Assassin's Creed. Единство
Шрифт:
Лицо англичанина внезапно стало серьезным.
– Быть может, теперь поговорим о вчерашнем происшествии?
– Это было покушение на нашу жизнь.
– Я лишь сожалею, что меня там не было.
– Но и без тебя, Фредди, мы сумели справиться с нашими противниками. Элиза если и испугалась, то лишь чуть-чуть. Держалась она превосходно и…
– А ты вела себя как львица, защищающая свое потомство?
– Я лишь сделала то, что любой бы сделал на моем месте, окажись он в подобной ситуации. Жаль только, что один из нападавших скрылся.
Мистер Уэзеролл остановился:
– Погоди. Один из нападавших? Их было несколько?
– Двое, –
Лицо мистера Уэзеролла выражало крайнюю степень удивления.
– Так, значит, нападавшие и в самом деле были ассасинами?
– Сомневаюсь.
– Сомневаешься? Почему?
– Он убежал. Фредди, ты когда-нибудь слышал, чтобы ассасин убегал с поля боя?
– Они всего лишь люди, а ты – опасная противница. Пожалуй, на его месте я бы тоже убежал. С этим твоим ножичком, который ты держишь за голенищем, ты способна превращаться в настоящую дьяволицу.
Мама покраснела:
– Могу заверить, Фредди, что твое лестное замечание не осталось незамеченным. Но в этом человеке было что-то странное. Все какое-то… показное. Скрытый клинок подтверждает его принадлежность к ордену. Но настоящий ли он ассасин?
– Нужно его найти и расспросить.
– Обязательно.
– Расскажи, как он выглядел, – попросил мистер Уэзеролл.
Мама дала словесный портрет доктора.
– Это еще не все.
– Неужели? – удивился мистер Уэзеролл.
Мы пошли в сторону живых изгородей. Убегая, доктор оставил свой саквояж, который мы захватили с собой и надежно спрятали, прежде чем вернуться в замок. Теперь, достав его, мама подала трофей мистеру Уэзероллу.
– Говоришь, убегая, он оставил свой саквояж?
– Да. В нем доктор принес скрытый клинок. Больше внутри ничего нет.
– Ничего, что позволило бы нам определить личность этого человека?
– Только одна мелочь… Открой его, Фредди. Видишь ярлык?
– Саквояж изготовлен в Англии, – удивленно произнес мистер Уэзеролл. – Неужели нападавший был английским ассасином?
Мама кивнула:
– Возможно. Очень даже возможно. Как ты думаешь, у англичан есть основания желать моей смерти? Я ведь ясно дала понять миссис Кэрролл, что поддерживаю смену правителя.
– Но одновременно ты противишься кровопролитию.
– Конечно. Мне казалось, что миссис Кэрролл сочла это достаточным для ее ордена. Хотя, возможно, я ошибалась.
– Сам не понимаю, – покачал головой мистер Уэзеролл. – Даже если временно забыть о моей преданности своей нации, я не вижу, какая им в этом выгода. Они должны осознавать, что ты – та сила, что поддерживает равновесие внутри ордена тамплиеров. И твое убийство было бы чревато нарушением этого баланса.
– Возможно, кто-то сознательно готов пойти на такой риск. В любом случае английский саквояж доктора – единственная зацепка, которая у нас есть для установления личности этого ассасина.
Мистер Уэзеролл кивнул.
– Мы его найдем, – пообещал маме ее друг. – Можешь быть в этом уверена.
Этот разговор происходил три года назад. О докторе с тех пор не было ни слуху ни духу. Покушение на наши жизни стало частью истории, как парижские бедняки становятся частью городского тумана.
13 апреля 1778 г
1
Я хочу, чтобы ей стало лучше. Хочу, чтобы настал такой день, когда взойдет солнце и ее служанки, вошедшие, чтобы отодвинуть портьеры, найдут ее сидящей в постели и чувствующей себя «будто родившейся заново». Мне хочется, чтобы солнце пробилось сквозь портьеры ее комнаты и устремилось в коридоры нашего помрачневшего дома, чтобы выгнало оттуда таящиеся скорбные тени, коснулось отца, возродило его и вернуло мне. Я снова хочу услышать песни и смех, доносящиеся из кухни. Хочу, чтобы кончилась эта сдерживаемая печаль. Хочу снова улыбаться по-настоящему, а не маскируя под улыбкой душевную боль, бурлящую внутри.
Сильнее всего я хочу, чтобы мама вернулась. Моя мать, моя учительница, моя наставница. Я не просто этого хочу, я нуждаюсь в ней. Каждый день я неоднократно пытаюсь представить свою жизнь без нее и не могу. У меня нет даже отдаленного представления, как существовать дальше без моей мамы.
Я хочу, чтобы ей стало лучше.
2
А затем, в том же году, я познакомилась с Арно.
Отрывок из дневника Арно Дориана
12 сентября 1794 г
Наши отношения были выкованы в огне смерти – смерти моего отца.
Сколько длились наши нормальные, принятые в обществе отношения? Может, полчаса? Отец взял меня с собой, когда поехал в Версальский дворец по какому-то делу. Попросив меня подождать, он скрылся. Я сидел, болтая ногами, и разглядывал придворную знать, снующую взад-вперед. Словом, я смотрел на кого угодно, только не на Элизу Де Ла Серр.
Ни ее улыбка, которую я так полюблю в дальнейшем, ни рыжие волосы тогда не произвели на меня никакого впечатления. И красота, что потом очарует мои взрослые глаза, была невидима глазам мальчишки. Как-никак, мне тогда было всего восемь, а восьмилетние мальчишки не очень-то склонны тратить время на восьмилетних девчонок. Чтобы привлечь мальчишеское внимание, восьмилетняя девчонка должна быть весьма особенной. Как Элиза Де Ла Серр. В ней ощущалась какая-то непохожесть на сверстниц. Хоть она и была девчонкой, я с первых секунд нашей встречи понял, что она заметно отличается от всех девчонок, встречавшихся мне прежде.
Догонялки. Ее любимая игра. Сколько мы потом играли в эту игру как в детском, так и в юношеском возрасте. В каком-то смысле, мы никогда не прекращали в нее играть.
Мы мчались по зеркальным мраморным полам дворца, огибая мебель. Мы неслись по коридорам мимо колонн и пьедесталов. Даже сейчас я ощущаю громаду этого дворца. Его потолки невообразимо высоки, его коридоры тянутся чуть ли не до горизонта, а из массивных сводчатых окон открывается вид на каменные ступени и ожерелье садов.
А тогда? Тогда дворец казался мне бескрайним. Я сознавал, что нахожусь в огромном, незнакомом месте; понимал, что все сильнее нарушаю отцовские распоряжения, и все же не мог противиться азарту новой подружки. Девчонки, которых я встречал прежде, или чинно стояли, недовольно кривя губы на все мальчишеские забавы, или чинно следовали за своими матерями, напоминая русских кукол-матрешек. Они бы не посмели с визгом и хохотом нестись по коридорам Версальского дворца, равнодушные к замечаниям взрослых. Они не понимали, что можно бегать просто так, поскольку тебе нравится сам процесс. Интересно, я влюбился в нее еще тогда?