Аттестат зрелости
Шрифт:
И Викентий Денисович вспомнил, откуда знаком ему настороженный застывший кошачий взгляд Веденеева - это же тот палач-доброволец Лепко, убивший красного командира в небольшой деревеньке, где колонна военнопленных останавливалась на ночлег. Он прошептал одними губами:
– Гнида...
И уже не услышал торопливых шагов жены, вбежавшей в комнату вместе с врачом «скорой помощи».
Открытие школьного музея было назначено на 9 Мая. Всё было готово, остались мелочи - кое-где сделать надписи к экспонатам, разослать приглашения гостям. Кажется, всё было в порядке, но Светлане было почему-то тревожно, и ещё больше, чем она, пожалуй, волновался Олег Власенко:
А ещё было почему-то грустно…
Светлана сказала об этом матери, и Августа Фёдоровна объяснила, что так бывает, когда человек завершит какое-то большое дело, а создание школьного музея для Светланы было именно таким делом.
«Мероприятие», как назвала открытие музея завуч Агнесса
Викторовна, было рассчитано по минутам, она была во всем очень аккуратной до педантизма. Несколько раз Агнесса Викторовна спрашивала Светлану, все ли предусмотрено, всем ли гостям сообщено, самолично просмотрела список приглашённых и добавила к нему фамилию заведующего гороно. И глянула при этом укоризненно: как можно было забыть?
И всё, наверное, так и было бы, как намечено, как было утверждено Агнессой Викторовной, если бы не Антонина Павловна Зыбина, баба Тоня.
В здании стояла тишина, 9 Мая - день праздничный, и конечно, не учебный. В школе были только члены сводного поискового отряда «Родина» - старшеклассники-комсомольцы, а у входа гостей встречали Светланины «пионерики», принаряженные, торжественные, и Светлана откровенно залюбовалась своими ребятами-пятиклассниками. Даже Санька Фешкин, неугомонный парнишка, отмытый от всех чернильных пятен, стоял у двери и приветственно салютовал входящим. Он был в белой новой рубашке, в наглаженных брюках - Светлана никогда не видела своего самого задиристого воспитанника таким необычайно серьёзным.
Гости - родственники бывших учеников третьей школы, пришел даже один из выпускников военного времени - седой мужчина, левый рукав его старомодного пиджака засунут в карман. И у этого человека, и у всех, кто пришёл, была своя трудная судьба. Но здесь, в школе, где когда-то учились их дети, братья, они были единомышленниками, близкими друг другу, потому что связало их одно горестное общее воспоминание. Гости негромко переговаривались, поглядывали на загадочную дверь с коротким словом «Музей» на пластинке из нержавеющей стали. Эту пластинку целый месяц шлифовал Володя Остапенко.
Баба Тоня пришла минут за десять до открытия музея. На ней было строгое тёмно-синее платье, на голове - белейший платок. Она тяжело опиралась на палочку. Олег сказал, что старушка прибаливает, и Светлана опасалась, что она не придёт. А ведь портрет Василия Зыбина висел на самом видном месте. Точно такую же фотографию, размером поменьше, она хотела вручить ей в музее. Ниже портрета висел снимок памятника красногвардейцам, погибшим в гражданскую войну, там, в Старом парке, был похоронен ещё один брат Антонины Павловны - Михаил, а рядом с этим снимком - другой, где стояли в обнимку Василий и двое пареньков - эту фотографию Светлана нашла у родителей одного из тех ребят, уходивших на фронт.
Старушка испуганно смотрела на гостей, а когда увидела Светлану, поспешила к ней.
– Деточка, сколь народу-то! Что-то мне даже неловко, скажут: явилась, старая, не сидится ей дома на печке. Ты уж, деточка, покажи мне Васину карточку, да я пойду с Богом.
Светлана поколебалась с минуту и... открыла двери музея, краем глаза заметив всполошенное лицо Олега - такое не было предусмотрено.
Антонина Павловна пошла впереди Светланы, постукивая палочкой о пол, и остановилась посреди комнаты, увидев портрет своего брата.
Василий, как она рассказывала, был весёлым парнем, и эта весёлость, старательно сдерживаемая перед фотообъективом, всё же проглядывала. Он смотрел на сестру молча и, казалось, спрашивал: «Ну, как вы тут без меня?»
Баба Тоня смотрела на портрет, что-то шептала, шевеля губами, вытирала глаза уголком платка, и вдруг, осенив себя крестом, низко поклонилась портрету. У Светланы защипало глаза от подступивших слёз, и потому она не слышала, что за спиной стоят гости и так же молчат, как и баба Тоня. А кто-то уже, увидев знакомую фамилию или фотографию, подошёл поближе к витринам, и может быть, молча беседовал со своими сыновьями, что навеки остались молодыми.
Вот Кривцов Степан Максимович, Светлана знала: всю войну прошагал без царапины, а оба его сына погибли. И оба учились в третьей школе, только, как началась война, старший уже служил в армии, а младший через год после окончания школы пошёл на фронт. И это с ними был сфотографирован Василий Зыбин, младший Кривцов – его одноклассник, и фотографию эту Светлана увидела именно в доме Кривцовых.
Вот мать Вани Тихова, болезненная, с постоянной тоской в глазах. Ваня был единственным её сыном, а война унесла с собой и мужа, и сына. И ничего не осталось на память матери о них, кроме некоторых вещей, что уцелели, не обменяла она их во время войны на продукты. Даже фотокарточки не осталось. Даже места, где погиб Ваня, где похоронен, она не знает и не хочет верить, что есть такое место - ей пришло извещение, что Ваня пропал без вести, и мать не верит в его гибель, ждёт, что однажды вернётся сын домой. Да материнское сердце и не может иначе. В её памяти он по-прежнему щупленький, большеухий и ласковый паренек. Лишь она одна помнила о нём, а теперь вот и другие будут знать и вспомнать его. И она ласково, словно по сыновьей голове, провела рукой по написанной золотистой краской фамилии своего сына: так было решено, что имена всех, о ком в музее ни одна вещь напомнить не сможет, будут написаны золотыми буквами на выкрашенной в красный цвет доске.
Ребята долго спорили, обсуждая, какой должна быть эта доска - зеленой, как символ того, что они, солдаты, погибнув, защитили свою страну, чёрной - как символ скорби. И решили, наконец - красной, пусть будет красной, а имена начертаны словно на красном знамени, и обязательно - золотом. И пусть с этой доской всегда будут стоять школьные знамёна, будто эти парни рядом с теми знаменами - в вечном почётном карауле.
Неизвестно, как бы всё пошло дальше, если бы не подоспевшая Агнесса Викторовна, которая внутренне ахнула, увидев забитый первыми посетителями небольшой школьный музей, а Светлана Рябинина и будущая хозяйка музея Алла Скопина стоят в стороне и молча взирают на этих посетителей, предоставленных самим себе. Тихо было в музее.
Агнесса Викторовна, извинившись перед заведующим гороно, уже от дверей начала исправлять положение:
– Вот, товарищи, это наш музей, - сказала она громким, хорошо поставленным учительским голосом.
– Пока он очень мал, в нём совсем мало экспонатов...
Все замерли, застигнутые врасплох, мыслями улетевшие далеко от этой комнаты. Но у Агнессы Викторовны был заранее готов список выступающих, и она назвала первого оратора из своего списка - Степана Максимовича.
Кривцов заморгал растерянно, оглянулся на стоявших рядом людей, словно просил помощи, и махнул рукой: