Аскольд и Дир
Шрифт:
Вечером Вяхорь говорил Есене:
– Собирайся в Новгород. Повезёшь обращение бояр и купцов Киева к князю Рюрику.
– Никуда не поеду. Устала. Недели две нужен отдых.
– Отдыхать будем на том свете. А пока бери ноги в руки и завтра же отчаливай!
– Ишь, раскомандовался! Нужно, сам поезжай.
– По какому случаю? Просто гак? Меня Дир сразу заподозрит в измене. Он не дурак, в этом ему не откажешь.
– Придумай какую-нибудь причину.
– Чего сочиню? Полюбоваться на строения Новгорода? Он что, красивый, как Царьград?
– Близко не поставишь.
–
– Не могу. Мне надо товар из Итиля продать. Зря, что ли, везла!
– В Новгороде и продашь!
Есеня подумала. Спросила:
– А чего Рюрику передать?
– Вот так бы сразу! А то ходит вокруг да около.
– Купеческая привычка. Ну ладно, говори; что там твои бояре решили.
Вяхорь присел к Есене, обнял её за плечи.
– Значит, так, разговор с ним должен быть один на один. Нам лишние свидетели не нужны.
– Я и без этого понимаю, что дело тайное.
– Далее. Пусть Рюрик пошлёт нам на помощь дружину, а мы из Киева ему подсобим.
– Он в Новгороде сам с помощью силы на престол уселся.
– Откуда знаешь?
– Чаруша рассказывала.
– Вот, кстати, сходишь к ней, расскажешь, что едешь в Новгород. Может, у неё что будет родителям передать, заодно у них и жить остановишься, за постой не надо будет платить.
– Это ты у меня, купчихи, прижимистость перенял?
– От кого же больше!
– Аскольда ставить в известность будете?
– спросила Есеня.
– Ничего не говорили, а ты как мыслишь?
Она подумала, не спеша ответила:
– Не стоит. Блаженный он. Ради личной власти против Дира не пойдёт. Когда престол освободится, деваться будет некуда.
– У тебя прямо-таки мужское суждение!
– Что делать? Дела веду в основном с мужиками, да ещё с купцами. Приучили!
Два дня снаряжался корабль. Пользуясь коротким свободным временем, Есеня забежала к Чаруше. Княгиня сильно изменилась. Она осунулась, поблекла. В ней трудно было узнать бывшую первую новгородскую красавицу, и от жалости у Есени сжалось сердце: не только по её судьбе прошёлся Дир…
Чаруша непритворно обрадовалась. Они обнялись, стали пересказывать друг другу разные новости. Чаруша не могла нахвалиться своими сыновьями. Все трое стали прекрасными воинами, возглавляют сотни, отличились в сражениях.
– Еду в Новгород, может, родителям через меня передашь подарок или какое-то сообщение?
– спросила наконец Есеня.
Глаза Чаруши остановились на лице Есени, из них потекли слезы, она не могла их остановить.
Наконец произнесла:
– С тех пор, когда покинула родной город, ничего не знаю о них. Живы ли они? Ведь прошло столько лет!
– Я обязательно навещу их и узнаю всё подробно!
– горячо проговорила Есеня, сама готовая расплакаться.
– Можешь мне поверить, я запомню все до единого слова, которые они скажут, и передам тебе!
– Папу моего зовут Велемиром, а маму Ясей. Их терем стоит на реке Волхов, найдёшь легко. Что же мне передать им, какие подарки выбрать?
– встрепенулась Чаруша и стала метаться по светлице, перекидывая одну за другой свои вещи.
–
– Может, что-то из драгоценностей, - осторожно подсказала Есеня.
– Наверно, тебе всего надарили, всё-таки княгиня!
– Какая я княгиня, так, для вида, - с горечью ответила Чаруша, но тут же оживилась.
– Ты права! Мама у меня красавица! Очень любила красивые ожерелья. Подарю ей моё любимое.
С подарком отцу решили тут же:
– Мужчины выше всего ценят оружие, а у Дира целый ворох мечей, даренных ему по случаю и просто так, из желания подольститься к киевскому князю.
Они выбрали самый красивый.
– А Дир не хватится?
– спросила Есеня.
– Чего доброго, заругает!
– Он верхогляд, - ответила Чаруша равнодушно.
– Самого себя не помнит.
На прощанье Чаруша ещё раз обняла Есеню, всплакнула:
– Поклонись от меня родным местам. Я столько слез пролила, тоскуя…
Вверх по Днепру шли на вёслах, кое-где под парусами, а потом волоком по суше. Суда были поставлены на большие тележки с колёсами, в них впрягались всеми силами, медленно продвигаясь. Этим делом из поколения в поколение заправляли местные жители. Они проявляли большую сноровку и умение, знали все ямы и ухабы, на ходу меняли ломающиеся части повозок, трудились в любую погоду.
А вот и река Ловать, по тихому течению которой корабли доплыли до озера Ильмень, вошли в Волхов. Жадно смотрела Есеня на появившийся в туманной дымке Новгород: деревянные крепостные стены, длинные причалы по реке с многочисленными кораблями из разных стран. Только пристали, как прибежали двое владельцев амбаров, предлагая сдать их внаём. Есеня осмотрела каждый из них, выбрала понравившийся. В него был сгружен весь товар, она его заперла своим замком. Потом пошла смотреть город.
Новгород был весь деревянный, дома сложены из огромных брёвен, крыты досками, по дубовым столбам огорожены горбылём; окна украшали наличники в красивой резьбе - настоящее деревянное кружево; мостовые выложены жердями и разрубленными надвое деревьями. Есеня вынуждена была признать, что строения здесь были и добротнее, и красивее киевских, потому что крутом стояли безбрежные леса, а на юге господствовала степь с редкими перелесками. Но угнетало хмурое небо, по которому мчались низкие серые облака, сеявшие мелкий моросящий дождичек, было сыро, пахло болотом. То ли дело в Киеве, где почти всегда высокое голубое небо и яркое солнышко, дожди редкие и проносятся быстро, уступая место тёплой сухой погоде.
Она подошла к княжескому дворцу, двухэтажному красивому зданию с островерхой крышей и красивым стягом наверху, на котором был изображён стремительно несущийся сокол. Спросила воина, стоявшего у входа:
– Можно мне пройти к князю Рюрику?
– Нет, сударыня.
– Я из Киева, по важному государственному делу.
– Невозможно, сударыня.
– Но почему?
– Князь Рюрик умер.
– Вот как, - сказала поражённая Есеня.
– И когда это случилось?
– Недавно похоронили.