Аттестат зрелости
Шрифт:
Васька лихо вылетел на пригорочек. На секунду задержался, окинул взглядом синее небо. Красота! Посмотрел вдоль лыжни, которая спускалась вниз, делала поворот влево и скрывалась в сосняке. На лыжне торчал странный пенёк.
«Хм...
– подумал Васька, - а как же ребята спустились?»
Окунь, пригнувшись, скользнул вниз, и в самый последний момент увидел, что это не пень, а лыжник. Окунь поспешно и неловко тормознул правой лыжней и упал.
– Вот и я так же упала. Корень там, под снегом, - раздался тихий голос. Васька сбил
– Веселова? Ты чего кантуешься здесь?
– Ногу подвернула, - Настя ответила, не глядя на Окуня.
– А ребята где?
– Окунь поднялся, отряхнулся и стоял, навалившись грудью на палки.
– Ребята ушли.
– Как ушли?
– поразился Окунь.
– Бросили тебя здесь? Даже Рябинина твоя распрекрасная?
Настя ещё ниже склонила голову.
– Я ведь плохо на лыжах хожу. Как упала, сначала не было больно. Пока поднималась, ребята ушли вперёд. Думала, догоню, а идти не смогла, - виновато сказала Настя. – А Светка со своими пионерами в Волгоград уехала, её нет с нами.
Настя пошевелила левой ногой. Лыжу она сняла и поставила на неё больную ногу.
– Где болит?
– спросил Окунь, злясь на Веселову, что понесла её нелегкая на лыжах. Так и сказал: - Могла бы и на автобусе доехать, чего поперлась на лыжах. А мне вот что с тобой делать?
Настя смущенно улыбнулась:
– Я хотела с ребятами.
Окунь раздражённо повторил:
– Ну и что с тобой делать?
Настя нахмурила широкие русые брови:
– А я тебя не держу! Иди.
Она попыталась встать на больную ногу, ойкнула и опять опустилась на лыжу, на которой сидела. Слёзы потекли по её широкоскулому веснушчатому лицу.
– Ну и уйду! Не могла с такого плёвого спуска съехать!
– и Окунь, сильно оттолкнувшись палками, исчез за поворотом.
Настя глубоко вздохнула, спрятала лицо в коленях и заплакала громко, навзрыд. Ей было страшно сидеть одной в лесу, обидно, что ребята до сих пор не хватились её. Она не знала, как добраться до города. Пять километров - пустяк, да нога сильно болит. Настя почувствовала, что и холод пробирается под болоньевую, уже задубевшую курточку.
– Не плачь, Настя!
– услышала она вдруг Васькин голос.
– Не надо, ну чего ты?
– Окунь потряс девушку за плечо.
– Ну, перестань, слышишь?
Окунь стоял перед Настей боком, поперёк лыжни. Настя плакала, не поднимая головы, но старалась делать это беззвучно. Окунь присел, приподнял голову Насти ладонью за подбородок.
– Не плачь, Настя, выберемся мы отсюда...
Окунь в злом запале пролетел немного по лыжне, руки и ноги двигались как-то сами собой, помимо Васькиной воли. Но на душе стало нехорошо. Окунь подумал, что он сейчас - единственный во всем мире человек, который может помочь Веселовой в беде. Васька затормозил, рывком перекинул одну лыжу назад, потом другую, и заскользил обратно.
Он увидел, что Веселова сидит на том же месте, уткнув лицо в колени. Когда он подъехал ближе, понял, что Веселова жалобно плачет, как брат Валерка, чьих слёз Окунь не мог терпеть, сам чуть не плакал в тот миг и спешил успокоить брата. Потому и пожалел Окунь Настю Веселову, даже неожиданно для себя назвал её по имени...
– Ну не плачь, Настя! Где болит?
– приговаривал Окунь, словно утешал своего Валерку, и даже погладил её по голове.
– Где болит? Давай посмотрим...
– Окунь взял в руки Настину ногу и сильно дернул.
Настя вскрикнула, упала от неожиданности в снег.
– Ты что?! Больно же!
– Да... Это растяжение, синьорита Веселова, а не вывих... Это уже лучше. Холодный компресс и покой ноге, - от улыбки на щеках Окуня появились ямочки.
– Откуда ты знаешь?
– недоверчиво спросила Настя,
– Да уж знаю, сын врача все же, - криво усмехнулся Окунь, - знаю...
То, что Насти нет, первой обнаружила Люда Конева. Ей надоела игра в «догонялки» друг за другом, которую затеяли парни, и потихонечку ехала сзади всех. Она хорошо видела каждого впереди идущего: Оленьков рвется вперед, его догоняет, наступая на задники лыж, Герцев...
«Выпендриваются», - подумала Конева.
За Оленьковым и Герцевым спешили Лариска Кострова и Андрюшка Горчаков из десятого «А». Окунь отказался играть на баяне, и девчонки попросили об этом Горчакова, все равно ведь увяжется за Лариской. Он, конечно, играл хуже Окуня, но выбирать не приходилось, так как в десятом «Б» баянистов больше не было.
Остальные растянулись редкой цепочкой друг за другом, а вот Насти Веселовой не было. Конева оглянулась раз, другой... Настя шла последней, может, отстала немного? Но и сзади Насти не было.
– Ребята!
– крикнула Конева.
– Эй, Оленьков! Стойте! Насти нет!
Строй рассыпался. Некоторые прямо по снежной целине спешили к Люде.
– Как нет? Где же она? Лариска! Кострова! Ты же шла впереди Насти! Где она?
– Шла... А потом вдруг вперед ушла...
– растерялась Лариса.
– Настя! Настя-а-а!
– крикнули хором, сложив ладони рупором.
Тишина. Кругом зимняя звонкая тишина...
– Настя! Веселова! Где ты?!
Эхо отозвалось вдали: «А-а-а... о-ва-а... е-ты-ы-ы». А Насти не слыхать.
– Мальчишки, надо что-то делать, - заволновались девушки.
– А что тут думать?
– сказала Оля Огуреева. – Надо кому-то назад идти.
– Дорвались, заскакали все...
– забурчала Кострова.
– А ты не заскакала, что ли?
– набросилась на неё Конева.
– Настя плохо на лыжах ходит, ты же знаешь, а ты первая понеслась.
– Да не ссорьтесь вы!
– урезонила их Ольга.
– Парни, ведь идти надо назад, искать Настю.
– Я пойду, - вызвался Герцев. Остальные сконфуженно молчали. Не очень-то хотелось топать обратно, когда большая часть пути уже пройдена.