Ассимиляция
Шрифт:
Харрис попытался закричать, привлечь внимание своих преследователей, чувствуя, что сейчас умрет. Это было страшнее и ужасней, чем плен. Уж лучше камера и неволя, чем вот такая смерть... Огоньки ловцов мигнули в коридоре перед ним, Харрис потянул к ним ладонь, уже не имея возможности кричать. Его сердце, в последний раз ударившись о ледяную камеру грудной клетки, остановилось, и Харрис, отстраненно понимая в этот миг, что вот сейчас он действительно умер, с удивлением почувствовал, что медленно проваливается сквозь стену, подпиравшую его застывшее тело...
Тело сковывал холод, зубы Харриса отчетливо выстукивали торопливую чечетку, все члены болели - каждая косточка, каждая мышца. Как только какую-либо часть тела
– Его нет здесь, сэр...
Пауза. Видимо, говоривший прислушивается к коммуникатору. Следует раздраженный ответ:
– Тем не менее, его нет на этой палубе, сэр! И деться ему некуда.
Человек вновь замолчал, выслушивая своего собеседника, затем грязно выругался - видимо, куда-то в сторону, чтобы не услышал человек на другом конце связи, а затем, сдерживая недовольство, вновь ответил:
– Вам сразу следовало отправить его сюда, сэр. Боюсь, мы ошиблись. Попробуем прочесать уровни выше и ниже, сэр...
Послышались тихие шаги, шипение пневматики, лязг тяжелых створок дверей и все стихло. Харрис ничего не понимал. Все еще стоя на четвереньках, он подтянул под себя коленки и на корточках подобрался в ту сторону, откуда исходили голоса. Дорогу ему преградила глухая стена. Харрис провел руками справа и слева, постепенно привыкая в темноте, но никаких признаков двери или прохода не было и в помине.
Харрис обернулся, окидывая улучшившимся зрением помещение, в котором оказался. Больше всего оно походило на лабораторию. Или операционную. Непонятные приборы закрывали металлические стены. В центре на массивном основании стоял операционный стол. Харрис понял это, увидев над его краем кончики пальцев человеческих ног. Капитан наконец поднялся на ноги, ощущая, что прежние боли и ломота испарились без следа. Все еще полностью не различая лежащее на столе тело, он шагнул ближе, в круг бледноватого сияния, падающего конусом из притушенных операционных ламп, висящих сверху над столом.
Что-то знакомое было в обнаженной человеческой фигуре перед ним. На бедрах человека лежал кусок белой материи, на котором покоилась ручка зажима, удерживающего торчащий из тела чуть выше пупка патрубок. Харрис скользнул глазами выше по худому телу, остановил взгляд на проступившей прутьями ребер груди. Приглядевшись, Харрис понял, что перед ним женщина. Чуть ниже левой ключицы алела раскрытая рана. Аккуратное рассечение, сквозь которое в грудную клетку были погружены уже несколько трубок и даже, как показалось Харрису, тонких энергокабелей. Худые руки женщины были раскинуты в стороны, и их кисти терялись в темноте за пределами освещенного круга. Кожа имела металлический сероватый оттенок. Харрис обратил свой взор на запрокинутую назад голову, все еще четко не различая лица, но уже узнавая линию подбородка. Его сердце учащенно забилось, он на секунду закрыл глаза, вызывая в памяти лицо Ли, зажал виски ладонями, порывисто оторвал руки от головы, склонился над телом, подсунул ладонь под затылок женщины и поднял к себе ее лицо.
Да... Это была она! Ли... Любимая Ли. Ее лицо заметно изменилось, обритая голова сделала ее похожей на ребенка. Ребенка с крупными глазами, скрывающимися за огромными лепестками пронизанных темными сосудами полупрозрачных век. Сухие губы сжаты, потрескались и чернели резким пятном на фоне бледной кожи, проткнутой темными ямами запавших щек.
