Assassin’s Creed. Origins. Клятва пустыни
Шрифт:
Волосы на его голове торчали в разные стороны. Нога покрылась коркой засохшей крови. Взревев от досады, убийца рванулся вперед, упираясь в пол здоровой ногой. Он смотрел на Туту и, казалось, не видел ножа в моей руке.
– Ты что же, гаденыш, деньги мои прикарманить решил? – заорал протрезвевший родитель.
Он схватил Туту за загривок, будто шкодливого щенка, и потащил к себе:
– Как ты смел, паскуда? Воровать у отца!
– Отец, это не так. Честное слово, – заканючил Тута, но отец ударил его здоровой ногой.
Потом спохватился,
Попытки отбиться ножом оказались безуспешными: он был куда тяжелее меня. Отец Туты толкнул меня в грудь. Я потерял способность дышать и почувствовал, что падаю. Голова ударилась о твердый каменный пол. В ушах отчаянно зазвенело. Злость сделала отца Туты сильнее. Он прижал меня к полу, одновременно сдавив шею и упираясь коленями в мою грудь. Потом пьяница плюнул мне в лицо. На его тунике выступила кровь. Где-то на задворках моего мозга мелькнула мысль: а вдруг он просто свалится от потери крови, не успев расправиться со мной?
Я попытался сделать вдох и не смог. Пальцы раненого пьяницы не отпускали мое горло. Повернув голову, я увидел неподвижно лежащего Туту. Глаза мальчишки были закрыты. То ли он замер, боясь шевельнуться, то ли потерял сознание. Я безуспешно старался высвободить горло из хватки крупной, мозолистой руки. Другой рукой отец Туты шарил по столу, силясь дотянуться до меча.
И вдруг за спиной моего противника мелькнула тень. Нет, это был не Тута, а кто-то другой. Рука незнакомца отшвырнула меч. Оружие с лязгом упало на пол. Отец Туты едва успел сообразить, что меч теперь недосягаем. В следующее мгновение ему на голову обрушился кирпич. Глаза убийцы закатились, пальцы разжались, и он повалился на бок.
В тусклом мерцании огарка свечи я разглядел своего спасителя. Точнее, спасительницу.
Это была Айя.
16
– Боги! – воскликнула Айя.
Она опустилась на колени, обхватив обеими руками мое лицо. Мы смотрели друг на друга. По ней было видно, что и она проделала долгий путь по пустыне, добираясь из Сивы в Завти. Волосы, заплетенные в косу, были грязными и тусклыми, а лицо покрыто песчаной пылью.
Мы поцеловались, но сейчас было не время для ласк. Объяснения тоже могли подождать. Отец Туты стонал на полу, стараясь приподняться и встать на четвереньки. Айя рывком поставила меня на ноги и потащила к двери.
– Подожди, – остановил ее я. – Тута, идем с нами. Это твой последний шанс.
Дополнительных уговоров не понадобилось. Мальчишка выскочил из отцовского дома. Мы бросились прочь, громко стуча сандалиями по камням.
– Как ты здесь очутилась? – спросил я на бегу.
– Так же как и ты. Приехала верхом. Сейчас наши лошади стоят в одной конюшне. Тамошний конюх запомнил тебя. С ним он тоже знаком, – добавила Айя, указав на Туту. – А за небольшое вознаграждение конюх мне рассказал, где вас найти.
– Мерзавец! – выпалил Тута, но тут же сник, когда мы с Айей сердито посмотрели на него.
– Никак не ожидала застать там и тебя, – начала было Айя.
Но Тута перебил ее:
– Сейчас нужно поскорее добраться до конюшни, взять лошадей и покинуть город. Господин, отец знает, где ты оставлял лошадь. Если не уедешь, он обязательно с тобой разделается.
Пока мы забирали лошадей, конюх и Тута молча выясняли отношения. Туте явно хотелось высказать все, что он думает, но он благоразумно сдержался.
В конюшне мы не задержались. Убедившись, что отец Туты не устроил за нами погоню, мы тронулись в путь, торопясь покинуть Завти.
Мы безостановочно ехали не менее двух часов. Тута сидел позади Айи, крепко держась за нее. Уже светало. Наконец мы решили сделать привал, развести костер и пожарить рыбу, которую Айя не то купила, не то выпросила у рыбака на берегу Нила.
Пока Тута возился с костром, мы с Айей отошли, чтобы поговорить. Мы напоминали солдат, возвращавшихся с поля боя и настолько утомленных, что они помогали друг другу идти. Найдя удобное местечко, мы уселись на песок. Айя, как всегда, положила голову мне на плечо. У нас за спиной всходило солнце. Мы смотрели на Туту, ломавшего хворост для костра. Единственным звуком был скрип его кресала. Необычная тишина царила в пустыне, словно, кроме нас троих, в мире не было никого.
– Почему ты уехал? – спросила Айя.
– Мне нужно разыскать отца. Нужно доказать ему, что…
– Я не об этом. Почему ты уехал тайком?
Я умолк. Чувство вины перед Айей, утихшее за время странствий, разгорелось с новой силой.
– Я сомневался, что смогу уехать по-другому, – наконец выдавил я.
– Больше так не делай. Никогда. Не уезжай под покровом ночи, не попрощавшись.
– Прости меня, – только и мог промямлить я.
– А теперь рассказывай, – потребовала Айя.
И я описал ей все события, начиная с прихода в дом Рабии и кончая появлением Айи в доме отца Туты. Я не утаил ни одной мелочи.
– Значит, ты все-таки услышал послание, – сказала она, когда я закончил рассказ. – «Приезжай немедленно в оазис Матери. Мы опасаемся, что орден вновь набирает силу».
– Да. Ты все точно запомнила.
– Оазис Матери… Вероятно, это какое-то тайное место встречи. Тебе оно что-то говорит?
– Нет.
– А есть догадки насчет ордена?
Я покачал головой.
– Но ведь ты подслушивал разговоры взрослых, пока рос. Неужели там никогда не звучали эти слова?
– Никогда.
Я вдруг потерял дар речи. Что я собирался предъявить своему отцу? Жалкие крохи, достигнутые ценой неимоверных усилий? Мало того что я дважды сам был на волосок от смерти, моя неопытность и неумение разбираться в людях погубили невиновного человека.
– А теперь я вообще не знаю, что делать, – сказал я. – Не знаю, с чего начинать, куда двигаться.
Руки Айи обняли меня, отгоняя уныние.