Athanasy: История болезни
Шрифт:
– Не смотри на меня так, а то мне страшно становится, – с улыбкой сказала Полианна.
– Ты!..
– Может, присядешь? Я закажу что-нибудь. Не нервничай, сегодня я заплачу за себя сама.
Я рухнул на табуретку, почти не почувствовав её металлической жёсткости. Некоторое время Полианна молча улыбалась, но постепенно её улыбка стёрлась и выцвела; словно застывший портрет на медленно гаснущем люминофоре экрана.
За едой она так и не встала.
– Я была очень занята, пойми, –
– Тебе не нужно оправдываться.
– Но почему-то я хочу оправдываться.
Я издал лёгкий смешок, но она не поддержала веселья.
– Ладно, – сказал я, проглотив остатки смеха. – Так что, тебя задержала внезапная вспышка рождаемости в Городе?
– Да… – Полианна резко прервалась и сжала лежащую на столе руку в кулак так сильно, что я почувствовал вибрацию её мышц сквозь металл. – Нет.
– Конечно, нет.
– Ты обижен?
– Конечно, нет.
– Ты повторяешься.
Пришла моя очередь сжимать руку в кулак – только на этот раз под столом. Сколько же всего я хотел, нет, хочу ей сказать… Но слова не идут. Вместо них только раздражение и злость: я злюсь на неё, злюсь на себя, точь-в-точь как гражданин, гневно выскочивший из моего кабинета сегодня утром.
Но какие линии нарисованы между нами?
– Возьму чего-нибудь с лапшой, – я встал, намереваясь отправиться к раздатчику, но Полианна схватила меня за рукав:
– Знаешь, я…
– Да?
– Я бы взяла еду с собой.
– Мы куда-то собираемся?
– Да. Ко мне домой.
Я замер, не дойдя до стойки. Как сердце может стать холодным и горячим одновременно?
– Хо-хо. А почему не ко мне?
– К тебе мы можем пойти в следующий раз.
Она снова улыбнулась, и на этот раз её улыбка явно не собиралась исчезать так просто. Вот так просто все линии были снова отвергнуты и отброшены; пока я мучительно вспоминал правила, Полианна просто перешагнула их и протянула руку мне навстречу.
У меня нет выбора. Отказываться от приглашения в гости было бы совсем неприлично.
Старый сектор. Узкие улицы, почти превратившиеся в тоннели из-за густого переплетения проводов и труб над головой. Жалюзи витрин опущены, двери закрыты наглухо. Даже лампы горят через одну, создавая непривычный полумрак. Скоро этот район снесут и застроят заново; Город, словно огромное животное, лениво повернётся, стряхнёт с себя отмершие чешуйки и отрастит новые.
В детстве я бы счёл прогулку по такому сектору за волнующее приключение. Теперь же хотелось убраться с улицы поскорее. Слишком черны провалы окон, слишком мало прохожих, слишком тёплый и неприятно живой запах – как будто кто-то забыл помыться и теперь лежит в большом коробе вентиляции прямо над головой.
Я мимоходом пнул мусорный холмик, заползший краем на тротуар. Под слоем хрупкого от старости пластика обнаружилось грязное и обшарпанное кресло без колёсиков. Чёрт. Кажется, кто-то ограбил мой кабинет, но не донёс добычу домой.
– Ты не думала переехать в сектор получше? – сказал я Полианне; та уже успела уйти вперёд.
– Господин чиновник, неужто вы предлагаете бедной одинокой девушке переезд в двухместные апартаменты? Как неприлично! – она изящно помахала рукой в воздухе, даже не оборачиваясь.
– Х-хватит.
– Одна большая кровать или две раздельные? Это повлияет на моё решение!
– Всё, всё, молчу.
Посмеявшись, она резко остановилась у дома, такого изношенного, что сомнений не оставалось – ранее увиденное кресло было вытащено отсюда. Я потыкал стену пальцем; с неё тут же шуршащим водопадом обрушились острые пластинки сухой краски.
– Эй, не ломай моё жилище! – возмутилась Полианна. – Раз уж ты не определился с кроватями, то мне тут ещё жить и жить.
– Но этот сектор скоро снесут…
– Это «скоро» длится с самого моего детства. Кстати, а почему это так? Отдел Достойного Жилья ведь в твоём Столпе!
– Документы собирают, – уверенно ответил я.
– Но для кого? Для самих себя?
– Даже не спрашивай.
И без того узкая лестница оказалась завалена мусором и старыми вещами, в спешке брошенными прежними жильцами. Полианна быстро и ловко переставляла ноги, маневрируя между мусорными ловушками; я почувствовал жар на щеках и с трудом оторвал взгляд от движения её бёдер.
– Добро пожаловать домой! – она распахнула дверь квартиры и легонько толкнула меня вперёд.
На мгновение закружилась голова. Я замер, пытаясь понять, что происходит, но тут же чуть не рассмеялся от облегчения: стол справа, а кровать слева. Словно зеркальное отражение моей комнаты – точная копия, вывернутая наизнанку.
– Консьерж, сделай свет ярче! – сказал я.
– Будет сделано, господин, – ответил робо-слуга голосом Полианны, после чего хихикнул.
Я с недоумением оглянулся на хозяйку квартиры:
– Ты сделала своему консьержу свой собственный голос?
– У меня дома нет этой штуки, – ответила Полианна, поворачивая реостат выключателя.
– То есть… Это ты мне ответила?
– Да, господин.
– Но с кем ты тогда разговариваешь, когда ты дома? – спросил я, снова ощущая прилив крови к щекам.
– С тобой, например. Что, неужели ты разговариваешь со своей мебелью долгими одинокими вечерами?
– Нет… Да, – внезапно признался я.
Полианна схватила меня за руку и сжала её в тонких, твёрдых ладонях: