Атанасы
Шрифт:
Всё ж таки Айнес небыл абсолютно лишён выбора. Хотя он и воплощал собой Вселенскую Историю, но привязан был лишь только к определённым событиям, к локусам этой Истории. Между же этими локусами был волен поступать сообразно своей натуре, хотя и не всегда без вреда историческим звеньям-локусам, в чём и где, естественно, был предельно осторожен. Но бывал он там, как правило, для отдыха от вечно постоянной монотонности своего бытия, чтобы, если уж на то пошло, буквально побеситься, словно ребёнок. Или же поразвлечься над полуневинными жертвами, воплощая собой Закон Подлости. Впрочем, его способность перемещаться во времени по сюжетам истории иногда омрачала "каникулы". Но в этом он "обременял" себя избранием каких-либо общественных явлений, помогая или же мешая каким-либо простым и не совсем людям, возрождая какие бы там ни было социальные движения, или же стремясь
Но всё изменилось. Словно поставили "заглушку" его сознанию образовав тем самым глухое эхо о минувшем бытие и слабый отклик об отрадном счастье. Был неопровержимо известный миг жизни, всё в ней было определено. Но ныне его расколол миг леденящей тревоги. И жуть, облачённая теневой плотью, стояла перед его мысленным взором в туманной дымке, источая из себя хладно-мстительную ненависть. Никогда по-настоящему Тагес не знал о том, что значит иметь бессодержательное будущее, ибо оно всегда было живым мигом с его бытием теперь-здесь, вечным настоящим. И в этом многотысячном, но бесконечном миге Вселенской Истории был как рыба в океане. Всё было относительно легко, никаких проблем великих. Но вот, жизнь расколота, подобно промёрзшему пледу, на биллионы частей. Лишь одна часть была целой, говорившей и напоминавшей о былом более, нежели о прошлом. Мириады же других бытийных осколков смешались, перемешались с атмосферно-пространственным инеем иных бытийных структур, зловеще утверждая прошлое и шепча о неопределённом будущем – былом. И Тагес был вынужден познать страх и ужас, который лишь смертные могут испытывать перед лицом чего-то неизвестного, но всё же заведомо опасного: «О Тиха!? А ведь как всё было ясно и просто! – кто, где, когда и что делает, сделает и сделал. Ныне же ничего не ясно и непонятно, кроме былого. Всё перемешалось с чужеродным, излишне лишним… и теперь надо всё это как-то разобрать, отсеять, просеять завал Истории, Будущего и склеить разрозненное должное…».
Айнес Тагес поднялся с кресла с первым лучом солнца. Он давно согрелся, фобию глубоко упаковал в рациональных недрах своей сущности, но жуть, эта ядовитая тревога неясности, оказалась сильнее. Посмотрев на часы, Хранитель посетовал на себя за действительно потерянное время, о чём тут же забыл. Пересекая гостиную, тёплый халат сменился на спортивный костюм, а опусташённый стакан вновь оказался полным. Отпив немного содержимого, сделал мысленную отметку, что этим утром пробежки не будет и даже прогулки. Облокотился на парапет.
Да, он Страж и Хранитель Вселенской Истории, пусть и тысячной части от её абсолюта. Он следит за локусами, за тем, что должно произойти, что уже произошло и как именно оно происходит в человеческом бытии. И это для того, чтобы события-локусы происходили в нужное время и правильно. И если для чего-либо необходима опечатка на информационном носителе, то должен об этом позаботиться и тщательно весь процесс проконтролировать, ибо он Хранитель и Направляющий. Он властитель над Историей и Судьбами народов, хотя и не без ограничений. Он рассеян в нескольких сотнях тысяч планет, включая многочисленные их спутники и искусственного происхождения в частности, в каждый момент времени равного пятидесяти годам на протяжении в полторы тысячи стандартных лет. И то это лишь в сжатом, так сказать, узком его состоянии. Иначе говоря, в состоянии покоя, в периоды относительной расслабленности и отдохновения. Но как бы он не был рассеян во времени и пространстве, сколько бы не было его дублей-эйдолонов, всё ж таки не на каждой планете, не в каждой Солнечной Системе он мог перемещаться по истории, всецело или не совсем её контролировать, прослеживая каждую или не каждую причинно-следственную связь. Впрочем, вполне мог косвенно или касательным образом влиять на такие миры, их события, но лишь в сфере своей функции относительно локусов Истории.
