Ассегай
Шрифт:
— А третья?
— Я претерпела несправедливость и жаждала мести.
— У меня от твоих слов просто мурашки бегут по коже.
— К моему девятнадцатому дню рождения портниха сшила роскошное бальное платье. Когда я примеряла его в первый раз, рядом со мной стояла миссис Райан. Мы вместе смотрели в зеркало. «Ты очень красивая, Ева, — сказала она. — Ты стала такой, какой мы хотели тебя видеть». Прозвучало это как-то грустно… я тогда не обратила внимания, потому что не представляла, какое будущее меня ждет. Потом миссис Райан улыбнулась, и вся ее грусть сразу рассеялась. «У меня для тебя подарок», — добавила она. — Ева рассмеялась. — Странный день рождения получился. Миссис Райан вызвала кеб, и мы поехали в Уайтхолл, где находятся
Мы сели за большой круглый стол посредине комнаты. С потолка над ним свисала громадная люстра, на стенах — огромные картины с изображением батальных сцен. Помню, что одна была посвящена гибели Нельсона на палубе «Виктории» при Трафальгаре, а на другой Веллингтон и его свита наблюдали за атакой наполеоновских гусар при Катр-Бра. На галерее играл оркестр, и офицеры по очереди танцевали со мной. При этом они расспрашивали меня, как преступницу в тюрьме.
Я так нервничала, что растеряла весь аппетит и не помнила, что мы там ели. Слуга налил в бокал шампанского, но миссис Райан предупредила меня, и я не сделала ни глотка. В конце обеда мужчины посовещались о чем-то и, похоже, пришли к какому-то решению. По крайней мере лица у них были довольные. Потом мистер Браун произнес речь о долге и патриотизме. На этом мой праздник и закончился.
Через два дня я снова встретилась с мистером Брауном при менее торжественных обстоятельствах. Разговор состоялся в небольшом душном кабинете, уставленном каталожными шкафчиками. Он сказал, что мне оказана высокая честь, что я избрана для выполнения ответственного и деликатного задания, имеющего непосредственное отношение к обеспечению безопасности нашей любимой родины. Над континентом, мол, собираются тучи новой войны, и вскоре вся Европа будет объята пламенем. Я слушала и не понимала, какое отношение все это имеет ко мне. А потом он произнес имя фон Мирбаха. Сказал, что мне выпал редкий шанс не только послужить королю и империи, но воздать по заслугам тому, кто свел в могилу моего отца. Все, что от меня потребуется, — это добывать информацию, которая имеет жизненное значение для интересов Британии.
Ева снова рассмеялась, на сей раз искренне, легко и непринужденно.
— Представляешь, Баджер? Я была настолько наивна и невинна, что не поняла, как смогу заставить его поделиться со мной секретами Германии. Я спросила об этом мистера Брауна, и он загадочно посмотрел на миссис Райан и ответил: «Если согласитесь, мы вас научим».
— Я ответила, что, конечно же, согласна, но хочу знать, как могу выполнить задание. — Ева оторвалась от Леона, выпрямилась и посмотрела на него своими чудными фиалковыми глазами. — Через год после того, как я подписала этот контракт с дьяволом, они решили, что я готова к предназначенной мне роли. Я узнала об Отто фон Мирбахе все, что только можно знать, за исключением, конечно, тех секретов, которые предстояло из него вытащить. Он уже десять лет не жил с женой, однако о разводе речь не шла, поскольку оба были добрыми католиками. Так что на замужество рассчитывать не приходилось. — Ева невесело рассмеялась. — Через нашего военного атташе при посольстве в Берлине миссис Райан устроила так, что меня пригласили погостить в его охотничьем домике в Вискирхе. Я знала свою роль и сыграла ее, — добавила она сухо, и на ресницах блеснула слезинка. — До встречи с Отто я была невинной девушкой и в прочих отношениях оставалась такой до вчерашнего дня. Вот так, мой дорогой Баджер. Больше я вдаваться в детали не хочу, а если б и хотела, ты вряд ли стал бы
Некоторое время оба молчали. Первой не выдержала Ева.
— Теперь, зная все, ты презираешь меня? — сдавленным голосом спросила она.
