Атлантический Штамм
Шрифт:
Да, Начо Видаль, то есть я, подонок и изверг, поддавшийся страсти, которая съела меня изнутри, поглотила мою душу, выжрала мне сердце, оставив вместо него обугленный осколок. Я недостоин жить в социуме, ходить в магазины вместе с обычными гражданами своей страны, дышать одним с ними воздухом, пить с ними одну воду и голосовать на выборах тоже недостоин. Я хуже религиозного фанатика, потому как фанатик свято верит в свое предназначение и в справедливость совершаемого им деяния, я же ни во что не верю и не верил, мало того, я совершал все свои поганые дела по имя лишь утоления своего жуткого ЭГО, своих извращенных амбиций и неугасимого желания остроты эмоций! Я ощущаю себя подобно герою Эдгара По, Вильяму Вильсону, этому воплощению эгоизма и похоти, загнанным
Живу я сейчас весьма сносно, даже комфортабельно. У меня кровать с мягкой постелью, собственный личный унитаз, который я самолично ежедневно выдраиваю до адски белого состояния. У меня окно, разделенное правда, квадратами несвободы, но я вижу небо и даже части крыш. Окно имеет форточку и его можно открывать, когда мне вздумается.
Мне приносят газеты и книги из тюремной библиотеки, я тут почерпнул немало вдохновляющего материала из прошлого нашего города, газеты причем можно заказывать старые, пожелтевшие, они самые интересные. Интернета у меня нет, конечно же, как и ТВ, но оно мне надо?? Я и так знаю, что мир за стенами сошел с ума, а я лишь его часть сей безумной ойкумены, позволившая себе стать смелым и заявить об этом открыто в лицо и принесшего себя в искупительную жертву (мощно я конечно же задвинул, так можно оправдать любое самое мерзкое свое деяние). Хотя ведь никто и никогда из людей последних веков не видел Христа, возможно, сей самаритянин далеко не так бел и пушист, как его оставлял его апостол Павел, но…
Да, мой язык без костей. У меня вдоволь бумаги и чернил, у меня вполне себе хорошее здоровье, позволяющее мне спать по 4 часа в сутки и при этом ощущать себя Гераклом (во всяком случае в плане секса). Да, я здоровяк, несмотря на то что пил алкоголь, курил и нюхал кокаин. Природа и родители одарили меня богатырским здоровьем, позволявшим мне совершать все, о чем я поведал следствию.
Но у меня осталось мало времени, приговор может быть приведен в исполнение в любой день, его объявили семь дней назад, срок апелляции три недели, но у меня особый случай, ради которого изменили законы страны, поэтому мне вдруг срочно захотелось поведать миру о себе, о своей жизни, о том каким образом я пришел к такому финалу. Неизвестно, согласится ли какое-нибудь издательство, даже самое завалящее, печатать это на своих страницах, но ведь могут пройти десятилетия, и возможно моя рукопись узнает свет и люди узнают, как НЕ СТОИТ жить (а может быть и стоит, ведь обо мне говорит сейчас вся пресса)
Я сижу в Тюрьме центрального типа Сен-Мартен-де-Ре в коммуне, находящейся на острое Ре. Тут только одиночные камеры и весьма строгий режим содержания, лишь для меня сделали исключение по требованию родственников моих жертв, мол, они надеются, что комфортное пребывание в клетке заставит меня покаяться в содеянном и сделает расставание с жизнью мучительным. Вот такая вот нелепая логика, эти глупцы воистину думают, что я держусь за жизнь обоими руками, хотя зачем она мне сейчас, когда я уже все в ней испытал?
Тюрьма находится в старой крепости, построенной еще римлянами, так что я можно сказать, чувствую запах легионов Цезаря. У меня несмотря на столь древнее происхождение темницы, есть отопление, есть свет, я даже слышу птиц, гнездящихся под крышей, их птенцов, неистово орущих по утрам. Я коротаю время перед встречей с вечностью весьма с комфортом.
