Атолл
Шрифт:
Джона всего передернуло от отвращения. Швейцар вытер рот несвежей белой перчаткой и продолжил признание:
– Отсидел я свои шесть лет за якобы изнасилование, а на самом деле никакого насилия не было. Она сама, сучка длинноногая, юбку сняла у меня в кабинете, ей нужно было сдать тест, а она тупая, как все блондинки, зато между ног у неё была такая узенькая щелочка, такая сладкая щелочка, - швейцар снова вытер слюни, в глазах его стояли слезы.
– И вот мне шестьдесят лет, - закончил свою исповедь адмирал шутовского
Тяжелая печать страданий исказила большое лицо в морщинках и алкогольных венозных паучках. У Джона шевельнулось в душе некое чувство, похожее на сострадание.
– Даже здесь у меня самая унизительная должность младшего швейцара. А вон та морда - старший.
– Старик кивнул на долговязого своего напарника, стоявшего неподалеку от них и все прислушавшегося к разговору, наконец, поняв, что его подчиненный не выполняет обязанности, а попросту болтает с посторонним, долговязый бесцеремонно подошел и сделал старику обидное замечание.
Старик встряхнул всеми своими аксельбантами, сверкнул галунами, вцепился в ручку двери, будто его сейчас хватит удар. Но нет, едва подошли посетители, старик довольно резво отворил перед ними дверь и почтительно поклонился, принимая чаевые. На Джона он уже не смотрел, выказывая к нему такое же равнодушие, как к любому стоящему столбу.
В тот вечер Джон Кейн сильно напился в баре "Зебрийски поинт", подрался с каким-то типом так, что их - его и типа - забрали в полицейский участок. Хорошо, у него хватило рассудка не драться с полицейскими. А вот у типа не хватило, и ему вломили по первое число.
Джон отсидел ночь в обезьяннике, утром его выпнули, вручив повестку в суд. Вдогонку предупредили, что за неявку к судье к провинившемуся будут применены крутые меры.
Пару дней спустя он предстал перед судьёй. Седые курчавые волосы и цвет кожи делали судью похожим на старого продавца из Гарлема, у которого Джон когда-то купил пишущую машинку. Как давно это было, вздохнул Джон. С тех пор он уже купил себе новую - айбиэмовскую, с памятью...
Судья приговорил его к штрафу в 500 долларов и сказал, что подсудимый еще легко отделался. Типу, с которым Джон подрался, светит два года тюрьмы.
Джон Кейн обналичил чек, полученный из редакции "Нью-Йоркера", и заплатил штраф. Вот так, горько посетовал Джон, Бог дал, Бог взял. Всё правильно: "Богатые - это другие".
Джулия почувствовала, что с мужем не все в порядке. Он с ней почти не разговаривал, а если отвечал, то неохотно и сквозь зубы. Как всякая женщина, Джулия любила ясность в отношениях. Она вообще любила выяснять отношения. Ей всегда казалось, что её недостаточно уважают и мало любят.
– О'кей, - сказал Джон, - ты сама напросилась. Тогда ответь мне на такой вопрос: кто такой Джаст Лестер Дорхэм?
– Кто?
– довольно натурально удивилась Джулия.
– Джаст Дорхэм, по прозвищу "Праведник", - со всем возможным сарказмом повторил Джон.
– Откуда тебе известно это имя?
– Джулия нахмурилась, занервничала.
– От одного адмирала в отставке...
– Я не знала, что ты вращаешься в столь высоком кругу.
– Ты мне зубки не заговаривай, отвечай на вопрос.
– Причем здесь прозвище? Он не уголовник какой-нибудь, мистер Дорхэм - порядочный, уважаемый человек.
– Ну, разумеется, таковым он представляется всем девушкам, которых водит в "Белую розу".
– На что ты намекаешь?!
– повысила голос Джулия и густо покраснела.
– На все сразу я намекаю!
– тоже гаркнул Джон.
– Отвечай, что ты делала с этим грязным типом в ресторане?!
Джону на секунду пришла в голову мысль, что он задает дурацкий вопрос. Что делают в ресторане, пришедшие туда люди? Разумеется - едят, пьют и танцуют. Но потом пришла трезвая мысль: главное - что они делают ПОСЛЕ ресторана.
– Он вовсе не грязный тип. Ты его совсем не знаешь. Это была деловая встреча.
– И что за дела у вас такие?..
– Слушай, ты что, нас видел? Или кто-то тебе донес?
– Птичка принесла на хвосте.
Джон почувствовал непривычное чувство: садистское удовольствие от своего маленького тайного знания о Джулии. Да, знание - это сила. Ему хотелось сделать ей больно и физически и душевно. Отомстить за все свои неудачи.
– Мистер Дорхэм, - объяснила Джулия, - богатый человек, меценат. Он владелец крупной холдинговой компании. К тому же он известный галерист. Вот, кстати, почему мы с ним и встречались. Он хочет купить мои картины для своей галереи...
Джулия рассказывала уже почти спокойным голосом и моргала не намного чаще, чем обычно. Джон где-то читал, что проводились исследования, которые показали, что по тому, с какой частотой моргают веки, можно определить, лжет человек или нет. Значит, Джулия говорила правду. Или очень близко к правде.
"Конечно, - подумал Джон, - она так же хочет славы и денег, как и я. И этот старый мешок с монетами может ей помочь. Вопрос в другом: как она будет расплачиваться? Ведь её полотна бездарны, и в этом плане ей не поможет никакой меценат. Людей не заставишь покупать дрянные картины. Значит, меценат купит их ради её красивых глаз. Стало быть, не сегодня, так завтра ей придется расплачиваться известным местом. Вот тогда-то Джулии предстоит много морганий. Неужели она этого не понимает? Или все прекрасно понимает, и уже все решила?"