Ашната
Шрифт:
Ашната отключила телефон. Несколько дней она не будет на него даже смотреть. Все. Кончено. Разум победил. Спасибо разуму. Те так часто людям удается спастись от укуса ядовитого змея, который сладостно поёт и сладко пахнет. За кажущейся безобидностью скрывается настоящий огненный дракон со множеством голов: самая длинная – ложь, по бокам две короткие – предательство и наглость, а та маленькая слева – жалость, на которую способна купиться неопытная душа человека с преданными глазами. Самое большее, что мог вызывать такой человек – именно жалость. Пустая, ничем не наполненная жалость к ничтожному существу, всю жизнь бесцеремонно калечащего чужие судьбы. Более стойкие не ломаясь, уходили сразу, послабее, какое-то время лишенные кислорода, еще бились в предсмертной агонии, оклемавшись, вставали и уходили тоже. Но Ашната была другая. Её кожа была такой тонкой, почти прозрачной, что казалось, светится. То, что может сломить человека, Ашнату бы убило.
– Ваш кофе, господин, – стюардесса наклонилась над столиком Александра с чашечкой в руках.
– Благодарю, – смотря в газету, машинально поблагодарил он. На миг мужчина оторвался от хрустящей газеты и посмотрел на лицо с тонкими чертами лица. Миловидная девушка стояла рядом и улыбалась. Опять эти хищные глаза. Как много их: голубые, карие, зелёные, серые… Такие одинаковые. Безжизненные. Пустые. Смотря в её ястребиные глаза, он задумался.
– Что-то еще желаете, господин? – она стояла как статуэтка, готовая раздеться в любую минуту.
Воистину, мир странно утроен. Она без стыда жадно раздевала его глазами. Неужели она забыла о том, что девушка? Осталось в ней хоть немного женственности, или порочность поглотила её молодость, не оставив ни единой надежды на спасение? Посмотрев на неё, глазами он показал, что она может быть свободна, но уходить девушка не спешила. Подойдя к нему, так же мило улыбаясь, она чувственно приоткрыла рот и сказала:
– Как только понадоблюсь Вам, нажмите кнопку. Буду рада быть полезной.
Красивые, заученные фразы, вежливый тон… Все фальшиво. Их слова так же пусты как глаза.
В спальне постель была аккуратно разложена. Горели свечи. На персидском ковре, точно таком же, как в его спальне дома, стояла большая расписная золотом ваза с живыми каллами. Александр не любил пластмассовые цветы. Он говорил, конечно, шутя, что ему вполне хватает рядом находящихся пластмассовых людей, и что хотя бы цветы рядом с ним должны быть живые. На маленькой тумбочке у большого письменного стола, благоухал букет крупных бордовых гортензий.
Зайдя в душевую кабинку, он включил музыку. Играла медленная мелодия, слушая которую он вздохнул. Музыку он слушал крайне редко. Прятался от всего, что может разбередить зарубцевавшуюся рану. Когда-то эта мелодия трогала его душу и ласкала слух. А сейчас… он просто сделал вид, что не знает ее. Завернувшись в махровый халат на голое тело, он лег на шёлковое бельё, очень приятное на ощупь. Ему нравилось скользить руками по тонкому шёлку, словно по хрустальному льду. Невольно вспомнилось, как будучи мальчишкой, каждую зиму с замиранием в сердце ждал, пока замерзнет озеро в соседнем парке. Как только вода превращалась в лед, гурьба ребятни слеталась к этому месту со всей округи. Александру нельзя было общаться с дворовыми мальчишками, отец строго это пресекал, но зимой, все менялось. На катке маленького Александра сопровождала няня, которая разрешала ему порезвиться с остальными. Она нарушала правила, потому что сама была одной из них – простой и обычной. Иногда она приводила своего внука, который почему-то всегда ставил подножки Александру, не смотря на то, что тот делился с ним шоколадом и угощал чаем в кафе напротив парка. У него были карманные деньги, которые раз в месяц он забирал из копилки. Не умел он долго копить, он вообще не понимал этого долгого и совсем неинтересного процесса накапливания денег. Мог подарить денежку внуку няни, а мог угостить всех после школы в пиццерии. И хотя ему запрещалось посещать подобного рода заведения, иногда он нарушал правила. Наверное потому что он тоже был одним из них: простым и обычным мальчиком.
Утопая в широкой постели с позолоченным балдахином, вкушая цветочные ароматы, он начал засыпать. Но сон никак не приходил. Он нажал кнопку. Нужен был чьей – то голос, пусть даже пластмассового человека. Еле слышный стук в дверь. Женская фигурка с тоненьким голоском нырнула в полутемную комнату. Не слышно, она сбросила с себя жакет и сняла юбку. Черные чулки и атласное нижнее бельё сливались с её загорелым телом. Как домашняя кошечка, плавными движениями, она начала пробираться к нему на четвереньках.
– Подожди, я хочу поговорить, оттолкнув от себя чувственные губы, произнес в тишине мужской голос.
– Что?
– Сядь. Я хочу с тобой поговорить.
– Разве Вы не хотите…? – она запнулась, ей нечего было сказать. Смутившись, она распустила волосы из пучка так, что они падали на пышную грудь, подчеркивая аппетитные формы.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать. А Вам? – на автомате спросила она и осеклась. – Простите, я не должна была спрашивать.
– Да нет же. Все правильно, спрашивай. Мне сорок. Как давно ты работаешь здесь?
– Я обслуживаю частные самолеты с восемнадцати лет. Мне нравится шик. Наверное, я родилась для того, чтобы купаться в роскоши. Когда я работала у господина Нилсона, мне нравился его размах, он устраивал на борту шумные вечеринки, море шампанского, клубника в сливках, а черную икру мы ели ложками…
– Ты привыкла видеть небо? Интересно смотреть вниз, зная, что под облаками идёт дождь, – задумчиво произнес он и правой рукой почесал мочку уха.
– Не знаю. По мне так интереснее смотреть на все это, – она окинула взглядом шикарную комнату и слегка потянулась. – Помню случай, когда была очередная вечеринка, у нас был длительный перелет. Конечно, все выпили много, а я танцевала вот на таком столе, – она показала на дорогой дубовый стол, покрытый лаком. – Поскользнулась и упала в огромный торт. С меня все слизывали сливки, даже с трусиков. Представляете? – хохоча, рассказывала она.
– Небо прекрасно. Сейчас лёжа, поймал себя на том, что перестал смотреть на него. Наверное, начал забывать… – Александр слышал её содержательный рассказав о торте, но не слушал его.
– Вообще меня всегда мутит в самолетах, но в этих шикарных интерьерах мне хорошо. Говорю же, что я создана для шика. А вот был еще случай, когда мы на вечеринке…
Не дав ей договорить, он распахнул свой халат. Она, как шакал, накинувшийся на добычу, начала целовать его живот. Облизывая его шею и уши, она жадно причмокивала. Руки гладили его грудь, водя ногтем около сосков, потом она спустилась ниже. Стоя над его плотью, она чувствовала свою власть. Вот он – богатый, влиятельный мужчина в её руках. Неважно, что он даже не знает, как её зовут, и совсем не важно то, что он никогда не спросит её имени. Важно то, что она занимается сексом с ним – таким желанным и недоступным на земле. А здесь, в небе, как ей казалось, она взяла над ним верх. Встав на четвереньки, держась за спинку кровати, она чувствовала в себе его частые ритмичные движения сзади. Но не это доставляло ей удовольствие. Одна мысль о том, что в её копилке лежат связи с несколькими миллионерами, а сейчас прибавилась еще одна – самая значимая победа, заставляло её дыхание учащаться а губы шептать непристойные слова. Вся сущность таких стюардесс, секретарш, медсестер, манекенщиц, врачей, да что там говорить, профессий много, всех не перечислить… Вся их сущность гнилая. Все их нутро червивое.
Брезгливо выбросив презерватив на пол, он повернулся к стене и заснул. Привыкнув к тому, что на этом все закончивается, она спешно оделась и вышла.
Ему снилась зеленая поляна, усеянная разноцветными цветами: вот они желтые одуванчики, фиолетовые анютины глазки, а чуть подальше крупные ромашки… Он бежал по высокой траве, и влажная земля ласкала его ступни. Почему-то все поле стало синеватым, он чувствовал запах лаванды даже сквозь сон. Навстречу бежала девушка с развивающимися светлыми длинными волосами. В её улыбке отражалась вся жизнь. Его жизнь.
– Готовишься к летней сессии? Как успехи?
Увидев Ашнату, охранник был рад поговорить с ней. Он запомнил её после той бессонной ночи. «Нужно будет принести ему нормальное печенье, что же он все время ест одно и тоже дешёвое печенье, в котором ванилин и тот заменен на ароматизатор», – подумала она и ответила.
– Нужно пересдать один экзамен и, почти да здравствует свобода, – стараясь изобразить улыбку на лице, ответила она и скоро выбежала во двор.
Гуляя по саду, она все никак не могла поверить в то, что приняла решение прекратить отношения. «Господи, я очень хочу, чтобы он был счастлив! Пусть найдётся та, которая сделает его счастливым», – просила она, смотря на небо. Искренне, она желала ему встретить женщину, с которой ему будет хорошо. Но представить рядом с ним ту другую было невозможно. Она расстелила на траве вафельное полотенце и села на него, скрестив ноги. Сидя, с конспектом в руках, она посмотрела на небо. Над ней пролетал самолет, оставляя в небе пушистый след. «Вот так же, как растворяется в небе эта полоса, исчезнет моя боль. Она должна исчезнуть так же, как исчезало все прежде!», – Ашната пыталась рассуждать, но в душе собралось много грозовых туч, которые душили её изнутри. Разогнать их не было сил. Дурное предчувствие пульсировало в области груди. Достав из сумки яблоко, она надкусила его и погрузилась в изучение конспектов. Сосредоточившись, она вернулась в своё прежнее состояние: она, всегда идущая к цели, четко соблюдающая режим, не отходившая от привычных милых сердцу вещей, победила ту, которая эгоистично съедала себя придуманными чувствами. Она знала, что обманывалась, но обманываться была рада. Иногда так случается, когда в желании приблизить мечту, наделяешь совсем чужой предмет волшебными свойствами, а потом холишь этот предмет, будто он и есть та самая сбывшаяся мечта. Поняв это, становится легче. Память – вот что убивает так же как сладкий яд. Только эту боль «сладостной» не назовешь. Воспоминания нежных моментов целится в самое сердце, оно проникает в неопытную душу, и оно же заставляет её взрослеть.