Кстати, расходы на мое содержание добровольно взяла семья Паретто, та самая, чей чьи интересы в течение многих лет пересекались с моими, и чего греха таить, наше содружество в прошлом было для меня весьма прибыльным. Что могу сказать, это рыцарский поступок со стороны Доминико Паретто, но зная старика, я уверен, это лишь дань уважения традициям этих ублюдочных бандитов, эдакий своеобразный кодекс чести, когда главный враг клана перед смертью должен обязательно пожить достойно. Естественно, Паретто сделали меня свои врагом не из-за кокаина, эмбарго на торговлю которым они сами и нарушали регулярно. Я случайно, повторюсь, не специально, убил единственного сына Паретто, а это уж, помилуйте меня, вендетта чистой воды должна состояться, в любом случае.
Итак, после того как мне прочтут приговор, а это читается всегда минут по пятнадцать, а то и по полчаса, меня приготовят к прощанию с бренной жизнью. Кстати, никогда я не понимал вот этих долгих проводов в мир иной. Для чего зачитывать мне десятки глав уголовного кодекса, словно я на экзамене по юриспруденции, ведь в ближайшем обозримом будущем мне явно это ни к чему.
Или это сделано из милосердия, дабы дать жертве насладиться последними минутами воздуха, криками чаек (ах этот гвалт) и прочей романтической чепухи.
В любом случае, я должен в течение данного прочитывания проникнуться, по замыслу создателей сего ритуала, неким искупительным экстазом, проронить слезу и отдаться во власть судьбы. Ну, во всяком случае, так наверняка задумывалось.
После окончания сей процедуры меня должны облачить в цивильный костюм (ну негоже негодяю такого масштаба идти в вечность в шортах и майке), обуть в белые туфли (тоже непонятно, почему белые, вопрос остается открытым) и дать приложиться к кресту священника, который также обязан присутствовать на сем эпохальном событии. Хотя вполне возможно, святые отцы не возжелают провожать меня в ад, а ведь именно туда, по их мнению, я должен отправиться, и заявят об самоотводе. Мне по большому счету, все равно, главное, соблюсти интригу.
Ну а потом меня поведут во внутренний двор тюрьмы, где для меня изготовили уже (а может еще только начали) виселицу, которую предварительно должны протестировать на мешках. Да-да, именно так и подбирают максимально оптимальную для веса и роста преступника веревку, причем, когда казнят подряд нескольких, веревки должны после каждой казни меняться в соответствии с именами казнимых, нанесенными на них и эти же веревки потом кладут в гроб вместе с телом, чтобы так сказать, отправить в добрый путь. С одной стороны, сей порядок появился после казней в Нюрнберге в 40-ых годах прошлого века и я считаю, что это правильно, ну вот никак не захочу я болтаться на веревке после какого-нибудь преступника ниже себя рангом.
А далее…. Далее простор фантазии. Либо я сам взойду на эшафот с мужественным лицом и прокричу напоследок прощание с миром, либо мне наденут на голову мешок вот уже в нем, в полной темноте я уйду туда, где мне самое место.
Вот кстати, стучат в дверь. Паршиво что так быстро. Неужто УЖЕ???
Глава вторая
Под гвалт чаек.
Три вещи меня преследовали с самого рождения: рокот океана, запах рыбы и гвалт чаек! Едва я только сумел различать звуки и запахи, как все три этих явления природы окутали меня с ног до головы и много лет спустя, повидав множество мест, далеких от океана, я по-прежнему слышал в своих ушах крикливых чаек и терпеть не мог рыбы.
Я родился в рыбацком поселке на побережье Атлантики. Даже если сказать точнее, это не совсем побережье, а остров во Французской Бретани под названием Бель-Иль-Мер. В начале XIX века остров какое-то время назывался островом Жозефины по имени супруги моего будущего кумира Наполеона Бонапарта.
Как и пятьсот, и триста лет назад тут также жили рыбаки и таскали сетями рыбу из океана, ничего не изменилось и во время моего рождения, разве что ловля стала промышленной, рыбаки объединились в артели, а небо стали прочерчивать силуэты самолетов; во всем остальном тут мало что изменилось, если конечно верить байкам старожилов, любящих потрепаться о старине.