Атаман царского Спецназа
Шрифт:
Калитка сотрясалась от ударов тяжелого меча. Причем, что интересно, даны молчали – никаких воинственных криков. Тишина, и в ней – удары меча. Сюрреалистичная картина! Боюсь, моя сабля не выдержит прямого удара меча – меч вдвое тяжелее.
Я подобрал саблю, сунул ее в ножны; отодвинув запор, дождался удара меча в калитку и резко распахнул ее. Обеими руками ухватился за перекладину над калиткой и, повиснув, обеими ногами ударил норманна в живот. Меч его после удара был опущен к земле, живот открыт. Кольчуга предохраняет от удара
Норманн выдохнул весь воздух, согнулся, и я сцепленными кулаками ударил его по затылку. Бедняга потерял равновесие и упал в сточную канаву, что текла вдоль улицы вместо обочины у дороги. Не дав ему подняться, я одним прыжком оказался рядом и, выхватив саблю, принялся рубить незащищенные кольчугой места – руки, ноги. Норманн пытался уворачиваться, но куда ему в кольчуге в осклизлой канаве, полной отбросов. Вокруг него расплывались темные разводы крови, и наконец он затих. Жестокий век, жестокие нравы.
Держа саблю в руке, вошел в калитку и чуть не поплатился жизнью. Я думал, что раненый дан лежит смирно, истекая кровью, но мужик оказался сильным. Он ухитрился встать, прислонившись к забору, и, только я показался в проеме, обрушил свой меч. Я посторонился, совсем чуть-чуть. Удар пришелся по сабле, выбив ее из руки, но не задев меня. Я отшатнулся назад. Плохо, теперь у меня нет сабли, только поясной нож и один метательный.
Думал я недолго, пробежал пять-шесть метров, перепрыгнул сточную канаву, прошел сквозь забор и оказался сзади противника. Тот стоял лицом к калитке, ожидая нового моего нападения. Я выхватил метательный нож и с силой швырнул его в шею норманна, целясь чуть ниже шлема. Дан зашатался, меч выпал из руки, он опустился на колени, пытался опереться на руку, но она подломилась, и он упал. Я подошел ближе. Дан негромко проговорил:
– Вложи мне меч в руку.
Ага, как же, я не самоубийца.
– Я ухожу в Валхаллу, Один не примет меня без оружия.
Норманн не просил – это было не в их правилах. Он просто рассказывал, хотя даже в темноте было видно, как белеет его лицо.
Ладно, иди к Одину. Я подобрал его меч, вложил ему в руку.
– Ты великий воин, славянин. Один смог одолеть пятерых. Сходи к конунгу, скажи… – Тут голос его стал слабеть, слова сделались неразборчивы, он умолк, дернулся и затих.
Достойно умер. Я хоть и противник его, но пожелал ему встретить своего бога – одноглазого Одина. Не я на них напал, сами пришли за моей жизнью, но я смог забрать их души.
Я запер калитку. На улице ничего не напоминало битву – сточная канава скрыла тело убитого, а другого, что лежал перед двором, я втащил внутрь. Жалко, что нет рядом вчерашнего Ермохи – трупы перетаскать к их хозяину.
Я уселся на крыльцо. Скрыть утром побоище невозможно – везде кровь, да и четыре трупа во дворе, никуда не денешь. Надо будить Авдея, тем более небо на востоке стало сереть,
С большой неохотой я поднялся, прошел в дом, подойдя к опочивальне купца, постучал. Никакого ответа, только храп за дверью. Забарабанил кулаком. Из-за двери высунулась заспанная Лиза, купчиха:
– А, что? Почто людей ночью будишь, случилось чего?
– Случилось, Авдея буди.
Лиза исчезла, а через пару минут появился всклокоченный Авдей:
– Чего тебе, неугомонный? Ночью спать надо.
– Надо, только не получается. Оденься, вниз спустись, во дворе показать кое-что надо.
Я вышел, уселся на крыльцо. Через некоторое время показался одетый Авдей, потирая руками глаза. Небо уже посерело, и убитых было хорошо видно.
– Норманны?!
– Истинно так.
– Кто же их так?
– Авдей, ты что, не проснулся? Я, конечно.
– Так их же четверо! – Авдей для убедительности растопырил четыре пальца.
– Пятеро, Авдей, один еще в сточной канаве, за забором.
– Ну ты силен! Как же это ты их, один-то?
– Авдей, не об этом думать надо. Куда убитых девать?
– Из-за этого ты меня разбудил? Все равно утра ждать надо. Утречком к городской страже – рассказать, что и как, там уж решат, куда тела девать. Они напали на мой дом, ты защищался – вот и все дела, даже суда не будет.
– Ни фига себе, пять трупов – и суда не будет?
– Так по «Правде», каждый может свою жизнь и дом оборонять от разбойников, а то, что убил, – молодец, пятерых татей Бог твоими руками прибрал.
Авдей повернулся и, заходя в дом, проговорил:
– Пятерых норманнов – один, ночью… скажи кому – не поверит.
М-да, а я беспокоился о суде. Чай, смертоубийство произошло. В мое время, даже если бы закон был на моей стороне, по милициям и прокуратурам вдоволь бы потаскали, да еще бы сделали виновным за превышение пределов необходимой самообороны, запросто впаяв срок. Им, пятерым, с мечами, напасть на меня можно, а для меня – превышение. И до каких пор права преступника будут защищаться лучше, чем права их жертв? Вопрос, конечно, риторический, но все же…
Спать Авдей не ложился, вынес кувшин вина и два оловянных кубка. Разлил вино мне и себе:
– Давай выпьем за удачу твою, что жив остался.
Мы чокнулись и выпили. Помолчали. Затем Авдей произнес:
– Сколько живу, никогда не слышал, чтобы русич пятерых норманнов завалил. Не бывало такого. Наверное, у тебя ангел за спиной стоит или сам Господь не оставляет своим вниманием, дорог ты ему чем-то, угодил – делами ли своими, другим чем, не знаю. Давай выпьем, чтобы и дальше он тебя не оставлял.
В общем, пока рассвело окончательно, мы были уже поддатыми. Меня немного отпустило после боя, а то внутри – как стальная сжатая пружина. Лечить я людей привык за свою жизнь, а не отбирать эти жизни, пусть и защищаясь.