Атолл
Шрифт:
– Понятно. Это важно для твоего статуса.
– Что такое статус?
– Определенное место человека в обществе, его положение. Для тебя - это твоя деревня.
– Да, иначе я должна буду уйти от тебя. Мне пора рожать...
– У тебя был жених?
– Почему-то Кейн только сейчас задал этот вопрос, после целого года сожительства с Аниту.
–
Вот так, мистер Кейн. Все очень просто и по-деловому. А еще говорят, что аборигены не практичны, романтичны и прочая. Впрочем, определенность во всем, в том числе и в отношениях полов, и есть стиль их жизни. Их экзистенция.
Она не спрашивала его, любит ли он её? А если бы спросила, он бы ответил, да, влюблен. Влюблен, наверное, это было, одно из тех выражений чувств западного человека, которых она не понимала.
– Послушай, Аниту, - ты говоришь, что тебе пора рожать... Так почему ты не рожаешь? Ведь мы с тобой никак не предохраняемся. А между тем ты не беременеешь... Может, дело во мне? Может, я стар для тебя... Скажи, я тебя не неволю...
– Ты не стар. И не в тебе дело. Я не беременею потому, что не хочу. Пока. Пока мы не оформим наши отношения, как того требуют закон и обычаи.
– Ты что, используешь какие-то травы, снадобья?
– Нет, для этого не нужны никакие снадобья. Достаточно моего нежелания.
– Но так не может быть. Природа...
Аниту рассмеялась:
– Что вы можете знать о природе, живя в своих железных городах?
– Значит, все зависит от моего решения?
– Да.
Джон снял очки. Жгучее солнце ударило в глаза. Он прикрыл веки, из-под ресниц выкатились две слезинки и быстро стали высыхать под горячими лучами. В носу защекотало. Он громко чихнул. Аниту рассмеялась. Он снова прикрылся очками и сказал:
– Дай мне ещё немного времени...
Аниту успокаивающе положила прохладную ладонь на его горячее плечо.
"Вот еще один их плюс, - подумал Джон Кейн, - они не цепляются к словам, для них важен поступок. А белая девушка уже бы обиделась, закатила бы истерику..."
Конечно, надо ему наконец решиться. Жениться на Аниту, тем более, что она брюнетка, ха-ха-ха! Завести детей... шоколадных или кофе с молоком детишек... Идиллия. Наверное, не зря же он здесь бросил якорь, когда странствовал среди островов Тихого океана.
Но было страшно думать, что на этом атолле он и окончит свои дни. А как же кругосветка? Он все откладывал поход вокруг Шара. Пойдет ли Аниту с ним в дальнее плавание, разделит ли все тяготы пути, шторма и возможную гибель? Если - нет, рискнет ли он в одиночку пройти по пути Магеллана?
Ведь он с юности мечтал о путешествиях. И детективщиком он стал не сразу. Свою писательскую карьеру Джон начинал с приключенческого жанра.
Глава 5
Хорошо быть маститым писателем. Но и у начинающих писателей тоже есть свои радости. Окружающие к ним относятся как к беременным женщинам. Про маститого уже все ясно. Они уже достигли своего потолка и ничем особо новым не потрясут мир. Другое дело, если вы начинающий писатель. Ваши знакомые, те, кто посвящен в вашу тайну, глядят на вас с каким-то ожиданием, как смотрят на мамочку с большим животом. Кого-то она родит? Каким романом вы разродитесь? Будет ли ваше литературное дитя прекрасным лебедем или гадким утенком? Все ждут. Даже если кто-то говорит, что он безразличен к вашему творческому животу - врет. Сознательно или неосознанно, он обманывает вас и себя. Родные ждут ваших родовых схваток с затаенной радостью. Друзья - с затаенным страхом: а ну как вы действительно напишете что-то стоящее. А уж если вы на этом разбогатеете, вам такой наглости друзья не простят.
Но это все в будущем, более или менее отдаленном. А пока вы носите свой творческий живот, вас авансом уважают, приглашают в компании, чтобы похвастаться знакомством с вами.
У Джона Кейна родных в Нью-Йорке и вообще в любом другом месте Земного Шара не было, не считая бабушки Мэрилин. Иногда (по праздникам, таким, например, как День Труда, улавливаете юмор?) он звонил в свой родной Спрингфилд, бабушке. Она отвечала низким от курева и выпивки голосом. Да, она теперь "жила на всю катушку", когда устроила свою личную жизнь, сойдясь с отставным военным медиком, курила сигареллы и пила коньяк. Теперь она была не Мэрилин Монро а, скорее, Черчилль в юбке.
Чтобы иметь хоть какое-то интеллектуальное общение, молодой Джон Кейн стал захаживать в бар с творческим уклоном - "Монпарнас". Там тусовались все начинающие гении. Иногда захаживали мэтры, но не часто, чтобы не баловать вниманием начинающих и самим не примелькаться.
Поначалу Джон для солидности обзавелся трубкой и заплатил за нее немалые деньги в табачной лавке, но потом решил, что это нарочитый понт, и вернулся к сигаретам, оставив трубку для будущего образа. Совсем бросить курить он не мог. Без доброй затяжки писать было чертовски трудно. Мозг надо было как-то стимулировать. Не переходить же на спиртное, как Хемингуэй или Эдгар По, или, того хуже, нюхать кокаин, как это делают многие писатели. Впрочем, не только писатели. Наркотики, конечно, открывают новые миры, но тут же закрывают твой старый мир, куда ты уже не сможешь вернуться, чтобы пожать плоды своего труда. Короче говоря, это путь в никуда.
И вот он, двадцатичетырехлетний парень, стоит в хмельной, прокуренной атмосфере бара "Монпарнас", насыщенной творческим электричеством. То и дело слышится треск разрядов - столкнулись разноименные полюса. Частые явления здесь - перепалка, перебранка, а то и мордобой на почве несогласия с мировоззрением собрата по перу, кисти или нотного ключа. Тут легко дают ценные советы, за которые в другом месте с тебя сорвали бы немало денег. Нужно только уметь слушать, брать все полезное и отбрасывать вздорное.