Атаман Семенов
Шрифт:
С тех пор Замкин стал аккуратно поставлять Семенову совдеповские новости. Однажды вечером он явился к Семенову встревоженный, стряхнул с папахи снег, повертел ее в руках и снова нахлобучил на голову.
— Беда, — сообщил он. — Сегодня председатель Совдепа разговаривал по телефону с Иркутском... или, может быть, даже с Петроградом, я точно не засек. Вас велено арестовать.
— Как арестовать?
— Обычно. Руки за спину, на запястья — веревку и три штыка под лопатки.
— Они что, очумели?
— Видать, да. Иначе я бы к вам не пришел.
Семенов машинально порылся в накладном кармане френча —
— Как же это они собираются сделать? — спросил Семенов. — Я ведь просто так не дамся...
— Соберут пленарное заседание Совдепа, проголосуют «за», потом пригласят на заседание вас и арестуют.
— Эх как простенько все получается, без затей, — Семенов не удержался, мотнул головой, — и хитренько в ту же пору. Хмы! Когда же состоится заседание?
— Завтра в четыре часа дня.
— Что и требовалось доказать. — Семенов возбужденно потер руки, глянул на часы — времени у него более чем достаточно.
К десяти часам вечера Семенов уже знал, кто из казаков будет делегирован на эту совдеповскую толкучку, и каждого из них поименно пригласил завтра к себе на обед. Следом каждому из них было сообщено, якобы от имени Совдепа — занимался этим младший урядник Бурдуковский, — что заседание Совета депутатов переносится на послезавтра, на утро. Семенову очень важно было отделить казаков от Совдепа...
На следующий дань Семенов заказал большой обед в кавказской шашлычной, расположенной неподалеку, отправил туда казаков, а сам вместе с верным Бурдуковским поспешил в атаманский дом, где шло заседание. Председательствовал на нем человек, воспоминания о котором вызвали у Семенова изжогу, — Пумпянский.
Войдя в зал, Семенов весело потер руки:
— Ба-ба-ба, сколько знакомых лиц! — И рявкнул так, что на окнах колыхнулись занавески: — Вы арестованы! Бее до единого!
Зал замер — многие знали, что шутки с Семеновым плохи, мужик он крутой: и шашкой рубануть может, и из револьвера пульнуть прямо в физиономию... Из фронтовиков. А фронтовики — они все «нервенные».
— Командира конвойной сотни — ко мне! Пусть принимает арестованных! — повернувшись к Бурдуковскому, прорявкал Семенов прежним громовым голосом, затем перевел острый секущий взгляд на председателя и укоризненно покачал головой: — Ай-ай-ай, господин Пупянский...
— Не господин, а гражданин, и не Пупянский, а Пумпянский, — мрачно поправил тот.
— Все равно. Вы знаете, господин Пупянский, казаки возмущены вашими действиями против меня и не прислали на заседание ни одного своего делегата. Вам это о чем-нибудь говорит?
Пумпянский обеспокоенно закрутил головой.
— Вы — интриган! — с пафосом воскликнул Семенов и угрожающе ткнул в Пумпянского пальцем.
— Да я... — вскинулся он в председательском кресле.
— Сидеть! — рявкнул Семенов. — Объясняться будете потом, когда приговор станут приводить в исполнение! — Повернулся к людям, сидящим в зале: — Если кто-нибудь вздумает покинуть свое место без моего разрешения, казаки, стоящие у входа, будут стрелять без предупреждения. Ясно?
Пумпянский снова вскинулся в своем кресле.
— Сидеть! — вторично рявкнул на него Семенов. Прошел к столу председателя, положил кулаки на сукно рядом со стеклянным графином — непременным атрибутом всех говорливых заседаний — и глянул Пумпянскому в глаза: — Ну и что вы хотите со мной сделать? Рассказывайте!
У Пумпянского дрожали губы, он прикладывал к ним ладонь, пытаясь унять дрожь, но это не помогало. Пумпянский не ответил — он не мог говорить.
Значит так, мое условие такое. — Семенов повернулся к залу. — Арестовывать вас я пока повременю. Сейчас — немедленно расходитесь по домам. Через два дня соберемся на заседание снова. При моем участии... — Он рассмеялся. — На нем мы и решим, что со мною делать. Понятно?
Из зала, сразу из нескольких мест, донеслось робкое: «Понятно».
—А теперь по домам — разойдись! — скомандовал Семенов.
Подобные штуки Григорий Михайлович Семенов потом проделывал не раз — он оказался великим мастером по этой части. И почти всегда — за редким исключением — выигрывал схватки.
Пока собравшиеся, опасливо косясь на крутого есаула, покидали атаманский дом, Семенов подозвал к себе Бурдуковского и приказал ему:
— Срочно собирай вещи! Через два часа мы должны покинуть Читу.
Бурдуковскнй помчался выполнять приказание, а Семенов, поигрывая плеткой, пошел в шашлычную к казакам: уж коли пригласил их на обед, то надо угостить станичников так, чтобы обед этот остался у них в памяти до конца дней...
Напоил Семенов земляков знатно, половина из них не могла держаться на ногах, ползала по шашлычной на четвереньках — всех напоил и накормил, сам же прыгнул в пролетку, подогнанную Бурдуковскнм, и понесся на станцию — надо было успеть к маньчжурскому экспрессу.
Вместе с Семеновым и Бурдуковским Читу покинул и Замкин — совдеповец боялся, что его раскроют и тогда ему не поздоровится.
Вышел Семенов из поезда в Даурии — на небольшой, неожиданно оказавшейся шумной станции. Здесь была власть казаков и никакими солдатскими комитетами да советами не пахло. Хотя Совдеп все-таки имелся, но он влачил жалкое существование.
На следующий день в Даурии появился войсковой старшина барон Уигерн [39] . За ним — хорунжий Мадиевский, подхорунжий Швалов и другие. Семеновцы стали собираться в кулак. Есаул не замедлил выступить перед ним с речью.
— Все, игры кончились, — сказал он. — Мы вступаем на путь вооруженной борьбы с большевиками. Они нас предали — заключили с немцами договор, которой унижает нас. Брест-Литовским называется... Как комиссар Временного правительства я отказываюсь подчиняться этой власти. У меня все!
39
Унгерн фон Штернберг Роман Федорович (1886-1921) — генерал-лейтенант, один из руководителей контрреволюции в Забайкалье и Монголии. В 1917-1919 гг. — подручный Семенова, в 1921 г, — фактически диктатор Монголии, его отряды вторглись на территорию Советской России и были разгромлены. Расстрелян по приговору Сибирского Ревтребунала.