Ассистент

Скоробогатов Андрей Валерьевич

— Я задал этот вопрос только чтобы вы получили ответ на свой. Мне девятнадцать. И я не смог окончить вуз. Подумайте, могу ли я состоять в Обществе? Наверное, нет.

— Что такое вуз? — спросил переводчик.

— Да твою же мать. Университет.

Каяно выслушал перевод, затем усмехнулся, упёрся кулаками на стол и вытаращился на меня. Затараторил.

— Однако это не отвечает на вопрос — почему вы знаете о нём. И как вы понимаете, я чувствую вибрации при допросе. Я снова вижу, что вы лжёте. Или не договариваете мне.

— Я кандидат. Как мне сказали недавно — один из двухсот кандидатов.

Один из моих родственников рассказывал мне про Общество.

— Что за родственник? Отвечайте!

— Я не имею права говорить.

Каяно подошёл и схватил меня за волосы, с гримасой пренебрежения глядя в лицо.

— Кто?!

— Я не скажу.

Меня ударили о стол лбом. Спросили.

— Отец?

— Нет.

— Я вижу, что вы лжёте!

— Дед! Это был дед, мать его! Он был убит!

Какое-то время офицер прислушивался, словно принюхивался. Затем отпустил, снова сел напротив меня, поправив китель.

— А Елзидер?

— Я рассказал ей. Возможно, она тоже кандидат. Точно я не знаю.

Это был большой риск. В случае одновременного допроса я не имел возможности предупредить её о том, что ей следовало говорить.

— Ладно, разговор окончен. Сегодня вы продолжите мероприятия.

— Вы точно думаете, что у меня что-то получится, господин Каяно, после того, как вы со мной так обошлись? — хмыкнул я, потирая ушибленный лоб.

Мне позволили зализать раны, отключив на минуту ошейник в специальной комнате — всё так же, под дулами надзирателей. Дальше — уже знакомые процедуры. Признаться, мне было даже интересно, кто будет на этот раз.

Это оказалась цыганская девушка, Эльвира, из новобессарабских, чуть постарше меня. Она неплохо знала русский, и мы отлично поболтали — рассказала про табор, про то, как они откочевали за забор Новой Бессарабии на север, где на них напали аборигены вперемежку с сиамцами, перебили всех мужчин, а у неё впервые сработал навык — что-то вроде «огненного крика», поджигающего предметы в радиусе нескольких метров. Но её усыпили дротиком, как и меня. Затем рабовладельцы продали её на рынке Утопии точно также, и она приплыла на том же корвете.

— Оказалось — четыре процент! — с гордостью сообщила она.

— И что потом? Тебе сказали, что тебя ждет.

Она погрустнела.

— Не знаю. Здесь останься или увезут куда-то.

Мне подумалось: интересно, сколько молодых людей из нетехнологичных сообществ никак не проявляют свой навык просто из-за отсутствия образования и своей среды? Наверное, точно так же, как и способностям к точным наукам и спорту высоких достижений.

Я попытался еe успокоить, приободрить, хотя, конечно, никаких обещаний я не дал. Заодно расспросил, сколько их в блоке. В одной камере с ней оказалось шесть девушек, всего камер было не меньше десяти, а ещё был блок для рожениц. Долго на эту тему нам разговаривать не дали — тут же прорезался голос нашего штатного вуайериста, потребовавшего, чтобы мы прекращали болтавню.

Меж тем, она оказалась не из робкого десятка и ещё в процессе диалога сама принялась трогать мою одежду, намекая на то, чтобы я разделся. После сигнала она тут же меня поцеловала, толкнула на матрас и оказалась сверху. Эмоции били через край, и я даже не мог сказать, переигрывает ли она, или ей действительно

так всё нравится.

В конце акта она вдруг выскользнула, спрыгнула вбок, не позволив мне завершить всё в нужном месте и нужным образом. Потом извинялась, сказала, что «больше так не будет», хотя я понял по лукавому взгляду, что точно будет.

Я разгадал её нехитрый замысел — логично предположить, что если зачатия не произойдёт, то наша встреча повторится. А учитывая, что я вызывал симпатию, подобные встречи наверняка могли стать окном света в тёмном царстве. Если бы не одно но.

— Эльвира. Камеры. Нас наверняка снимают. Они все заметили и скажут, что ты схалтурила.

Она поняла и вздохнула — спорить не стала.

— Второй раз надо, — кивнула она.

Пришлось повторить. После второго раза случилось не вполне ожидаемое. Мне дали выждать пять минут, после чего дверь в комнату открылась, и там показалась крепкая лаборантка с уже знакомым прибором по открытию браслета, а позади — солдафон с винтовкой.

Эльвира взвизгнула, закрылась подушкой. Знакомый голос переводчика сказал:

— Первый раз вынуждены не засчитать. Вам придётся повторить ещё раз, контрольный. Для ускоренной подготовки и успешного завершения мы позволяем вам в качестве эксперимента провести лекарские мероприятия со своим организмом.

— Оригинальное решение.

Вот же хитрые японцы! Признаться, я бы сам даже и не додумался использовать свой навык, чтобы восстановиться для третьего рывка. Однако мне это удалось, и Эльвиру увели уставшей, но более чем довольной.

Однако позже я понял, что зря продемонстрировал им подобное умение. На следующий день до обеда привели третью девушку. Аборигенку, то ли аустралийскую, то ли откуда-то из Меланезии. Не понимающую ни на одном языке, зато прекрасно готовую к тому, что произойдёт и резво раздвинувшую колени.

А после обеда сказали подлечиться и снова привели — русскую крепостную, двадцати шести лет. Оксана, небольшого роста, коренастая, я не сказал бы, что красивая, но определённая женственность в ней точно была. Жила в Змеинобережном Крае на ферме, после смерти старого барина молодой сначала надругался, а затем отвёз по Трансаустралийской магистрали куда-то к недостроенному тупику и сказал идти несколько часов на восток. Там-то её и подобрал сиамский отряд перекупщиков. Мы говорили долго, я даже немного устал чувствовать себя психологом, которому плакались в жилетку. Тем более, что я всё ещё ничего не обещал и цинично выполнял свою задачу. Но, так или иначе, мысли о том, как вызволить из плена всех матерей моих будущих детей — неизбежно крутились в голове.

Десятый, одиннадцатый день заточения. Двенадцатый — каждый день по две. Приводили ещё одну аборигенку, здоровую, на две головы меня выше, мулатку — кровь с молоком, затем двух китаянок разных возрастов и камбоджийку. Последней привели японку с островов Окинава, которая неожиданно-сносно заговорила по-французски. Она была одета в своё личное бельё — я уже научился отличать, вела себя слегка надменно и даже с некоторым скепсисом. Оказалось, что она не из самого бедного рода, но, как она сказала, «прогрессивных взглядов», поэтому по окончании высшей школы поехала в комплекс добровольно, услышав о программе.