Атлантида
Шрифт:
Долгую минуту над скамейкой висело молчание, а затем Вотша выдохнул:
— Та-ак!..
Он медленно поднялся со скамейки и приволакивая ноги поплелся прочь от ристалищного поля.
Однако далеко уйти ему не удалось, не успел он пройти и десятка шагов, как к нему подбежала молоденькая девушка, ближняя служанка княжны, Прятва, и, запыхавшись, спросила:
— Ты — Вотша?
И тут же, не дожидаясь ответа на свой вопрос, выпалила:
— Я тебя всюду разыскиваю! Тебя княжна велела привести в малую княжескую трапезную!
Вотша, погруженный в свои мысли, тряхнул головой, пытаясь
— Зачем? — изумленно воскликнул он. Внезапно кровь бросилась к его лицу, и он стремительно покраснел.
«Хочет выставить меня на смех перед своими княжатами! — резанула кошмарная мысль, и тут же он холодно, отрешенно подумал: — Ну и пусть смеется! Какое мне дело до веселья или грусти… многоликих?»
— Пошли! — бросил он девчонке и широким шагом направился в малую трапезную.
Девушка едва поспевала за ним, на ходу тараторя взахлеб:
— Там чего было! У княжны день рождения, так все княжата преподнесли ей подарки. А княжна наша их благодарила, а сама-то прям така красавица!! Сели за стол, а князь возьми и распорядись, чтобы им поднесли осеннего вина, пусть, говорит, выпьют, как настоящие мужчины! Вот с этого вина все и началось! Юсут, как бокал выпил, так и задурел! Говорит, пусть княжна скажет, чей подарок самый что ни на есть лучший, и того, кто этот подарок подарил, поцелует! Совсем с ума сошел — чтоб наша княжна да какого-то княжонка целовать стала! Но она, знаешь, засмеялась так и говорит: «Хорошо, Юсут, я выберу лучший подарок и награду за него дам, только ты тогда уж не жалуйся и не спорь с моим решением!»
Вотша мотнул головой, словно давая понять девушке, что ее болтовня не к месту, однако та не замолкала:
— А Юсут этот вскочил, в грудь себя кулачищем грохнул и говорит так нагло: «Я, — говорит, — никому никогда не жаловался, ни о чем никогда не жалел и спорить с твоим решением не собираюсь!» Это он потому так говорил, что сам-то подарил княжне ожерелье из лалов лазоревых на бронзовых крючках. Красота — страсть! И дорогущее! Конечно, княжна должна была выбрать его подарок, а она вдруг приказала тебя в трапезную привести!
— Зачем? — с горечью переспросил Вотша и, махнув рукой, прибавил шагу.
Спустя пять минут служанка ввела маленького изверга в знакомую ему залу.
Вдоль стены, в которую было врезаны четыре узких окна, стоял длинный стол, заставленный посудой, выпивкой, яствами. Во главе стола на стульях с высокими резными спинками восседали князь с княгиней, рядом с ними, справа, сидела, одетая в белую шелковую рубашку и зеленый сарафан, княжна Лада, напротив нее — ирбис Юсут, рядом с ним — тюлень Сигрд и еще четверо княжат. Рядом с Ладой восседал толстый, неповоротливый и какой-то неопрятно-помятый мужчина в странно узкой для его обширной фигуры одежде. Остальные места вокруг стола занимали ближние княжеские дружинники. У противоположной стены расположились трое скоморохов, вырядившихся в разноцветные лохмотья и наигрывавших какую-то веселую мелодию на рожке, бубне и маленькой скрипочке, посреди залы двое других скоморохов жонглировали десятком разноцветных и разновеликих клубков.
Когда Вотша вошел в трапезную и смущенно остановился около
— Ну вот, доченька, прибыл затребованный тобой изверг! Объясняй давай, зачем он тебе понадобился?
Княжна поднялась со своего места, и скоморошья музыка тут же смолкла, а клубки перестали летать. Лада обвела взглядом стол, потом посмотрела на Вотшу и улыбнулась.
«Ну, сейчас начнется!» — в ужасе подумал извержонок.
— Значит, Юсут, ты хочешь, чтобы я выбрала лучший из полученных мной подарков и наградила дарителя? — обратилась княжна к сидевшему напротив ирбису. Тот, неловко развернулся и, стараясь держать в поле зрения и княжну, и ненавистного изверга, молча кивнул.
— Ну что ж, — снова улыбнулась княжна, — я исполняю твою просьбу!
Лада мягким, неуловимым движением выхватила из кармана сарафана маленький клочок светлой мягкой кожи и повернулась к Вотше.
— Это ты написал? — она помахала в воздухе своим клочком.
Вотша невольно сделал шаг вперед и поднял руку, словно собирался выхватить этот кусочек кожи из девчачьих пальчиков, но расстояние до княжны было слишком далеким, да и стол стоял между ними, так что он поневоле замер с поднятой рукой. А затем его рука безвольно упала вниз, и он тихо, на выдохе произнес:
— Я, госпожа…
Княжна спокойно вышла из-за стола, обошла родителей, пересекла зал и оказалась рядом с Вотшей.
— Так вот, — звонко произнесла маленькая девочка, — я признаю этот подарок лучшим из полученных мной! — Она снова помахала кусочком кожи над головой. — И присуждаю награду… извергу Вотше!
Сидевшие за столом гости замерли, и несколько секунд в трапезной висела потрясенная тишина. А затем раздался поистине нечеловеческий рев Юсута:
— Так нечестно! Если бы я знал, что княжна так ценит овечью кожу, я подарил бы ей целую шкуру!
Ирбис вскочил со своего места, порвал ворот своего роскошного, ярко расшитого халата, словно он перехватывал его горло удавкой, и снова заорал:
— Друзья, княжна просто издевается над нами! Выше всех дареных нами драгоценностей она ставит клок овечьей шкуры, подаренной ей каким-то вонючим извергом!
Он крутанулся на месте, и теперь уже его рев был обращен в сторону князя:
— Князь Всеслав, твоя дочь оскорбила всех нас, и я требую…
Договорить ему князь не дал, его рука взметнулась вверх, и тяжелый кулак опустился на столешницу так, что вся стоявшая на ней посуда подпрыгнула, а несколько тяжелых кубков опрокинулось.
— Ты требуешь?!
Голос князя перекрыл рев ирбиса, и у присутствующих зазвенело в ушах.
— Ты требуешь, сидя в моем замке и за моим столом?! Ты, котенок ушастый, поднимаешь голос впереди старших?! Да я сдеру с тебя твою поганую шкуру и постелю ее в комнате моей дочери, чтобы она топтала ее своими ногами!
Юсут медленно опустился на свое место и замер с перекошенной физиономией. А князь медленно перевел взгляд на дочь.
— Вот что, Ладушка, объясни отцу и матери, почему для тебя кусок старой кожи дороже драгоценных камней? И какую награду ты хочешь дать этому… — лицо князя как-то странно перекосилось, но он быстро овладел собой, — этому извергу?