Атомные в ремонте
Шрифт:
Итак, в воскресенье, 20 января, в 12 часов дня, при морозе ровно 20 градусов (а при более низкой температуре кранам запрещается работать) началась выгрузка сборки). Она прошла удачно. Тертычный и еще один офицер, кажется, Ветренников руководили работой крановщиков, находясь непосредственно на верхней части сборки. Они вместе с ней въехали в скафандр, а потом появились над ним. В какой-то момент раздался металлический скрежет, но все обошлось. По мере подъема сборки по трансляции шли доклады о радиационной обстановке как с подводной лодки по данным стационарной системы, так и снаружи по показаниям переносных приборов. Данные превышали расчетные примерно в 10 раз. Для нас, находившихся в пяти метрах, это было не опасно, но для
Тревоги остались позади, все заулыбались, а я не мог встать с банки, на которой сидел. Только минут через 20 появились какие-то силы, я поплелся в гостиницу, где и пролежал целый день. Кружилась голова, тошнило, сил не было ни каких. От лежания лучше не становилось. Мне показалось, что это результат нервной перегрузки. Позже, когда я узнал истинные значения излучений, я понял, что опять была лучевая болезнь в легкой форме. К моим «накоплениям» достаточно было небольшой добавки, чтобы организм вышел из равновесия.
Жил я в заводской гостинице в номере «люкс» теоретически со всеми удобствами. А практически было очень холодно: +8 у окна и +14 у кровати. Подводники принесли электропечь, и стало немного теплее. У кровати стоял телефон, и это позволяло «держать руку на пульсе». За ночь промыли корпус. На дне лежало несколько частиц, их подобрали с помощью пластилина на длинной палке. Начали ставить фильтр, а он не подходит. Стали подгонять по месту детали и здорово вышли из графика. Я к этому отнесся спокойно: мало ли какие могут появиться неувязки. Когда же пошли третьи сутки, возникло беспокойство. О время обеда в столовой ко мне подошли проектанты реактора Виктор Иванович Маслов и Евгений Михайлович Зубков. Лица у них озабоченные, говорят: «Кушайте, аппетит плохим известием портить не будем».
Подводная лодка, на которой мы работали, была головной в этой серии. На ней было установлено много образцов техники и вооружения в опытном исполнении. Реакторы тоже были опытными и, как только что выяснилось, экранные сборки здесь не имели в верхней части бурта. Из-за отсутствия этого выреза и не становился на место фильтр. Но из этого следовало, что доставленная из Мурманска новая экранная сборка к нашему корпусу не подходит. Все запасные сборки были сделаны по чертежам для серийных реакторов.
Это был «удар ниже пояса». Мы повесили носы. Гражданская часть нашего коллектива пришла к мнению, что придется возвращать на место старую сборку, с таким волнением извлеченную. Когда серьезно разобрались по чертежам, привезенным из Гаджиево и относящимся конкретно к нашей лодке, сошлись во мнении, что если у сборки снять буртик (1 см высотой и 6,5 см в длину), ее можно будет загрузить. Гражданским эта задача представлялась еще более сложной, чем загрузка старой сборки. Они просто не знали, какова действительная радиационная обстановка, не знали, что дозиметристы даже не смогли вытащить два дозиметра при последнем замере. Как загружать сборку, если ее нельзя трогать руками, чтобы отцентровать, и нельзя даже посмотреть, по центру ли она стоит, так как она находится в скафандре?
Кашин обежал все заводские цеха и с прискорбием сообщил, что подходящего для нашего случая станка на заводе нет. Позвонили в Мурманск, но и там нужного станка на заводах не оказалось.
Я пошел к начальнику завода Кольнеру и говорю: « У тебя завод военный, и ты обязан находить выход из любого положения». Виктор Борисович вызвал начальников подразделений и приказал им через два часа доложить свои предложения. Через два часа провели совещание с главным механиком, главным технологом и наладчиком станков. Нашелся карусельный станок, который по всем параметрам подходил для работы, но не хватало 20 см высоты подъема бабки (я уже упоминал, что сборка
Легко сказать, да не легко сделать. Чтобы попасть на станок, сборка должна была сменить четыре вида транспорта: плавкран. Тракторные сани, автомашину МАЗ и цеховой мостовой кран. Весь этот транспорт реально существовал и находился в исправном состоянии. Весь вопрос был в том, чтобы расставить этот транспорт по цепочке следования сборки и без задержки везти ее на место «на перекладных». И тут выяснилось, что на заводе люди живут совсем в другой системе отсчета времени. Счет здесь идет на месяцы, неделя – это уже мелкая единица времени, а назвать час и минуту никого не заставишь даже под дулом пистолета. Когда вцепляешься в человека мертвой хваткой и требуешь все же назвать срок, то как рекордно малую единицу времени выжимаешь из него : «до обеда» или «после обеда». Я был разъярен, как бык на корриде, а заводские работники на меня смотрели с недоумением и не могли понять, как можно всерьез воспринимать такие пустяки, как часы и минуты.
В этих условиях доставка сборки на место заняла около суток. Распаковка тоже оказалась довольно продолжительной операцией. Сборка размещалась не просто в ящике, а в этакой «даче» из проолифенных дюймовых досок на салазках. Доски стянуты анкерными связями, и разбирать эту «дачу» надо с гаечными ключами. Внутри были подвешены мешочки с силикагелем для подсушки воздуха, а сама сборка находилась в миткалевом мешке.
И вот, наконец, она стоит на станке – огромная, сверкающая полированной нержавеющей сталью. В обстановке механического цеха судоремонтного завода, среди раскиданных здесь и там кингстонов, гребных валов и выдвижных устройств она выглядела аристократкой, случайно зашедшей в ночлежку.
Мастер включил станок, и началась обточка. Фреза с этой сталью не справилась и моментально села. Приспособили резец, и он начал гнать стружку. Работа шла круглосуточно, и так же круглосуточно там находился один из военпредов, которым была поставлена задача, не только следить за соблюдением принятой технологии и принять законченную работу, но и обеспечить охрану сборки от случайных повреждений. Продолжалась обработка около четырех суток, и каждый раз, проходя мимо цеха, мы заходили посмотреть на работу. Это хорошо успокаивало нервы. Когда обточка была закончена, я спросил мастера, какое он хотел бы получить вознаграждение. Ответом было: «Пусть снимут выговор за пьянку, а то премий не дают, и жена всю плешь переела».
Просьба была удовлетворена. Кольнер же был вознагражден тем, что его деятельность была описана начальнику главка в крайне лестной форме.
Пока сборка каталась на карусели, на реакторе дела тоже не стояли. На место извлеченной сборки поставили фильтр, закрыли реактор крышкой, с большим трудом уплотнили ее с помощью старой прокладки и начали промывку. Когда после промывки осмотрели фильтр, увидели, прежде всего, что блестевшая когда-то сетка из «нержавейки» стала черной, как бы лакированной. Все отверстия в сетке были залеплены какой-то черной тушью. При вскрытии фильтра было обнаружено около 1,5 кг неизвестного вещества. Особенно разглядывать его не пришлось, так как этого не позволяло сделать мощное гамма-излучение, однако все увидели, что в желеобразной массе присутствуют какие-то красноватые окатыши размером с рисовое зерно, а также несколько кусочков растрепанного паронита.