Аттестат зрелости
Шрифт:
– Серёга, ну придумай что-нибудь, а? Как помириться? Помоги!
«Помоги... Мне б самому кто помог во всем разобраться...» - подумал Сергей. С некоторых пор он стал замечать пристальное внимание Осиповой к себе. Что ж, Витка - девчонка красивая. Только что-то отталкивало Сергея от нее - высокомерие, что ли... Впрочем, это ерунда. Хотя какая же это ерунда, если человек делит окружающих на три ранга - выше, равных и ниже. И разговаривает с ними соответственно «рангу».
Герцев давно приметил, что Осипова обращается к препода-вателям ровным и вежливым голосом, с обаятельнейшей улыбкой на лице, редко смотрит им в глаза, а если и смотрит, то в её глазах,
– она говорила спокойно, однако с оттенком легкого превосходства. Ну, а с теми, кто по её мнению был «ниже» - кто знает, почему она так считала - Осипова разговаривала бесцеремонно, могла и обидеть едким словом, а то и просто, окатив с ног до головы нелюбезного сердцу одноклассника холодным презрительным молчанием, пройти мимо. И человек сначала застывал на месте, потом начинал мучительно вспоминать, что же он такого сказал ей смешного или неправильного, что получил такую внушительную порцию презрения.
– Ты знаешь, Николка, я читал где-то: «Друга выбирай подумав, а, выбрав, верным другом будь...» - сказал Герцев Чарышеву.
Колька ничего не ответил. Он только сейчас понял, что лучше, красивее, чем Томочка, на свете девушки нет.
Сосны в лесу закутались в снежные шали по самые вершины. Снег лениво сыпался на деревья, запорашивал лыжню. День стоял ласково-теплый.
Герцев не спеша катился на лыжах к Третьему омуту. Есть за городом речка-малютка. В одном месте она разливается небольшим омутком, названным почему-то Третьим. И был он такой же таинственный, словно Третья планета в книге Кира Булычёва. Берега у реки там крутые, поросшие мелким соснячком и кустами шиповника. Чудо-уголок, где запросто можно свернуть шею. Но именно здесь и любил кататься Герцев.
Издали Герцев услышал ребячий галдеж и недовольно поморщился: опять мелюзга на омуте, и крутые берега не пугают. Он остановился на краю обрыва. Ребятишки, человек десять, катались на противоположном, более пологом берегу. Они лихо устремлялись вниз, падали и вновь упрямо лезли вверх.
– Настырные, черти...
– проворчал Герцев, сожалея, что на омуте оказался не один. Стоял, размышляя: то ли здесь остаться, то ли подняться выше по речонке, там тоже есть одно местечко с головоломным спуском.
Ребятня загалдела громче, и Герцев вновь посмотрел на них.
На краю спуска стоял высокий лыжник в серой заячьей шапке-ушанке, чем-то неуловимо знакомый Герцеву. Сергей пригляделся, но черты лица разглядеть не мог - далеко. Лыжи понесли человека вниз, и ясно было, что скорее лыжи управляют лыжником, чем лыжник - лыжами.
– Эй, ворона! Колени согни, ковырнёшься ведь!
– крикнул, смеясь, Герцев, но опоздал: лыжник нелепо взмахнул руками и завалился на бок, вспахав лыжами укатанный спуск.
– Ура!
– завопили восторженно ребятишки.
– Рябинушка тоже свалилась! Ура!
«Рябинушка»? Да уж не Рябинина ли это? Она же вожатая в каком-то классе!»
Сергей скользнул вниз с обрыва, рисуясь, затормозил около мальчишек, горделиво приосанился, как я, мол, съехал лихо - учитесь, салаги...
Светлана вытаращилась на Герцева, как на привидение:
– Ты не с Луны свалился?
– С обрыва!
– А слабо съехать ещё раз оттуда, - махнул палкой, показывая, откуда, самый маленький мальчишка в куцей цигейковой шубёнке, из рукавов которой торчали руки в заплатанных рукавичках.
