Assassin’s Creed: Renaissance
Шрифт:
— А как на счет обычных достойных людей? Они ведут себя так, словно у них нет выбора?
Макиавелли грустно улыбнулся.
— Ты и сам знаешь ответ на этот вопрос, Эцио. Мало кто осмелится выступить против статус-кво. Так что мы должны помочь им узнать правду.
За разговором два ассасина добрались до городских ворот. Вооруженные солдаты, как и вся охрана, служили интересам государства, не заботясь о моральных принципах. Они пристально изучили документы ассасинов и пустили их внутрь. Перед этим в глаза Эцио бросилась другая группа солдат, которые стаскивали в одну кучу трупы солдат из другой армии, на мундирах которых был нашит крест Борджиа. Он указал на них Никколо.
— Да, — кивнул Макиавелли. — Как я и сказал, наш друг Родриго — я никогда не назову этого ублюдка Александром, — продолжает попытки. Он отправляет во Флоренцию солдат, а Флоренция посылает их обратно, обычно по частям.
— Так он знает, что Яблоко здесь?
— Конечно, знает! И я должен признать, что это весьма прискорбно.
— А где Савонарола?
— Правит городом из Монастыря Сан-Марко. И почти никогда его не покидает. Слава Богу, брат Анджелико не дожил до того дня, как в монастырь перебрался брат Савонарола!
Они спешились, отвели лошадей в конюшню, и Макиавелли отвел Эцио в съемную комнату. Макиавелли объяснил, что старый дом удовольствий Паолы был закрыт, как и все остальные. Секс, азартные игры, танцы, зрелища стояли в списке недозволенных вещей Савонаролы в самом верху. С другой стороны, праведные убийства и угнетения только приветствовались.
Как только Эцио разместился, Макиавелли вместе с ним прошел к огромному религиозному комплексу Сан-Марко. Эцио оценивающе рассмотрел здания.
— Открытое нападение на Савонаролу слишком рискованно, — решил он. — Особенно, учитывая, что в его распоряжении Яблоко.
— Согласен, — кивнул Макиавелли. — Но разве есть иной вариант?
— Если не считать правителей города, которые преследуют собственные корыстные цели, ты убежден, что у остальных все еще своя голова на плечах?
— Как оптимист, я бы надеялся на это, — ответил Макиавелли.
— Я считаю, что они следуют за Монахом не по собственной воле, а из страха или по принуждению.
— Никто кроме Доминиканца или политиков это не оспорит.
— Тогда предлагаю использовать это в наших интересах. Если мы заставим замолчать его подручных и воодушевим недовольных, Савонарола отвлечется, и мы получим шанс нанести удар.
Макиавелли улыбнулся.
— Умно. Должно быть прилагательное, описывающее таких людей как ты… Я поговорю с Ла`Вольпе и Паолой. Они все еще в городе, хоть и вынуждены были уйти в подполье. Они помогут организовать бунт, когда ты освободишь районы.
— Значит решено.
Макиавелли заметил, что Эцио встревожен. Он привел его в спокойную обитель с небольшой церковью неподалеку и усадил на скамью.
— Что тебя печалит, друг мой? — спросил он.
— Две вещи, но они очень личные.
— Расскажи.
— Мой старый семейный дворец — что с ним? Вряд ли я осмелюсь пойти и взглянуть на него.
Тень упала на лицо Макиавелли.
— Дорогой Эцио, постарайся быть сильным. Твой дворец по-прежнему стоит, но Лоренцо защищал его только пока продолжались его власть и жизнь. Пьеро пытался следовать примеру своего отца, но после его изгнания французами, дворец Аудиторе был конфискован и использован в качестве казарм для швейцарских наемников Карла. После того, как французы ушли на юг, Савонарола вытащил из дворца все, что можно, и приказал заколотить. Мужайся. Однажды ты сможешь его восстановить.
— А Аннетта?
— Слава Богу, сбежала, и теперь находится в Монтериджони вместе с твоей матерью.
— Ну, по крайней мере, хоть что-то хорошее…
После недолгого молчания Макиавелли спросил.
— А что второе?
— Кристина… — прошептал Эцио.
— Ты заставляешь меня рассказывать тебе о жестоких вещах, друг мой. — Макиавелли нахмурился. — Но ты должен знать правду, — он помолчал. — Друг мой, она мертва. Как и многих из их друзей, Манфредо не сбежал от двойной чумы Савонаролы и французов. Он был уверен, что Пьеро организует контратаку и отобьет город. Вскоре после того, как Монах пришел к власти, наступила ужасная ночь. Дома тех, кто отказался добровольно возложить свои вещи на костры тщеславия, которые организовал Монах, дабы сжечь и уничтожить все роскошное и мирское, были разграблены и преданы огню.
Эцио слушал, заставляя себя сохранять спокойствие, в то время как сердце его разрывалось.
— Фанатики Савонаролы, — продолжал Макиавелли, — ворвались во дворец д`Арценты. Манфредо пытался защищаться, но их оказалось слишком много для него и его людей. Кристина не оставила его. — Макиавелли надолго замолчал, борясь со слезами. — Находясь в состоянии безумного помешательства, эти религиозные маньяки убили и ее.
Эцио неотрывно смотрел на белую стену перед ним. Каждая ее деталь, каждая трещинка, даже муравьи, ползущие по стене, были отчетливо видны.
Глава 27
Когда напрасны все наши надежды,
А всем надежным планам вдруг конец придет,
Когда царят вокруг одни невежды,
Хозяйка наша, Смерть, свой голос подает.
Один всю в развлеченьях жизнь прожил,
Другой клянется посвятить себя искусству,
Иной на мир лишь ненависть скопил,
Четвертый же свои скрывает чувства.
Пустые мысли, глупая тщета
Над всеми нами вновь преобладают,
Пока в Вселенной правит суета,
Песком сквозь пальцы время протекает.
Непостоянны в мире мысли, нравы, моды,
Лишь Смерти власть бессменна над природой.
Эцио позволил книге сонетов Лоренцо выпасть у него из рук. Смерть Кристины укрепила его в решении довершить дело. Его город уже достаточно настрадался под властью Савонаролы, слишком многие из его сограждан попали под влияние Монаха. Те же, кто был не согласен, были вынуждены либо уйти в подполье, либо бежать. Пришла пора действовать.