Ассегай
Шрифт:
— Я считаю, что обвиняемый бросил его в Ниомби с остальными бойцами и сбежал один.
— Возражение! — Бобби снова вскочил со стула. — Свидетель лишь высказывает собственное предположение!
— Возражение принято. Секретарю следует вычеркнуть последний вопрос и ответ на него из протоколов заседания, — сказал полковник, бросив, однако, неодобрительный взгляд в сторону Леона.
Эдди Робертс справился со своими заметками.
— Мы знаем, что посланная в Ниомби колонна не нашла тело сержанта. Как вы объясняете данный факт?
— Должен поправить вас, капитан
Бобби устало потер лицо.
— Возражаю. Предположение.
— Поддерживаю. Пожалуйста, майор, придерживайтесь фактов.
Снелл и Робертс переглянулись — они явно были довольны собой.
— Если сержант Маниоро все же спасся с помощью обвиняемого, — сухим, казенным голосом продолжал Эдди, — где, по-вашему, он может сейчас находиться?
— Не могу знать.
— Может быть, он в родной деревне? Навещает мать, как утверждает в своем рапорте обвиняемый?
— На мой взгляд, это крайне маловероятно. — Снелл со скорбной миной покачал головой. — Боюсь, мы никогда не увидим сержанта Маниоро.
В перерыве на ленч судьи отдали должное холодной жареной куропатке и отведали шампанского на широкой веранде офицерской столовой. После ленча слушание возобновилось. Эдди и Снелл еще пару часов продолжали играть в обвинителя и свидетеля. Наконец капитан повернулся к старшему судье:
— Ваша честь, я закончил. У меня больше нет вопросов к свидетелю.
Все прошло по плану; Эдди был доволен собой и не пытался скрывать этого.
— Лейтенант? У вас есть вопросы к свидетелю обвинения? — спросил полковник, доставая из кармана часы. — Я хотел бы закончить все к завтрашнему вечеру. Нам еще нужно вернуться в Момбасу и успеть на корабль, который уходит в пятницу вечером.
Судя по всему, для себя председатель уже все решил.
Бобби попытался рассеять сложившееся у судей мнение, забросав Снелла вопросами, но из этого ничего не получилось — в первую очередь из-за слабости его собственной позиции. Майор держался уверенно, а отвечал таким снисходительным тоном, будто разговаривал с несмышленым ребенком. Несколько раз он обменивался с судьями заговорщическими взглядами.
В конце концов полковник снова извлек золотые часы и громогласно объявил:
— Джентльмены, на сегодня достаточно. Возобновим заседание завтра в девять утра.
С этими словами он поднялся и, сопровождаемый двумя своими товарищами-судьями, направился к бару в задней части столовой.
— Боюсь, похвастать нечем, — признался Бобби, когда они с Леоном вышли на веранду. — Теперь все зависит от твоих завтрашних показаний.
Ишмаэль принес им обед и по бутылке пива из пристроенной к рондавелю Леона кухни. Стульев в комнате не было, так что устроились на полу. Ели без аппетита, стратегию на следующий
— Мне вот интересно, не упадешь ли ты в глазах местных дам, когда встанешь с повязкой на глазах к стенке? — задумчиво сказал Бобби. — Или так и останешься лихим красавчиком?
— Проваливай и не каркай! — прикрикнул на него Леон. — Мне еще выспаться надо.
Сон не шел, и он ворочался, крутился и потел чуть ли не до рассвета. В конце концов встал и зажег лампу. Потом, не одеваясь, в одних трусах шагнул к двери — общественная уборная находилась в самом конце улочки. Ступив на веранду, лейтенант едва не наткнулся на группу мужчин, сидевших на корточках прямо за дверью. Он отпрянул и поднял лампу повыше.
— Вы еще кто такие?
Гостей было пятеро, и, приглядевшись, Леон заметил, что все они одеты в охряно-красные масайские шуки.
Один из них поднялся.
— Приветствую тебя, М'бого, — сказал он, и костяные сережки блеснули в свете лампы почти так же ярко, как и его зубы.
— Маниоро! Ты какого черта здесь делаешь? — почти закричал Леон — давивший на сердце камень свалился, и его захлестнула волна радости.
— Мама Лусима послала меня. Сказала, я тебе нужен.
— А почему ж так долго? — Ему хотелось обнять сержанта.
— Я очень спешил, и братья мне помогали. — Маниоро указал на сидевших за его спиной мужчин. — За два дня дошли до Наро-Мору. Там нам разрешили сесть на поезд. Ехали на крыше. Очень быстро.
— Что ж, Мама права. Брат, мне очень нужна твоя помощь.
— Лусима Мама всегда права, — сказал Маниоро. — А теперь скажи, что за беда с тобой приключилась? Снова будем воевать?
— Да, — ответил Леон. — Нас ждет большая война!
Пятеро масаи переглянулись — похоже, такая перспектива устраивала их как нельзя лучше.
Разбуженный голосами, из своей пристройки выбрался заспанный Ишмаэль.
— В чем дело, эфенди? Снова эти неверные? Они вам мешают? Мне их прогнать?
Одетого в шуку Маниоро слуга не узнал.
— Нет, Ишмаэль, не надо никого прогонять. Беги-ка побыстрее к лейтенанту Бобби да скажи, чтоб немедленно шел сюда. Случилось нечто чудесное. Господь услышал наши молитвы.
— Аллах велик! Милость его недоступна пониманию, — подтвердил Ишмаэль и неспешно, не теряя достоинства, потрусил к дому Бобби.
— Прошу вызвать в качестве свидетеля сержанта Маниоро! — громко, твердым голосом объявил лейтенант Сэмпсон.
В офицерской столовой повисла гробовая тишина. Судьи оторвались от своих записей и, заметно оживившись, повернулись к двери, через которую, хромая и опираясь на неуклюжий самодельный костыль, в зал вошел Маниоро. Он был в своей лучшей, парадной форме, с аккуратно наложенной свежей повязкой на бедре и босиком. Кокарда на красной феске и пряжка ремня, любовно начищенные «Браско», сияли как звезды. За ним, безуспешно стараясь скрыть довольную ухмылку, промаршировал сержант Мфефе. Подойдя к возвышению, сия живописная парочка остановилась и лихо откозыряла с интересом наблюдавшим за ними судьями.