– Кувыркнёшься! Там ещё никто не спускался, и тебе - слабо!
– Мне? Слабо?
– загорячился Герцев.
– А ты знаешь, кто я?
– А чо... Серёжка Герцев ты, - лениво отмахнулся от него мальчишка и даже сплюнул на снег сквозь зубы.
– Не съедешь, кувыркнёшься...
– и стоял, смотрел нахальными и хитрыми глазами.
– Это я?! Кувыркнусь?
– Герцев прямо-таки рассвирепел.
– Ага, ты...
– мальчишка равнодушно глянул на обрыв с одинокой лыжней, проложенной Сергеем, и полез на гору, давая этим понять, что, мол, разговор окончен: Герцев всё равно не съедет.
Сергей молча, прыжком, развернулся и тоже полез наверх по крутому склону.
– Серёжка, убьёшься!
– крикнула ему вслед Светлана.
– А и убьюсь, тебе-то какая забота...
– пробормотал
Сергей, упрямо «елочкой» взбираясь вверх и примечая, где он спускался первый раз. Ведь, и правда, повезло: здесь запросто можно лбом сосну сбить, но Герцев всё-таки лез наверх.
На вершине обрыва шевельнулось сомнение, сможет ли он благополучно спуститься. Этот спуск на самом деле считался «необъезженным», и это просто везение, что он благополучно съехал первый раз. Сергей подумал, может, и не рисковать, ехать спокойно дальше, но представил, как заорут восторженно пацанята, как посмотрит насмешливо Светлана завтра ему в глаза, а «пионерики» её раззвонят по школе, что он испугался.
«Эх, была не была, свалюсь, так свалюсь...» - решил Сергей и легонько оттолкнулся от края. Он вовремя повернул у первой сосны, а у второй не рассчитал поворот и на полном ходу врезался в кусты. И только потому не покатился вниз, что запутался в колючем шиповнике.
– Ага-а-а!
– отплясывали внизу мальчишки.
– Упал! Упал!
Светлана карабкалась к нему без лыж, утопая по колено в снегу, опередив своих ребят.
– Жив, Серёжа?
– до чего же глаза у неё стали огромные...
– Да жив, чего мне сделается, - безразлично ответил
Сергей, а внутри заиграла тоненькая струночка: испугалась всё-таки ледышка, за него испугалась.
– Ой, как ты исцарапался!..
– Светлана выхватила из кармана куртки пузырек с йодом и бинт.
– Запасливая, целая аптека с собой, - фыркнул Сергей.
– Да ведь ребята со мной, мало ли что...
– виновато промолвила Светлана.
Сергей выцарапался из шиповника, и Светлана легкими касаниями прижгла ему ссадины на лице.
- А всё равно спущусь!
В глазах Светланы промелькнул испуг:
– Да не лезь ты, шею свернёшь, подумаешь, мальчишки посмеялись.
Но Герцев решительно полез наверх. Теперь он был уверен, что спустится: надо только правую лыжу на секунду раньше повернуть вправо у второй сосны.
Звонок на урок давно уже был, но Анна Павловна почему-то опаздывала. Десятиклассники немного удивились этому обстоятельству - такое случилось впервые, Тернова была очень пунктуальной - но не особенно расстроились.
Прошло пять минут. Десять...
Наконец, открылась дверь, и в класс, извинившись за опоздание, вошла Анна Павловна. Тяжёлыми, какими-то чужими шагами, подошла к столу и устало опустилась на стул, чем немало изумила ребят. Анна Павловна никогда не сидела во время урока, у неё даже любимое место есть - у третьего стола первого ряда. Стоит, бывало, рядом с Настей, опираясь о стол костяшками пальцев правой руки и говорит, говорит... Анна Павловна никогда не вела урок по конспекту, хотя, наверное, конспекты были - потому что всегда Анна Павловна приносила вместе с классным журналом и толстую тетрадь в синей обложке. Но записями своими она никогда не пользовалась.