Астронавты. Отвергнутые космосом
Шрифт:
Сердце застучало. Сейчас пойти к Живых и все ему выложить. Все подготовить. Время есть. Через час он встанет на вахту, тогда и действовать.
Бой-Баба бессмысленно посмотрела на собственную руку, сжавшую в железных клещах-пальцах пакетик с крысиной отравой. Усмехнулась. Остановка сердца — как гуманно! И главное, если верить надписи на коробке, без риска для окружающих.
Она шагнула к транспортеру, присела на корточки. Где-то здесь наверняка нора. Здесь насыпать лучше всего. Она протянула руку как могла дальше и высыпала остатки пакетика
В воздухе потянуло паленым пластиком.
Астронавтка замерла. Принюхалась — нет, ничего. Померещилось.
Нагнулась опять, стараясь разглядеть нору, и снова учуяла ядовитый дымок.
Бой-Баба поднялась. С подозрением посмотрела на распределительный щит. Ничего. Но запах был тут, исходил сверху, откуда шли к щиту провода системы жизнеобеспечения. И легкий, как дуновение марихуаны, дымок уже вился над щитом.
Вспомнила слова капитана: «Лишь бы крысы до кабелей не добрались!» С долю секунды она смотрела на распределительный щит, ожидая, что большой тумблер с щелчком прыгнет вниз, вырубая систему. Но он замер на месте, как будто не чувствовал опасности.
Дымок сгустился, и она услышала потрескивание.
Бой-Баба ринулась к стене, выбила стекло на сигнале пожарной тревоги, кулаком вжала кнопку в стену. Взвыла сирена. А дым уже валил из отверстия над щитом, трещала изоляция, летели искры, но тумблер стоял как вкопанный!
Бой-Баба выломала огнетушитель из стояка и направила на щит, но сильный толчок повалил ее на пол, и корабль затрясся мелкой дрожью. Огнетушитель откатился в сторону. Дым душил, ел ноздри. Сыпались гроздья искр, воняя электричеством.
Дым сгущался, дышать было нечем, только красные аварийные лампы мигали под потолком, и кто-то бежал, все ближе, кричали, ругались. Бой-Баба скорее почуяла, чем увидела неисправность. Выхватила из чемоданчика клещи и, держась за замотанные изоляцией рукоятки, с мясом выдрала из расплавленной оплетки кабеля искрящий провод.
Он подался неожиданно легко.
Корабль вздрогнул всей тушей. Воцарилась тишина. Двигатели встали.
Бой-Баба лежала поверх заправленной койки. От холода трясло, насквозь промокшее от пота белье липло к телу. Тускло горели аварийные лампы. Сидевшая возле нее Тадефи улыбнулась, встретив ее взгляд.
— Чаю хочешь? Или лучше воды?
Бой-Баба помотала головой:
— Ничего не надо. Спасибо. Ну что там?
Тадефи усмехнулась:
— Что? Дрейфуем. Аварийная система пока тянет. Капитан в следующий сеанс связи собирается запрашивать помощь с Земли.
— Понятно. — Бой-Баба приподнялась на локте, и ее замутило. — А что с причиной пожара? — Она снова вспомнила слова капитана. — Неужели и правда крысы?
Тадефи пожала плечами:
— Кок пытался установить, но ты же его знаешь, он все делает по бумажке. Если в инструкции не нашел объяснения, значит, пожара просто не могло быть. — Она встала. — Мне сейчас на вахту, Живых сменить. Если что, его вызывай. И спи.
Тадефи вышла, задвинув за собой дверь.
Бой-Баба с трудом разжала кулак. Поднесла к свету.
На ладони лежал почерневший отрезок стандартного желто-зеленого провода заземления. Он подался легко… вероятно, потому, что его перегрызли крысы. Но почему тогда не отключался тумблер?
Она потрогала кончиком пальца концы. Поднесла к глазу, ожидая увидеть рваные следы крысиных зубов. И похолодела.
Оба конца провода были аккуратно обрезаны.
Бой-Баба сжала обрывок в руке. Пальцы привычно оценили сечение. Такой нечасто встретишь: толстый, жесткий. Сто двадцать ампер.
В голове поплыло. Она села в постели и тупо смотрела на провод.
Сто двадцать ампер.
А проводка в корабле рассчитана на пятьдесят.
Она поднесла проводок к глазу, разглядела бегущую вдоль черную маркировку. Сто двадцать ампер.
Сердце забилось чаще.
Вот поэтому щит и не вырубался. И ничего бортинженер Кок найти не мог: повреждений действительно не было. Просто кто-то заменил участок провода в подходящем месте вот этим обрезком. Если бы она пришла на десять минут позже, вся электропроводка на их древнем «Голландце» сплавилась бы к чертям собачьим.
Бой-Баба нахмурилась. Видно, она не одна такая умная. Кто-то раньше нее успел остановить бегство корабля.
Она так и не заснула. Ближе к утру спрятала проводок в стоке душевой, пока мылась. Замоталась полотенцем и драла расческой короткие жесткие волосы, когда в дверь постучал Живых.
— Зайди к дядь-Фиме, — сказал он. — На два слова. Мы уже все там сидим.
Бой-Баба кое-как натянула липнущую к мокрому телу одежду и вышла в коридор. Охранник поднялся, когда она вошла, и ухватил ручищами за плечи. Глаза у него были заботливые.
— Ну что, оклемалась, красивая?
Она оглядела отсек. Стол прогибался под кипами старых газет, журналов и бумажных книг. На койке валялись ридеры, планшетки, карты памяти. Дядя Фима усадил ее на койку рядом с Тадефи. Та сидела опустив голову и ни на кого не смотрела.
Живых повернулся к Бой-Бабе.
— Наш дядя Фима интересные вещи рассказывает. Вот послушай.
Охранник откашлялся:
— Я вас, братцы, прошу только об одном. Все, о чем мы с вами будем говорить, не должно выходить за пределы этой комнаты. Я тоже человек подневольный.
— Не вопрос, — кивнула Бой-Баба.
Живых повернулся к ней:
— Ты прости, но я дядь-Фиме все рассказал.
— Что рассказал? — не поняла Бой-Баба.
— Про паленый чип, — хрипло сказал Живых. — И про стреляную рану.
— Какую рану? — обалдело пробормотала она.
— А в гермокостюме.
Она помолчала.
— Зачем?
— Затем, — сказал охранник в полутьме отсека, — что у каждого из нас есть по кусочку мозаики. Сложим вместе — получится картинка. Не поделимся с остальными — так и будем сидеть каждый со своими черепками. Поняла?