Асгард — город богов
Шрифт:
— Нет. Ещё вопрос: если души — это люди с телом, то что остаётся на земле?
— Остаётся тело. Но душ у человека не одна, а три, одна из них — копия человека, внешне, конечно. Древние египтяне это хорошо знали, потому и бальзамировали тела фараонов и не только фараонов, чтобы эта улетающая душа вернулась к своему владельцу.
— Обычное дело! — вставил Витя словцо.
— А ещё кто видел этот тоннель?
— Многие. Потому что возвращались оттуда, как я. Он даже в пословицу вошёл и очень давно. Тот свет как маков цвет. Это старинная русская пословица. Учёным невдомёк, что
— Свет! И правда — именно свет, хотя должна быть тёмная могила, и всё, ничего больше. А эффект Черенкова? Это ведь известно?
— Можно считать, что неизвестно. Наблюдали электроны. Ни о чем другом и не думали. Да и кто может знать, что Черенков открыл дорогу на тот свет? Говорю об этом, откровенно упрощая.
— Душа и электрон. Как странно! Душа ведь похожа па самого человека. И вдруг — электрон! Тоже неясно.
— Душа лёгкая. В самом деле чуть тяжелее электрона. Она полупрозрачная, что ли. Как пунш «Северное сияние» в нашем баре.
— Левитатор изволит шутить, устал, что ли, отвечать на вопросы?
— Нет, не устал. Просто боюсь более сложных вопросов.
— Хорошо, не будем!
— Нет, будем! А если это левитатор только с нами так говорит, а сможет ли говорить об этом с учёными, с настоящими? Ну?
— Сможет. Нужно все написать на их языке, со ссылками, с цитатами. Нудная работа. Но дальше оттягивать некуда, вернусь в Москву, придётся отключить телефон и горбиться над столом.
— А если я позвоню? — сказала Ира.
— А если я? — сказала тут же Оля.
— Я услышу. Даже при отключённом телефоне.
— Как это?
— Так. Приобрёл такую способность после того, как побывал в тоннеле.
— Розыгрыш?
— Наполовину. Иногда действительно слышу.
— Если звонят с той стороны тоннеля, — добавил Витя.
— Да, мальчики, с вами не соскучишься!
— Лично я мальчиком стал недавно, — сказал Витя.
— Ну да, здесь, с нами, — произнесла нараспев Оля. — Рад?
— Ещё бы!
— И этот тоже рад, мальчик… — Ира фамильярно запустила свои длинные красивые наманикюренные пальцы и мою посветлевшую и даже выгоревшую на солнце шевелюру и ласково потаскала меня за волосы, потом запустила и вторую руку, подтянулась на обеих руках, согнула ноги в коленях и повисла на мне.
— Пойдём, а то здесь прохожие, — сказала Оля.
— Я согласна идти только так, — ответила Ира. — И никак иначе.
— В тоннеле ему тоже было неплохо, — меланхолично заметил Витя.
— Ахмет!..
— Удочки!..
Я сгрёб товар в охапку…
…Кто бы подумал, что с вязанкой удочек на плече я увижу в свой последний день здесь нищую норну Галю, женщину-бомжа. И она будет идти по набережной быстрой походкой, с заплечной сумкой, идти так стремительно, словно ей открылось то, чего не знают другие.
ПРОЩАЙ, НАБЕРЕЖНАЯ МАХОЛЁТОВ
Добираемся до Симферополя, я показываю Вите Неаполь скифский, преобразованный в водокачку любознательными предприимчивыми потомками. Базар. Черешня, немного клубники — все, пора!
В самолёте — происшествие. Оно внутреннее, невидимое другим пассажирам. Такое уже было однажды со мной. Я почти задремал, но из головы моей не выходила та самая задача о пространстве с его измерениями. Я знал, что эфир — не миф, что он, служит средой для распространения колебаний, волн. Фотон — это возбуждённый участок эфира, или пространства, передающий возбуждение дальше. Я знал, что частицы, и электроны в том числе, прогибают наше пространство, искривляют его. Электроны образуют лунки, а вместе с ядрами атомов создают настоящие узоры. Когда электрон освобождает лунку — она и возбуждает эфир, как мембрана.
И так далее. Такое бесследно не проходит. Не удивительно, что от одной картины возбуждения пространства этими лунками я захотел спать. Уже на грани сна я припомнил светящиеся объекты, наверное, похожие на электронные лунки. О них сейчас пишут в газетах, но никто ничего не понимает. У меня нет оригинальной точки зрения на происхождение этих объектов, и я согласен с инопланетной версией. И опять, как давным-давно, я вздрогнул, потому что одновременно с мыслью о светящихся шарах и летающих блюдцах я мысленно увидел круглый белый экран. Я рассматривал его, не открывая глаз. Он был как воображаемый. Но это не так, не так! Я знал: На этом экране я видел человека. Плечи. Голова. Шея, артерия пульсирует едва заметно. Тёмные сосуды, кости, мозг. И это был я сам.
Как рентген. Дремота исчезла. Но я и не бодрствовал в точном значении этого слова. Состояние неуправляемости, что ли, когда нельзя пошевелить ни рукой, ни ногой, нельзя даже открыть глаза. Но все понятно.
За мной наблюдали. Экран — поле этого наблюдения. Вот куда я угодил после неосторожных воспоминаний о летающих объектах. Я захотел увидеть один из них. И тотчас по экрану пробежали россыпью искры. Он потемнел. Я открыл глаза. На стекле иллюминатора я увидел объект. Шарик. И лепестки, тоже светящиеся. Как цветок.
Когда-то я не знал назначения этих лепестков. Говорил о них с Феликсом Зигелем, знавшим о посадках объектов, в том числе под Москвой, в Шараповой Охоте. Там он нащупал эти лепестки с помощью рамки. Лозоходцы обнаруживают их на местах посадки, хотя они невидимы. Круг — как круг ведьм из средневековых сказаний. И лепестки. Круг иногда виден — примята или выжжена трава. Так вот шарик совершил посадку на стекло иллюминатора! И все было по-настоящему — и круг, и лепестки. Он полз, пока я приветствовал его посадку. Сполз к краю иллюминатора и пропал. Но я успел загадать желание. Это моё открытие
— загадывать, что хочешь, если рядом привидение или объект.
В полудрёме я думал, как несправедливы слова о наивности древних египтян, знавших о загробном существовании. И какими глубокими казались мне теперь их представления о душе, даже о трех душах — Ах, Ба и Ка. То есть именно то, что вызывало и вызывает насмешки. Буду искренен: я не мог рассказать все Ире и Оле. Не потому, что дал священную клятву хранить тайны египетских пирамид. А потому, что сложно и трудно объяснить, что такое Ах, что такое Ба и как представить сущность Ка. Нет данных. Никто не может рассказать об этом. Я подозревал, что все написанное на эту тему имеет мало общего с действительностью, да и с загробным миром тоже.