— Что бы ты ни сделала в прошлом или будущем, — ответил он, глядя ей в глаза, — ничто не заставит меня презирать тебя. Ты допустила меня в свою душу, и я нашел в ней красоту и благородство. Хочу напомнить, что перед тобой далеко не святой. Как ты сама сказала, мы оба солдаты. Я убивал людей, исполняя приказ, и, как и ты, сделал много такого, чего полагается стыдиться, а не гордиться. Все это не важно. Важно лишь то, что сейчас мы вместе и любим друг друга.
Он протянул руку и смахнул слезинку с ее щеки.
Ева наконец улыбнулась:
— Ты прав. Мы любим друг друга, и у меня есть ты, а у тебя есть я. Все остальное не важно.
Похоронная процессия растянулась на всю Унтер-ден-Линден. Голова ее достигла Бранденбургского дворца, тогда как хвост терялся из виду в конце бульвара. День был серый, ненастный, и столпившиеся на тротуарах люди мокли под дождем. Все молчали, женщины плакали. Единственный барабанщик выбивал похоронный марш. Впереди ехал кавалерийский эскадрон: копыта цокали по мостовой, бледный свет отражался на клинках обнаженных сабель. Ева стояла в первой шеренге. На ней были длинные кожаные перчатки и шляпка с черными страусовыми перьями. Глаза и верхнюю половину лица закрывала черная вуаль.
Перед орудийным лафетом, на котором везли гроб, ехал на черном жеребце сам кайзер Вильгельм Второй — в сияющем островерхом шлеме с золоченым ремешком и черной шинели, полы которой стелились по крупу коня. На лице его застыло скорбное выражение. Огромный гроб был сделан из прозрачного хрусталя, так что все пришедшие проститься с покойным, хорошо видели тело Отто фон Мирбаха, лежащего неподвижно в наряде римского императора с короной из лавровых листьев на голове. Громадные волосатые кулаки сжимали по ассегаю, лезвия которых скрещивались на груди. Изо рта торчала кубинская сигара.
Радость и ощущение свободы переполняли Еву. Кошмар закончился, Отто умер, и ничто не мешало ей вернуться к Леону. Лежа в гробу, мертвый Отто открыл один глаз, посмотрел на Еву и выпустил идеально круглое колечко дыма. Она не удержалась, хихикнула и не смогла остановиться — чистый, как звон колокольчика, смех запрыгал по мрачной Унтер-ден-Линден.
Кайзер Вильгельм повернулся и сурово посмотрел на нее. Потом, подстегнув коня, подъехал к ней, наклонился и твердо произнес:
— Проснись, Ева! Проснись, ты спишь!
— Отто мертв! — ответила она. — Теперь все будет хорошо. Теперь я не нужна им, и они меня отпустят. Я свободна. Все закончилось.
— Проснись, милая.
Кайзер нагнулся еще ниже, взял ее за плечо и тряхнул. Тот факт, что он был императором Германии и не раз встречал ее на дворцовых приемах, никак не мог служить оправданием столь бесцеремонного поведения. Как он смеет называть ее «милой»!
— Я не ваша милая, — церемонно ответила она и села. Леон зажег свечу, и света вполне хватало, чтобы понять — она в хижине на склоне Лонсоньо, а перед ней Леон, и на его лице обеспокоенное выражение. — Отто умер.
— Тебе это приснилось, милая.
— Я видела его, дорогой. Он мертв. — Она ненадолго задумалась. — Даже если это сон, даже если он жив, для меня Отто фон Мирбах мертв. Я не чувствую к нему ненависти. Теперь, когда я нашла тебя, в моем сердце не осталось места для таких чувств, как ненависть, злоба, мстительность.
Ева потянулась к нему, и он принял ее в свои объятия и крепко сжал.
— Мы переплавим эту гадость во что-нибудь светлое и прекрасное.
— Отведи меня к Лусиме, — прошептала она. — Еще когда ты впервые упомянул ее, я почувствовала, что как будто давно ее знаю. У меня такое чувство, будто мы давно знакомы. Мне кажется, что у нее ключи от нашего будущего.