Харрис осторожно оторвал Ли от ложа, подхватил ее безвольную голову и, прижавшись к ней щекой, беззвучно заплакал, тихо раскачиваясь на краю ложа и шепча ее имя. Неизвестно, сколько времени так, сжимая тело Ли, просидел Харрис, когда вдруг почувствовал на своей коже слабое дуновение, щекочущее волоски на шее. Харрис подумал, что это всего лишь внутренняя циркуляция воздуха, но у дуновения был слабый ритм и теплота. Харрис встрепенулся. Осторожно вернул Ли на ложе и склонился над ее губами. Так и есть. Слабое дыхание вырывалось из ее уст. Харрис положил пальцы на артерию у основания шеи и почувствовал слабый пульс. Волна восторга зародилась где-то в глубине его груди. Ширясь и нарастая, разгоняя печаль, выстраивая мысли, очищая душу от тьмы, она рвалась наружу криком - она жива, жива!!! Харрис заметался, пытаясь сделать все сразу, он протягивал руки, желая поднять Ли с этого ужасного ложа, но глаза натыкались на зловещие трубки, погруженные в ее тело. А вдруг она жива лишь благодаря этим приборам? Как узнать? Не торопись, капитан, не торопись... Новой потери тебе не перенести, - бормотал Харрис, рассматривая приборы, которые следили за ним своими индикаторами, насмехались, дразнили, будто осознавая свою власть на ним и Ли.
Может быть, его вновь обретенное естество подскажет, как поступить? Ведь теперь он весь целиком связан с Ли. Это ведь ее дар. Харрис простер над женским телом ладони. Опустил одну из них на ее грудь возле раны, а другую возле раны на животе. Замер. Закрыл глаза. Прислушался к своим ощущениям, ожидая намека, сигнала, шепота, всего, что угодно, но дающего ответ на мучающий его вопрос. Он почувствовал, как его ладони стали источать нечто неощутимое и, тем не менее, стремительно расширяющее границы его ощущений. Его сознание топталось на кончиках пальцев, в нетерпении ожидая шага вглубь, за пределы тела, и микрочастицы, выстраивающие сейчас мостки между клетками вовне, становились проводниками его ощущений.
Осторожно он крадется вдоль чужеродных трубок, облекает их сенсорной пленкой, пытается понять причину и следствие их существования, ощущает токи энергии и веществ внутри них. Похоже..., да нет, точно, и это прибавляет оптимизма Харрису, без некоторых из них можно обойтись. Но вот та, у сердца... Без нее никак. Тут нечто, что поддерживает жизнь, но и не позволяет пробудиться до конца, сосет жизненную энергию, не давая ей наполнить чашу сознания пленницы, и в то же время уберегает от безвозвратного распада.
Харрис заскрежетал зубами, проклиная Артадо и его мясников. Ли крепко прикована к этому ложу. Ни жизнь и не смерть. Существование тела, плоти, но не разума... Харрис устремился глубже, следуя вдоль этой хитрой узды, и удивляясь своим неожиданным способностям. Он пробирался к нервным окончаниям, подсматривая таинство управления плотью, он касался трепещущего сердца, пытаясь разгадать всю хитрость содеянного вивисекторами. Вот здесь он попробовал перекрыть внешний источник ферментов, поспешно подменив его фабрикой собственного тела. Вот тут обнаружилась стимуляция легкими импульсами энергии - и тут он может подменить инородца. Так, так... Осторожно разжать капкан, высвободить из него сердце, при этом не поранив его и продолжая поддерживать его слабое биение.
Тело Харриса затекло в неподвижности, но он едва ощущал это, полностью находясь там, на границе своего пластичного естества, возле сердца любимого человека. Он не замечал, так как глаза его были закрыты, как патрубок на животе Ли покинул рану и, соскользнув вместе с зажимом, сиротливо повис под тяжестью инструмента над полом. Ладонь Харриса вдруг исторгла на кожу Ли отсвечивающие металлом брызги, которые охватили кровоточащее отверстие, сомкнулись на нем и устроили настоящий взбалмошный танец. Нечто похожее происходило и на груди Ли. Только там щупальца приборов находились слишком глубоко в теле, и Харрис, будто бы разбуженный, пошевелился, отнял вторую ладонь, обхватил ростки металла и пластика у самого тела и потянул вверх. Как только их концы оказались снаружи, рану затопило озерцо крови. Ладонь Харриса поспешно накрыла рану, и серебряные брызги вновь заиграли между его пальцев, порождая в каждой капле несмешиваемый красно-серебряный символ Инь и Янь...