Астронавты. Отвергнутые космосом
Шрифт:
Медленно вернулось сознание того, что она стоит как столб и что-то шепчет. Бой-Баба ухватилась за край ящика и огляделась вокруг себя.
Черная тень в углу привлекла ее внимание. Она пригляделась. Может, медик там за каким-нибудь столиком диссертацию кропает, а заодно и наблюдает ее неадекватное поведение? Чтобы потом доложить по инстанциям о ее психической неустойчивости и синдроме вины? Это вам не пять лет условно и разжалование в техперсонал. С такой записью в медкарте спишут подчистую, даже сортиры чистить в лунных отелях не дадут.
Она
— Рашид?
Тишина.
— Рашид?
Медик не ответил.
Бой-Баба повернула голову.
Он все еще был там. В капсуле.
Голова повернута к ней.
Глаза, наполовину вылезшие из глазниц, вытекли ему на лицо — белое, с сиреневым отливом. Синий рот раскрылся в беззвучном вопле, обнажив почерневшие обломки зубов. Выдранная с корнем в агонии прядь немытых волос прилипла к губе.
Медик лежал на спине, наполовину высунувшись из капсулы консервации. Крышка была задвинута не до конца — она врезалась острым краем в его окровавленный живот. Кровь замерзла, и кожа медика была тверже камня: морозильная установка работала на полную мощность. Система консервации жизни издавала тихие ритмичные чмоки.
С белых кружков пластыря на волосатой груди медика свешивались оборванные в панике провода электродов. Он вытянул руки в стороны — видимо пытаясь выбраться из ящика, — да так и застыл, высунувшись до пояса наружу. Нижняя половина тела Рашида осталась под стеклом крышки, запутавшись в сети проводков и трубочек. Пальцы рук покрывала свернувшаяся кровь, сочившаяся из-под ногтей.
Бой-Баба осторожно пошла вокруг ящика. Бока и штанины медика были залиты кровью из разорванного давлением живота. В позвоночник снизу входили иглы, и капельницы мерно вкапывали в него свое содержимое.
Астронавтка стояла и смотрела. Надо бы отключить систему. Но она не знала, как. Включать уже умела, а вот выключать еще не доводилось.
Да и не надо бы ничего тут трогать…
Бой-Баба вытянула из кармана переговорник, нажала кнопку. Жестяным голосом доложила ситуацию. Потом опустилась на пол и так сидела, глядя в пространство, пока не пришли остальные.
— Ну что, очухалась, красивая? — красная физиономия дяди Фимы наклонилась над Бой-Бабой. Она кивнула. Обхватила руками стакан с водой, заботливо подсунутый Живых. Голова кружилась, так что ей пришлось ухватиться за рукав товарища, чтоб не повалиться набок. Выпила воды, и через минуту ей полегчало. Голова прояснилась. Она повернулась посмотреть. Застонала и отвернулась.
Наполовину замороженная туша медика по-прежнему торчала из ящика консервации, и провода так же входили в тело, а лампочки помаргивали. В медблоке битком народу, вся команда тут, кроме вахтенного Йоса. Возле капсулы, опустив голову, стоит капитан. На мгновение Бой-Бабе показалось, что он улыбается — но вот Майер выпрямился и сделал знак дяде Фиме отключать капсулу. Теперь на лицах обоих светилось мрачное удовлетворение.
В кресле сидел бледный бортинженер Кок, отирая бумажным платочком испарину. Вокруг него суетился Питер Маленький. Инспектор Электрий стоял в дверях, словно не решаясь переступить порог. Тадефи листала книгу записей на лабораторном столе.
Капитан отвернулся от капсулы и подошел к Бой-Бабе. А вот дядя Фима нагнулся к телу и что-то там рассматривал, ковырялся в трубочках и проводках.
Бой-Баба напрягала голос как могла, но все равно получалось тихо. Оказывается, она все помнила. Рассказала, как вошла, как обнаружила труп. Все слушали и кивали. Живых качал головой и поглядывал на изогнутое смертной судорогой тело.
Дядя Фима, по всей видимости, тоже слушал, потому что похмыкивал в такт ее рассказу.
Наконец она замолчала. Майер кивнул:
— Ну что ж. Так и запишем — несчастный случай. Во всех инструкциях сказано: не использовать капсулы для кратковременной консервации. Он спал в них, вы говорите? — повернулся капитан к Тадефи.
Студентка посмотрела робко и кивнула. Капитан прищурился на тело Рашида, наморщив лоб. Думал. Наконец тряхнул седым «конским хвостом»:
— Это большая потеря. Но никто не мог такого предусмотреть.
Члены команды вразнобой поддакнули.
— Досадно, что именно медик… — капитан оглядел всех, — так что пока на должность медика назначается мисс Тадефи. Посмотрим, чему вас там в училище учат.
Тадефи наклонила голову, подчиняясь приказу, и снова углубилась в записи.
Дверь блока консервации медленно отъехала в сторону. На пороге стоял Йос.
С каких это пор вахтенные без спросу с поста уходят, сердито подумала Бой-Баба. Но после несостоявшегося «бунта» штурман изменился — это все заметили. Поднимал голос на капитана, дерзил в ответ. Майер как будто не замечал. Верно говорили в Министерстве космонавтики: святой человек наш Майер… или блаженный.
На мгновение воцарилась тишина, прорезанная жалобным голосом Кока:
— Конечно, я боюсь! И надо же, чтобы это был именно медик! Что же мне теперь… — его голос задрожал, лицо искривилось, — что делать? Без медика с моим диабетом… — Он поднялся, придерживаясь за руку Питера. — Капитан!
Майер терпеливо повернулся.
— Мы обеспечим вам уход как полагается, дружище. Вам и вашему диабету. Не волнуйтесь. При диабете это вредно.
— Но, — настаивал бортинженер, — через два дня мне нужно делать очередную инъекцию! Вводить нанотестер! Кто будет этим заниматься?
Охранник резко повернулся к шкафу, распахнул дверцу. Выхватил с полки коробку и, не глядя, кинул ее Тадефи.
— Нанотестер, — сказал он и, оглядев полки, добавил: — Причем — последний. Послезавтра введешь ему, — и он кивнул на Кока. — Как вводить, знаешь? Учили вас?
Тадефи посмотрела на коробку, затем на охранника и нерешительно наклонила голову.
— Тогда с этим все, — отрезал дядя Фима.
Питер стоял с понурым видом, пряча лицо от капитана. Бой-Баба повернулась — и поймала дяди-Фимин взгляд. Тот тоже разглядывал Питера Маленького.