Атомные в ремонте

Сидоров Евгений

Новиков очень гордился тем, что его приезды на флот наводят ужас на флотских адмиралов, благоволил к тем, кто оказывал ему знаки внимания, а Бисовку в управлении ставил всем в пример.

Однажды механики по своей преступной халатности учинили в море серьезную аварию реактора. Авария не обошлась без жертв. Все мы сильно переживали это событие. Я восстанавливал эту лодку. В ВМФ создали инспекцию по ядерной безопасности. Бисовка не только избежал критики, а был назначен начальником этой инспекции и стал контр-адмиралом.

Пришли к нам и два старших офицера.

Капитан 2-го ранга Владимир Олегович Смирнов окончил паросиловой факультет одновременно с Е.П.Балабановым. Служил на

Севере на лидере «Баку», после повышения квалификации в учебном центре был назначен командиром дивизиона движения на одну из первых ракетных атомных подводных лодок. С лодки он ушел на должность начальника плавмастерской, где работал долго и успешно. Мощная плавмастерская была оснащена новейшим оборудованием, производственный персонал состоял из нескольких сотен человек. Сверх основной задачи – обеспечения межпоходового ремонта атомных подводных лодок, Олегович, как все его называли, ухитрялся удовлетворять нужды населения довольно большого гарнизонного городка, в котором, тем не менее, не было никаких мастерских, где можно было бы починить бытовую технику. Заместитель командующего флотилией Э.Ф.Зенкевич хорошо отзывался об Олеговиче, да я и сам трижды бывал на его плавмастерской и составил о нем неплохое впечатление. В отделе мы дали Смирнову ответственный участок – ремонт лодок Северного флота, и он нас не подвел.

Владимир Олегович был человеком среднего роста, русоволосым и голубоглазым. Он подкупал всех добродушием и тонким юмором. В рядовом сюжете он мог подметить юмористическую сторону, и порой его остроты передавались из уст в уста. Он был человеком большой души, не гнался за чинами, к людям относился соответственно их человеческим достоинствам, а не в зависимости от их служебного положения. Из всех нас он был, пожалуй, менее других военным человеком, проявлял мягкость или твердость характера совсем не в тех случаях, в каких это делали мы. Вспоминается еще одна его черточка – любовь к животным. У него всегда была собачка, несколько кошек, хомяки. Причем собак он не покупал попородистее, а подбирал на улице понесчастнее.

Однажды я послал его на север разобраться в конфликтной ситуации; он докопался до ее сути и занял позицию, противоположную мнению флотского командования. Возник еще один конфликт: с флота посыпались на него жалобы и чуть ли не угрозы. Я защищал Олеговича с пеной у рта и отстоял его точку зрения.

Владимир Олегович прослужил у нас десять лет. Последнее время он сильно страдал от гипертонии. Часто его можно было увидеть за рабочим столом в зимней шапке – это был способ унять головную боль. Позже я тоже стал пользоваться этим способом.

Капитан 2-го ранга Анатолий Иванович Кузнецов пришел к нам из военной приемки в Северодвинске. Военпреды по роду своей работы сами ничего не создают, они только критически оценивают продукцию и принимают ее или бракуют. Как потом выяснилось, это мироощущение настолько крепко вошло в плоть и кровь Анатолия Ивановича, что он так и не смог перестроиться на условия работы в нашем отделе. У нас нужно было созидать, а он привык созерцать.

Участком работы, который мы отвели Анатолию Ивановичу, была модернизация лодок и ремонт их вооружения. Предполагалось, что он будет участвовать в согласовании проектов решений по модернизации лодок, вести учет выполнения этих работ на кораблях, согласовывать с вооруженцами объемы работ по ремонту подведомственной им техники и решать вопросы, возникающие при ремонте оружия. Анатолий Иванович добросовестно выполнял механическую работу: учет модернизационных работ, получение лимитов на ремонт вооружения. А вот работа по согласованию проектов решений и по техническим вопросам, связанным с ремонтом вооружения, оказалась ему не

по силам. Я пытался его обучить, но получалось так, что я сам эту работу делал, а Анатолий Иванович мучился от того, что не может выполнить свои функции. Когда он нашел себе другую работу, мы отпустили его с легким сердцем.

Итак, о модернизации.

При освоении атомного флота конструкторские бюро создали у себя специальные подразделения, которые обобщали опыт эксплуатации лодок, устанавливали причины отказов техники и выпускали документацию, которая помогала устранить недостатки. В бюро эти подразделения называли по-разному и, в конце концов, они вылились в теперешние отделы надежности. Каждое бюро держало на обслуживании соединений подводных лодок по два-три конструктора, которые фиксировали неисправности и соответствующие предложения обслуживающего персонала, отправляли эти материалы в бюро, а там уж выпускались чертежи и готовились совместные решения ВМФ и Минсудпрома о модернизации того или иного узла или всей системы. По результатам государственных испытаний головных лодок каждого проекта тоже выпускались совместные решения, которые обязывали устранить выявленные при испытаниях конструктивные недостатки.

Сначала, когда лодки были еще молоденькими, эти модернизационные работы были не особенно трудоемкими и выглядели невинно. Но механизм их возникновения работал непрерывно, их количество возрастало в геометрической прогрессии и, хотя каждая из них не была трудоемкой, в сумме они представляли уже солидный объем работ.

Первым нашим желанием было, безусловно, выполнить все, что подметили подводники и конструкторы для повышения надежности лодок и удобства обслуживания техники в море.

Для этого у нас был отработан порядок:

– каждая новая работа регистрировалась в журнале, и ей присваивался свой номер;

– выдавался заказ заводам, производящим ремонт лодок, на выполнение этой работы;

– после сдачи лодки из ремонта по записи в приемном акте делалась отметка в журнале о выполнении работы.

Через пять лет после заведения журналов в них уже было зафиксировано более тысячи работ, а был еще «далеко не вечер».

Большой номенклатуры я не боялся, более того, это была моя стихия, ведь я контролировал несколько десятков тысяч объектов, отслеживая изменения их параметров.

Но в данном случае количество стало переходить в качество. Многие общекорабельные и энергетические системы претерпевали такие изменения, что нужно было их полностью заменять. Это влияло на сроки ремонта. Часто, разбираясь в объеме ремонта той или иной лодки, я стал обнаруживать, что много исправных и неизношенных систем заменяются из-за модернизационных работ, при этом появились трудности с чертежами и поставками. Заводы требовали увеличить продолжительность ремонта, а она для меня была важнее всего.

Поэтому все вновь оформляемые решения я взял под контроль, и без моей визы ни одно решение не подписывалось. Вскоре проектанты. Которые приносили ко мне на согласование эти решения, знали на зубок мои требования: приурочивать выполнение работ к средним ремонтам, указывать поставщиков и сроки поставки документации и оборудования, указывать заказчика и исполнителя. Это по форме, а вот по существу с каждым решением приходилось разбираться, что будет от этой работы: польза или вред? К устранению дефектов было одно отношение, а к «улучшательству» – другое. Вот с этим-то и не мог справиться Анатолий Иванович Кузнецов. Ведь тут нужно представлять себе техническое состояние лодок и объем их ремонта, сообразить, как эта работа скажется на соседних и взаимодействующих системах, вызвана ли работа реальной нуждой или это излишество.