Assassin’s Creed: Renaissance
Шрифт:
Но я не считаю, что он, как вы выразились, окончательно испорчен. Более того, я полагаю, что причина его поведения довольно проста. Он хочет заслужить ваше одобрение. Ваше внимание. Его выходки — лишь следствие его неуверенности в себе. Он говорит о вас часто и охотно, и выражает желание быть с вами ближе. Так что, если он ведет себя резко, глупо, агрессивно, я уверен, что это только потому, что он хочет быть замеченным. Ему нужна ваша любовь.
Мои выводы получены на основе информации, которую вы предоставили мне, но я бы хотел предупредить, что прекращаю
Искренне ваш,
Отец Джокондо.
Дочитав письмо, Эцио еще долго сидел, размышляя. Он взглянул на тело Вьери и заметил сумку для бумаг на поясе, на которую раньше не обратил внимания. Он подошел, взял ее и вернулся к дереву, чтобы изучить содержимое. Внутри оказалась небольшой женский портрет, несколько флоринов в кошельке, небольшой блокнот, еще не использовавшийся, и, осторожно свернутый, лист пергамента. Трясущимися руками Эцио развернул его и сразу понял, что это. Страница Кодекса.
Солнце поднялось выше, группа монахов переложила тело Вьери на деревянные носилки и унесла прочь.
Когда весна снова сменилась летом, а мимозы и азалия уступили место лилиям и розам, с трудом добытый мир вернулся в Тоскану. Эцио был доволен, увидев, что его мать постепенно приходит в себя. Ее нервы были сильно расстроены трагедией, случившейся с ними, и теперь Эцио казалось, что она уже никогда не сможет покинуть умиротворяющую тишину монастыря. Клаудия, учитывая все обстоятельства, приняла первый обет, который был первым шагом на пути получения статуса послушницы. Перспектива этого не радовала Эцио, но он знал, что она от рождения обладает тем же упрямством что и он, и любая попытка помешать сестре, только укрепит ее решимость.
Марио обеспечил, чтобы в Сан-Джиминьяно, в данный момент находившийся под управлением его старого товарища Роберто, трезвого и исправившегося, и на территории вокруг города были погашены последние очаги сопротивления Пацци. Монтериджони был спасен, и после того как закончились последние торжества по случаю победы, наемники Марио отправились в заслуженные увольнительные. Каждый из них потратил выделенное время в соответствием с собственными предпочтениями — на то, чтоб провести время с семьей, на выпивку, на проституток. Но тренировками никто не пренебрегал, и их сквайры сохраняли их оружие острым, а броню — без ржавчины, а каменщики и плотники удостоверились, что укрепления города и замка были в хорошем состоянии. На севере внешняя угроза, которую могла бы представлять Франция, была временно нейтрализована, потому что Король Людовик был озабочен выдворением из страны последних английских захватчиков. А на юге Папа Сикст 4, потенциальный союзник Пацци, был слишком занят продвижением своих родственников и наблюдением за строительством новой великолепной часовни в Ватикане, чтобы помышлять о вторжении в Тоскану. Марио и Эцио много и подолгу беседовали, помня, однако, что известная им угроза не исчезла.
— Я должен больше рассказать тебе о Родриго Борджиа, — сказал Марио племяннику. — Он родился в Валенсии, но позже учился на юриста в Болонье и никогда не возвращался в Испанию, решив, что Италия — лучшее место для реализации его амбиций. Он известный
Эцио ощутил, как его сердце вздрогнуло.
— Это объясняет его причастность к убийству моих отца и братьев. Он стоял за этим.
— Да, и он не забыл о тебе. Особенно из-за того, что благодаря тебе, он потерял свою власть над Тосканой. Он знает, кто твой отец, и что ты представляешь для него угрозу. Эцио, он постарается убить тебя при первой же возможности.
— Значит, если я и дальше желаю остаться в живых, мне придется сразиться с ним.
— Он должен оставаться в поле нашего зрения, но у нас есть другие дела, и мы не можем слишком долго медлить. Пошли в кабинет.
Они прошли через сад, в котором гуляли, во внутреннюю комнату замка, в дальний конец коридора, что вел в комнату с картами. Это было тихое местечко, сумрачное, с рядами книг, и больше было похоже на кабинет академика, чем на кабинет военного командира. Полки были уставлены артефактами, выглядевшими, словно они были привезены из Сирии или Турции, и томами, надписи на корешках которых, как увидел Эцио, были сделаны на арабском. Он спросил о них у дяди, но получил обтекаемый ответ.
Марио отпер сундук и достал оттуда кожаную сумку для документов, из которой извлек пачку листов. Среди бумаг были и те, которые Эцио немедленно узнал.
— Это бумаги твоего отца, мой мальчик. Хотя я думаю, мне не стоит больше так тебя называть, — ты уже мужчина, сильный боец… Я добавил сюда имена, которые ты узнал в Сан-Джиминьяно. — Он взглянул на племянника и протянул ему документы. — Пришло время заняться делом.
— Я убью каждого тамплиера из списка, — незамедлительно отозвался Эцио. Его взгляд остановился на имени Франческо Пацци. — Вот. С него я и начну. Он хуже всех из клана, и фанатично ненавидит наших союзников, Медичи.
— Ты прав, — согласился Марио. — Ты подготовишься к поездке во Флоренцию?
— Да.
— Отлично. Но ты будешь лучше вооружен, если узнаешь кое-что еще. Подойди.
Марио повернулся к книжному шкафу и нажал спрятанную на его боку кнопку. Шкаф, на смазанных петлях, беззвучно скользнул в сторону, открывая каменную стену за ним, которая была размечена на квадраты. Пять из них были заполнены. Остальные — пусты.
Глаза Эцио засветились, когда он разглядел их. Пять занятых квадратов содержали страницы Кодекса.
— Вижу, ты понял, что это, — проговорил Марио. — И я не удивлен. Вот страница, которую передал тебе отец, и которую расшифровал твой сообразительный друг во Флоренции, а эти собрал и расшифровал Джованни, перед смертью.
— Еще одну я взял с тела Вьери, — добавил Эцио. — Но ее содержание все еще загадка.
— Увы, ты прав. Я не такой знаток, каким был твой отец, хотя, с помощью уже переведенных страниц и книг в кабинете, я сумею раскрыть загадку. Взгляни. Видишь, как слова переходят с одной страницы на другую, и как связаны символы?
Эцио присмотрелся тщательнее, жуткая мысль пришла ему в голову, будто бы проснулась родовая память. Закорючки на страницах Кодекса, казалось, ожили, и перед глазами Эцио стал открываться истинный смысл страниц.