В таких ограниченных мирах Тагес или его эйдолон существовали самым обычным образом, как всякий обычный смертный. В самой Солнечной Системе, на её планетах, спутниках или станциях ни эйдолон, ни его Архей, то есть Хранитель Истории, не могли перемещаться во времени, по историческому времени. Для этого необходимо было уйти в межзвёздное пространство, после чего, переместившись вперёд или назад, вернуться. Вместе с тем, если на прочих мирах среднего размера он, Тагес-Архей, мог поместить до пяти миллионов своих эйдолонов, то в ограниченных мирах их количество не превышало и тысячи. При этом сам эйдолон не мог эманировать из себя ни одного собрата-дубля, а Архей мог воплотить всего пятьсот. Остальным приходилось добираться самостоятельно. Что касается информационной стороны, то пребывание в ограниченном мире Архея и эйдолонов лишает всякой связи с остальными единицами. Для восстановления и передачи информации необходимо было покинуть Систему или же иметь в межзвёздном пространстве агента, который и будет осуществлять связь между всеми элементами. В самом же таком ограниченном мире связь между пребывающими в нём эйдолонами осуществляется напрямую, хотя и несколько "приглушённо", то есть телепатически и эмпатически.
Собственно, Айнес Тагес хранил или охранял Вселенскую Историю от вышеозначенных миров. Прочие же миры небыли по-настоящему опасны для локусов, хотя бы только потому, что, зародись что-то подобное, то оно сразу же обнаруживалось и незамедлительно устранялось. Основная трудность заключалась в межлокусных промежутках, в которых зарождались субъективные причины к многообразнейшим действиям. И хотя мало было действий, ведущих к нарушению звеньев Истории, но достаточно таких актов, какие влекут за собой глобальные последствия для отдельных исторических событий в форме, что чаще всего, бессмысленных жестоких войн, политических заговоров и многих не менее бессмысленных актов, ситуаций.
В следующий миг в недрах Тагеса защемило. Затем боль пронзила его, и он крепче вцепился в парапет. Из полуопустошённого стакана выплеснулся целый глоток жидкости. Теперь ему стало ясно – это боль воспоминаний, а не очевидных фактов в несколько тысячелетий. Эта боль тех его эйдолонов, которых он отпустил или бросил на, собственно, бесполезную жертву. Эта боль есть эхо прошедшего будущего, которое изменялось ежесекундно. Расколотое будущее показывало мириады альтернатив, эхом отзываясь в его существе, в изначальной природе. И это воспоминание будущего причиняло страдание; воспоминание того будущего, которого никогда небыло, но было; которое уже давно прошло, но которому ещё предстояло произойти, которому, однако, не суждено было произойти вообще… Он, Айнес, словно когда-то давно, миг назад, грезил всю свою жизнь, все свои тысячелетия, но вот очнулся и узрел истинную реальность… Кто-то сорвал с него "розовые очки"…
Нет, не так! Кто-то из Сильнейших прорезал ткань пространства во времени, а само время этот Сильнейший смешал, потом перемешал. Тот самый Некто, кто непроизвольно исполнил его, Тагеса Хранителя, молчаливо потаенное желание, в котором желалось избавиться от собственной вечности единого мига, извечно постоянных действий и поступков, от обязанностей, которых никакое межлокусное время или ограниченные миры не могли по-настоящему отвлечь. Невозможно было уйти или убежать от осточертевшей монотонности своего рока, своей природы: «О Мойры! – возникло в скорбном сердце Айнеса. – Как же вы оказались коварны с ушедшим на покой Хроносом! И ты, Лахесис, превзошла коварством всех двуликих, позволив судьбам расщепиться! А ты, Атропос^1, – неужели подавлена сомнениями, когда обрезать чью-то нить!?…».
Бесконечная мириада образов изменчивого будущего затмевала разум Тагеса, ослепляя суть его бытия и туманя рассудок. Он не мог мыслить, чтобы очередная волна бесчисленных следствий не возникали перед его духом, чтобы не колебался его Сутратман, натягивая струны расколотой в миг жизни. Если бы только он знал, что за собой повлечёт тайное юношеское желание пожить обычной, ничем не примечательной жизнью, побыть обыденным обывателем, пусть и филистером^1^1. Но поздно, ибо, как он порой "играл" в двуликого Януса^1^2, так ныне кто-то сыграл с ним. Вот только это уже не игра и не игра богов, дэймонов^1^3. Это не прихоть мелких питри^1 или каких иных чертей. Нет, это не что иное, как битва или сражение богоподобных людей. Потому что духи не идут коварством на спины истинных наследных адептов, но только змиями вперёд и в лоб, где и в чём теурга^1 спасает только мудрость.
Тагес встряхнулся, откидывая мрачные мысли, зная, что такое невозможно. Его сути предстало слегка оформившееся будущее или, быть может, уже прошлое?… Так или иначе, но вся Вселенная, весь человеческий род хором заголосили о внезапном появлении целой Солнечной Системы. Её там никогда небыло на протяжении многих сотен тысячелетий, но вот она, словно в веках всё человечество слепо. Теперь же в этой космической пустоте все свободно видели то, чего ну никак не должно было быть, что никак не могло быть. И хаос будущих следствий вновь заставил Айнеса покачнуться и крепче вцепиться в парапет, уронив недопитый стакан, разбившегося вдребезги.