Athanasy: История болезни
Шрифт:
От Франка пахло железом, глаза блестели серебром: он явно злоупотреблял ферромагнитным изобретением Балларда, этой идиотской сомой.
Франк произнёс совершенно безумную речь – безумную, потому что она сработала:
«За грехи наши мир предан Фиолетовой Смерти. Но мы, сёстры и братья мои, сквозь врата Города вошли в жизнь вечную под управлением Машин Благодати и Любви. По милосердию своему Машины Любви и Благодати дозволили нам укрыться в Городе и сохранить свои жалкие жизни в глубине
Но так грешны, так убоги, ничтожны и презренно суетолюбивы мы оказались, что, решив испытать нас, Машины лишили нас сна. Желая отделить агнцев от козлищ и зёрна от плевел. Испорченные детали, свернувшиеся белки, от годных в работу во имя своё.
Сорок лет будут водить нас Машины, словно по циклу Креббса, и семижды сорок, если будет угодно им. Ибо по воле их живём, по воле их рождаемся, по воле их слышим, видим и чувствуем. Если склонимся перед волею Машин, верховной, исконной, неисповедимой, – то даруют нам когда-нибудь увидеть синее небо с ярким солнцем».
Всё это слушали одичавшие лаборанты, техническая обслуга, низовые рабочие. И их дети. Слушали с открытыми ртами. Я практически видел, как проповедь Франка впитывается в их измученные бессонницей мозги.
Это ужасно. И очень, очень опасно. Но пока что это работает. Бунты и идиотские луддитские погромы прекратились. Я могу продолжить работу, а это единственное, что имеет значение.
25 марта (чёрт знает какого года)
Снова искал Ким. Она где-то там, в пещерах, теперь я уверен в этом. Я найду её. Умереть она не может… Не должна. Я не позволю, не допущу.
Более половины изолированных впали в кататонию. Судя по ЭЭГ, мозг действует, но достучаться до сознания уже невозможно. Такой будет смерть в нашем мире?
Больше меня беспокоят те, кто восстанавливает активность. Те, чей маятник качнулся из депрессии в манию. Безумие, безумие. С удивлением узнал в одном из таких монстров младшего лаборанта, убиравшего за кошками… в первые дни… уже не помню, когда.
Монстр развлекался, сбрасывая себе на голень здоровенный булыжник. Из открытого перелома он выковыривал осколки костей и втыкал их в свои щёки, грудь, плечи. Он проделывал эту операцию не первый раз – видимо, голень зарастала за несколько дней, а осколки непостижимо приживались на новом месте. Острые шипы росли, вытягивались, постепенно сплетались в страшную костяную маску. Что ты творишь, демон?!
Я надеюсь, Ветров в курсе происходящего. Есть ли у него оружие, способное остановить подобных… Существ?
Чтобы занять инженеров, достающих меня предложениями о помощи, поставил перед ними задачу – найти средство для профилактики нарушений ЦНС, которое игнорировали бы нанохирурги.
7 августа
Нашёл, нашёл, чёрт побери! Хвала Баллардовским наркоманам!
Шипастый демон, увиденный в шахтах, натолкнул меня на мысль. Сон как изначально патологическое состояние! Всё это время мы пытались объяснить нанохирургам, что сон – это норма. Но зачем обучать их норме как… э-э… норме, зачем тщательно повторять все эти глупые, ненужные шаги эволюции?
Сегодня я переизобрёл сон. Завтра… Может быть, мы способны навязать нанохирургам… саму смерть. Не лекарство, не излечение от заботливой среды, а новая нормальность. Новая реальность.
Перспективы потрясают и ужасают. Но нужно много думать, экспериментировать и снова думать.
20 августа
Мне казалось, что мы должны были бы спать много месяцев. Но лично я спал всего десять часов.
Странно. Почему-то казалось, что после пробуждения мой разум приобретёт невероятную чёткость и остроту мышления. Но ничего не изменилось. Глупые, иррациональные надежды. Это совершенно ненаучно.
Впрочем, откуда мне знать? Мы всё ещё ничего не понимаем в происходящем. Слепые бессмертные котята.
27 августа
Сегодня вместе с Франком поднимались под планктонный купол в лаборатории и смотрели на небо. Точнее, это я смотрел на небо, а Франк всего лишь инспектировал выращиваемый планктон.
Небо. Оно точно такое же, как всегда. Не изменилось за все эти годы.
«Ну что, Леонард, пора выходить, как ты думаешь?» – сказал я Франку.
Это среброглазое чудовище, пропитавшееся сомой насквозь, пробормотало в ответ, что надо бы посовещаться с Ветровым.
Мы стояли по щиколотку в слое морской воды под стеклом, и мне хотелось утопить его прямо там.
28 августа
Это похоже на дешёвую пьесу. Или… Или не знаю, на что. Чёртовы ублюдки сошли с ума.
После разговора с Ветровым Франк сказал, что нам ничего не известно о внешнем мире – слишком давно молчит остальное человечество. Да и о нас самих мы мало что можем сказать.
Из-за постоянного употребления сомы речь его стала экспрессивной и возвышенной. Даже когда он заказывал доставку еды в кабинет, то говорил так, будто вещал откровения. Подцепил от Ветрова дурную привычку называть меня не по имени, а по должности – Главконструктором. И как ему не лень выговаривать это уродливое слово каждый раз полностью.