Аскольд и Дир
Шрифт:
Они встретились взглядами. Живые и насмешливые глаза Василия были полны ума, сообразительности и неуёмней энергии. Они излучали такую магнетическую силу, что Диру пришлось напрячь всю свою волю, чтобы выдержать этот взгляд.
Василий несколько минут смотрел на Аскольда, потом на Дира, не меняя позы, потом откинулся па спинку трона, поощрительно улыбнулся и произнёс:
– Приветствую князей киевских в своём дворце. Хорошо ли чувствуете себя, братья мои?
Больше полугода Дира и Аскольда и его воинов держали в запертой темнице, не выводили на вольный воздух, кормили скудной пищей. Они исхудали, еле держались на ногах, но Дир ответил по возможности бодрым голосом:
– Благодарю, твоё императорское
Василий стал внимательно изучать Аскольда. Потом стал говорить быстро и напористо:
– Просвещённый мир сегодня переживает разгром и унижение. Варвары на западе камень на камне не оставили от великой культуры Римской империи. Наши попытки вернуть исконные земли, восстановить былую античную культуру на римских землях не увенчались успехом. На востоке мусульмане черным палом прошлись по вековой культуре, созданной египтянами, сирийцами, персами. Они сожгли величайшую Александрийскую библиотеку, где хранились тысячи древних манускриптов. Мировая культура сегодня стоит на грани уничтожения. И только два племени на земле способны к творению искусств: эллинское, прославленное своим зодчеством, ваянием и живописью, и совсем юное, ещё вполне варварское племя славянское, которое таит в себе молодую, свежую, могучую способность к философскому постижению, чувствам, мысли. В обоих племенах этих предначертана судьба мира. Через них свершится в нём окончательное торжество Добра и Зла. Что скажет на это князь киевский?
Дира пошатывало от слабости, он не всё понял из речи императора (греческий выучил в темнице), но главное уяснил: он чем-то нужен этому непоседливому человеку и у него, Дира, а может, и его воинов, есть шанс спасти свою жизнь и вернуться на родину. Поэтому ответил неопределённо:
– Устами императора глаголет сама истина.
– А сделать это возможно, - продолжал Василий, - только при одном условии: если Русь примет христианство из рук православной Византии. Вот об этом вам и следует подумать, князья киевские.
Император дал знак, что приём окончен. Князей отвезли в один из богатых домов, рядом поселили остатки их дружины - около ста человек: часть воинов была поймана на фракийском берегу, куда их выбросила буря, немногие были выловлены в море.
На другой день появились священники, начались переговоры об условиях крещения Руси. Сначала было предложено креститься князьям и его воинам. Все тотчас согласились, а многие откровенно говорили:
– Главное выбраться на родину, а там посмотрим.
К русам пришёл христианский священник, грек Кевкамен. Говорил он на славянском языке. Слушали его уважительно, но с прохладцей, для приличия. Он это чувствовал, поэтому возле каждого задерживался ненадолго. Остановился возле Аскольда, внимательно глядя ему в глаза, произнёс убедительно-ласковым голосом:
– Княже, ночь прошла, а день приближается: и так отвергнем дела тьмы и облечёмся в оружие света…
Аскольд ещё в беседах с Радимом много узнал о христианстве, душой стал тянуться к нему. Теперь ему представилась возможность поговорить со священником, и он готов был для длительных бесед. Поэтому ответил:
– В своё время, святейший отец, много слышал я о заповедях христианских. Мне бы хотелось узнать больше о них из твоих уст…
И Кевкамен стал разъяснять ему, что истинный христианин не должен оставаться должным никому ничем, кроме взаимной любви; ибо любящий другого исполнил закон. Ибо заповеди: «не прелюбодействуй», «не убивай», «не укради», «не лжесвидетельствуй», «не пожелай чужого» и все другие заключаются в сем слове: «люби ближнего своего, как самого себя».
Истинным христианам всегда было трудно, они испытывали муки и издевательства, чем и крепили свой дух, говорил Кевкамен. Совсем недавно в христианской Византии
Настала Страстная Седьмица. Весь Афон облачился в траур. Монахи приносили покаяние в грехах - от игуменов монастырей и схимников, десятки лет не покидавших затвор, до послушников, недавно пришедших из мира. Они знали, что грехи, не омытые слезами покаяния, как стена стоят между Небом и Землёй, заграждая путь Небесной Царице.
И вот пришла Пасха. Дева Мария, явившись преподобному Иоанну, сказала, что только один монах - Гавриил - может взять из моря икону. Гавриил был странником на Афоне, не имел ни жилища, ни келий, бродил по дебрям лесов и скал, где редко ступала нога человека, пребывая в непрестанной молитве, он питался плодами деревьев, корнями трав и тем, что подавали ему как нищему в монастырях Афона. Он ночевал, где заставали его южные сумерки: в расселинах скал, дуплах деревьев или делал себе шалаши из веток. Этот подвижник не имел ничего, кроме имени Иисуса Христа и свободы от всего земного. Он был свободнее перелётной птицы, которая находит оставленное гнездо; не имел ничего, но был так радостен и счастлив, словно всё принадлежало ему, как царю.
Преподобный Иоанн послал монахов в дебри и ущелья, чтобы отыскать его, своего духовного брата, прячущегося в скалах, будто серна. Преподобный Гавриил, узнав, что его ищет игумен Иверского монастыря, тотчас явился в обитель. Помолившись Божией Матери, он вступил на волны моря, как апостол Пётр на воду Галилейского озера, и пошёл к иконе, точно по вымощенному гранитом пути. Поднял икону и понёс её на берег. Трепеща и ужасаясь, Гавриил держал в своих руках чудотворный образ Богоматери, а благодать иконы невидимо держала его над бездной. Радостно приняли монахи образ - как Саму Пресвятую Богородицу, вступившую на землю Афона.
Икону поместили в монастырской часовне и оставили там - пока приготовят для неё место в соборе, где она должна была восседать, как царица Афона на троне… Затем икону перенесли в собор и поставив ли в алтаре. Но воля Девы Марии была иной - образ Её на следующее утро оказался висящим над вратами обителей. Снова внесли в храм, но и в последующие ночи повторилось то же чудо. Вразумлённые Самой Царицей Небесной иноки более не сопротивлялись Её изволению. Икону оставили там, где это было угодно Божией Матери. Есть предание, что, пока она находится в Иверском монастыре, Афон будет изливать чистый свет Православия, и силы ада не одолеют его.
– Хотелось бы мне посетить это священное место - Афон, - сказал Аскольд.
– Далеко ли до него?
– Нет, недалеко, в Греции. Но для этого надо принять тебе новую веру - христианство. Только после этого будем вести с тобой разговор об этом паломничестве.
Между беседами Кевкамен разворачивал на лоскутке материи принесённую еду - хлеб, рыбу, овощи, - и начиналась трапеза. Аскольд как-то спросил его:
– Где ты обучился славянскому языку?
– В Болгарии. Там я долго жил, приводя к истинной вере народ болгарский…