мухи в варенье, а когда он наденет корону, то даже в десять раз большее число не будет представлять для него никакой опасности. Император даже успел сделать три шага, но тут огромный джериец, взревев, отчаянным рывком сумел слегка ослабить путы полога и в падении дотянулся до края пледа, вцепившись в него пальцами. Император дернулся, затем сбросил плед с плеч, пытаясь освободиться, но пальцы джерийца вместе с пледом захватили и материю ночной рубашки императора. А спустя мгновение рука джерийца сомкнулась уже на его запястье… Когда император очнулся, он обнаружил, что его глаза смотрят на расписной плафон, расположенный в центре потолка его собственной спальни. Император попытался пошевелить рукой или ногой, но это не удалось. Постепенно возвращались остальные ощущения… Император почувствовал, что он наг и лежит на голом каменном полу. Тонкий джерийский ковер был снят и небрежно отброшен в угол. Император повернул голову. Дверь, ведущая из спальни в большой холл, так и осталась раскрытой, и снаружи, из-за входной двери, слышались возбужденные крики, а в саму наружную дверь мерно били чем-то тяжелым. Справа послышалось цоканье каблучков, слишком легкое и частое, чтобы принадлежать мужчине, а в следующее мгновение император почувствовал, как небольшая женская ручка хватает его за волосы и рывком разворачивает к себе.
— Ну что ж, привет, любовничек!
Император несколько мгновений пытался сфокусировать взгляд, а затем лицо его вытянулось, а губы прошептали:
— Эпилента!
— Да! — Женщина так рванула волосы, что император не выдержал и застонал. — Да, это я. Та, у которой ты отобрал все, что принадлежало ей по праву рождения. И теперь я собираюсь… — Договорить она, однако, не успела, потому что сбоку послышался еще один голос, также показавшийся императору знакомым.
— Нилера, у нас мало времени!
— Подожди, Эгмонтер. Ты обещал мне, что я смогу позабавиться с ним.
— Да, но если я не успею закончить ритуал, прежде чем его гвардейцы ворвутся внутрь, мы все попадем в лапы Лагара. Ты готова рискнуть этим ради нескольких минут удовольствия?
Эпиле… вернее, Нилера несколько мгновений боролась с искушением, но затем смачно плюнула императору в лицо и швырнула его голову на пол.
— О темные боги, что бы я хотела сделать с тобой! Ну да ладно, удовлетворюсь тем, как ты будешь корчиться в руках моего господина.
Император напрягся, попытавшись приподняться, и обнаружил, что не может оторвать от пола ни рук, ни ног. И, что более важно, не способен воспользоваться ни единым заклинанием. Он скосил глаза. Его ладони, лодыжки и тело в районе паха оказались вымазаны чем-то черным, выглядевшим, будто растопленная смола. Но это явно была не смола. Это было что-то такое, что, кроме всего прочего, снимает боль. Потому что все эти части его тела были пришпилены к полу какими-то очень острыми предметами, напоминавшими осколки камня. Черного, блестящего камня, похожего на застывшие языки Темного пламени.
— Не волнуйся, Нилера, — вновь послышался голос герцога Эгмонтера, — ты сможешь в полной мере насладиться местью. Для правильного течения ритуала нужно, чтобы в его теле не осталось ни одной целой кости. Так что вот, возьми и приступай. Только не трогай череп и позвоночник. Ты можешь убить его, а когда мы перейдем к заключительной части, он должен быть еще жив.
— А-а-а! — радостно возопил женский голос, и в следующее мгновение на пальцы императора обрушился тяжелый удар, пронзивший все его тело острой болью. И сразу же вслед за этим еще один, потом еще, а затем он вообще потерял сознание…