Атомный век
Шрифт:
– У меня, товарищ старший лейтенант, не лифчик, а разгрузка, ага, – полез в бутылку Бур.
Если бы в его словах была независимость, Бура ещё можно было простить, но в них сквозила одна принципиальная вредность.
– Вот и поправь свою разгрузку, – вполне миролюбиво приказал Берзалов. – А то не солдат, а пугало огородное.
– Ничего не огородное, – надулся Бур, как мышь на крупу. – Я, товарищ старший лейтенант, клятву давал не вам, а родине, ага.
– Чего-о-о… – удивился Берзалов и даже не успел разозлиться. – Сейчас живо научу эту самую мать-родину любить, и меня заодно.
– Есть поправиться, – словно очнулся
Некоторое время шли молча: Берзалов, устремившись вперёд к неведомой цели, Бур – тяжело сопя, словно его волокли на казнь. Естественно, Берзалов забрало не опустил за бесполезностью, он больше опасался волков, фосфоресцирующие глаза которых обычно сопровождали их в любой чаще, но здесь волков почему-то не было.
– Я, товарищ старший лейтенант, только одного не пойму, – вдруг сказал Бур своим обычным тоном недовольного жизнь человека, – зачем этот череп на небе? Ага. А Скрипей? Он что, ловит заблудшие души?
– Какие души? – спросил Берзалов.
– Я не знаю… – так искренне признался Бур, что сил не было его пытать. – Мальчиков, например?
– Я тебя предупреждал, что будет страшно? – ответил вопросом на вопрос Берзалов.
– Да, – подумав, согласился Бур, – предупреждали, но я не предполагал, что вот такое… – он помахал руками, изображая нечто невообразимое, что отворилось у него в душе.
– Не задавай столько вопросов, у меня нет столько ответов.
– Хорошо, – согласился Бур.
– Ты главное, не бойся, – миролюбиво посоветовал Берзалов, обходя кусты боярышника. – Лучше объясни, что такое Комолодун?
Сосны с пожелтевшими верхушками стояли редко и не могли служить укрытием, поэтому Берзалов двигался от куста к кусту, имея план выйти не в лоб предполагаемой цели, а сбоку, чтобы, не дай бог, не оказаться на линии огня. Мало ли что, думал он, стрельнёт кто-нибудь в спину.
– Я не знаю… – как всегда, начал разводить бодягу Бур. – Оно у меня само собой в мозгу вспухает.
– Лучше бы у тебя в другом месте вспухло, – в сердцах сказал Берзалов.
Такую ахинею мог нести только абсолютный интроверт. Однако Бур не интроверт, вон как меня уговаривал взять с собой, аж из тельника выпрыгивал, вспомнил Берзалов.
– Ага… – признался Бур, – это моя мечта!
– Дался тебе этот Комолодун? – заметил Берзалов.
– А он со мной разговаривает! – бодро заявил Бур.
– Чего-о-о?! – возмутился Берзалов. – Разговаривает?!
В его представлении Берзалова солдат мог «разговаривать» только с уставом, да и то исключительно по приказу командования, то есть боец обязан был знать его наизусть и следовать исключительно ему, не потому что именно так хотелось старшему лейтенанту Берзалову, а потому что в уставе была заключена мудрость всей армейской жизни и только в исполнении устава, а не вопреки ему, можно было выжить в условиях атомного века.
– Ага… – беспечно подтвердил Бур.
– А что говорит? – Берзалов едва не выругался, но сдержался, в надежде выведать у Бура тайну Комолодуна.
– Разное… всё больше стращает… – доверительно поведал Бур, глаза у него при этом стали сумасшедшими-сумасшедшими, и он тяжело задышал, испуганно озираясь.
Всё пропало! – мелькнула мысль у Берзалова, чокнулся Бур!
– Ты хоть меняя не пугай! – грозно сказал он, чтобы отрезвить Бура и привести его в чувства, но тот,
– Да я никого не пугаю, – ворчливо отозвался Бур, глядя куда-то вбок и, должно быть, видя то, чего не видел Берзалов. – Показалось, и всё, ага.
В былые времена Берзалов одёрнул бы его ещё суровее или сделал замечание командиру первого отделения – старшему сержанту Архипову, а тот бы уже сотворил чисто моральными средствами из Бура котлету, но в тот момент Берзалов посчитал Бура правым. Ну перемкнуло человека, ну бывает, не убивать же, действительно, за это.
Минут через десять им пришлось свернуть к лесу прямо в туман. Он наползал огромным бескрайним одеялом, и только кусты чернели то там, то здесь, да одинокие сосны торчали, как свечки, и казалось, что этому туману нет ни конца, ни края.
О тумане я и не подумал, сообразил Берзалов. Скорее бы ветерок подул. По его расчётам они уже были где-то на рубеже целей – ведь не мог же противник танков прятаться в чаще, не мог. Нелогично получалось. Выходило, что «абрамсы» били в упор. А это для них очень плохо. Или американцам навязали невыгодную позицию, или они попали в западню, потому что в ближнем бою «абрамсы» потеряли все свои преимущества скоростных, дальнобойных танков.
Первые признаки сражения они увидели тотчас. Перерубленные сосны, вырванные с корнем кусты валялись тут и там. Хвоя на ветках успела пожелтеть.
Вдруг Бур, который шёл слева, взял да побежал. Молча побежал и даже очень целенаправленно, будто его хлестнули по одному месту. Берзалов приглушенно крикнул:
– Куда?! – и бросился следом.
Однако то ли привычка медленно стартовать, то ли неуверенность первых мгновений сыграли с ним злую шутку: Бур ускакал, как пинг-понговый шарик, а Берзалов к своему стыду элементарно споткнулся о трухлявую корягу. Он всегда был хорош на ближней и средних дистанциях, где важна тактильная реакция. Здесь он был король и пресекал малейшие намёки на атаку, ну и, разумеется, атаковал, получатся, что из засады, с нижнего яруса на верхний. А вот срываться с места не умел. Так или иначе, но Бура он сразу же потерялся в этом чёртовом тумане. Лес словно дыхнул всеми своими страхами, и ватная тишина легла вокруг. Как Берзалов пожалел, что не внял доводам Гаврилова и не захватил хотя бы ещё одного бойца. «Убью, гада! – в запале решил он, – собственными руками убью». Впрочем, от души у него тут же отлегло, потому что не далее, как у кромки леса, он услышал дикое бормотание и с бьющимся сердцем, успокаивая себя на все лады, пошёл на него, гневно сжимая кулаки.
– Бо-о-г… – Услышал Берзалов. – Бо-о-г… поговори со мной. Бог!!!
«Вашу-у-у Машу-у-у!» – шёпотом выругался Берзалов и стал, как зверь, ставя ногу с пятки на носок, подкрадываться ближе и ближе. Может, Бур столкнулся с противником и уговаривает его, а может, сошёл с ума и несёт чепуху. Через десяток шагов Берзалов видел: Бур стоял на коленях перед каким-то кустом боярышника, качался, как японский «болванчик» и идиотским, завывающим голосом твердил на все лады:
– Бо-о-г… поговори со мной. Бог! Слышишь?.. Если я делаю что-то не то, то не нарочно, а от страха. Бо-о-г… поговори со мной! Бог! Лейтенант завёл нас в такие дебри и ничего не понимает. Прости его! Бо-о-г… поговори со мной! Бо-о-г…