Аттила России
Шрифт:
— Но я совершенно не помню, когда вы были у брата, — сказала она.
— Это понятно: я незаметный человек. Но вот зато вас не забудешь! Один раз я видел вас, и как ни давно это было, но ваши черты навсегда запечатлелись в моем сердце. Вот и здесь я сразу узнал вас!
Бодена вздохнула. Воспоминания о жизни в доме любимого брата снова вызвали в ее сердце скорбь о потерянном счастье — скорбь, от которой ее не могла излечить даже подвижническая жизнь в монастыре.
— Ну что ж, начнем, — грустно сказала она. — Какую позу прикажете вы мне принять?
— Я избрал для картины тот момент, когда Пресвятая Мать издали созерцает мучения Сына. Вдали будут виднеться три креста, тонущие в туманной полумгле, а Сама Богородица встала на колени, сложила
— О, сколько угодно!
— В таком случае, может быть, ваша подруга соблаговолит пойти нарвать роз и связать их в венок?
— Маша, сходи, пожалуйста, за розами!
Послушница молча повернулась и вышла в большую дверь.
— Ну-с, — сказал Свищ, — давайте займемся позой. Будьте добры, встаньте на колени, — он повернул ее спиной к маленькой двери, выходившей во дворик. — Вот так! — Он отошел подальше и сделал вид, будто осматривает ее. — Нет, наклон головы не верен! Я вам сейчас покажу. Стойте и не шевелитесь!
Он медленно пошел к ней, кашлянув три раза. Маленькая дверца, петли которой были заблаговременно смазаны, открылась, и позади Бодены показались три фигуры, бесшумно вошедшие в ризницу.
Свищ подошел к коленопреклоненной и протянул руки к ее голове, словно желая поправить наклон. Но в тот же момент Бодена почувствовала, как ей накинули на лицо платок, пропитанный чем-то остропахнущим; она хотела крикнуть, с силой вдохнула воздух и почувствовала, что теряет сознание. На нее накинули большой кусок черной шерстяной материи, завернули и бесшумно вынесли во двор. Там по осторожному свистку со стены спустилась веревочная лестница. Один из негодяев влез на стену, прикрепил там веревки, а остальные, привязав к ним Бодену, подтянули ее наверх. Затем они тоже влезли на стену и скрылись. Все это произошло в две-три минуты. Ни один звук не нарушил молчания монастыря.
Когда минут через пять послушница вернулась в ризницу с готовым венком, то, к своему удивлению, она не нашла там никого. Она осмотрела все углы — сестры Анастасии и художника словно и не было. В ужасе она огласила криком монастырь; сбежались монахини, приплелась игуменья — исчезновение было таинственным, но свершившимся фактом…
V
Переправив полубесчувственную Бодену через стену, похитители тихим условным свистом подозвали дожидавшуюся за углом карету и втащили туда пленницу. Здесь Бодену связали по рукам и ногам и завязали ей рот, чтобы она не могла кричать. Радом с Боденой сел Свищ, а остальные воры разбежались в разные стороны.
Карета быстро помчалась по лугу, и скоро монастырь скрылся из виду.
— Здравствуй, голубушка! — сказал Свищ Бодене, испуганно-недоумевающе посматривавшей по сторонам и бессильной выразить свое отчаяние хотя бы знаками. — А теперь давай узнаем друг друга как следует! Помнишь площадь в Петербурге, народ и крик: «Долой одноглазого негодяя!»? Помнишь бравого молодца, который схватил тебя за шиворот и доставил во дворец? Ну так напряги свои красивые глазки, и ты узнаешь меня! Помнишь цыган, путешествие из Москвы в Ораниенбаум? Э, теперь ты меня узнала, вижу, вижу! Да, голубушка, уже два раза мне пришлось играть некоторую роль в твоей жизни — и ничего не поделаешь — Бог троицу любит! Впрочем, я очень надеюсь, что оправдаются и остальные пословицы, например: «Без четырех углов изба не строится» и так далее, иначе говоря — усиленно надеюсь, что это не последнее наше свидание! Но ты, вероятно, жаждешь узнать, куда я везу тебя? Что же, вполне законное любопытство! К Потемкину, милая, к Потемкину! Дело в том, что он по-прежнему любит тебя и сгорает жаждой возобновить старое знакомство… Сначала, конечно, ему придется посчитаться за прежнее непокорство, ну, а потом он простит и обласкает! Ты не бойся, голубушка, сразу больше двух шкур не спустят! А потом — потешишь его светлость, так Христос с тобой — возвращайся обратно в монастырь Богу молиться. Только сначала надо со старыми долгами расплатиться!
Свищ разговаривал с Боденой в таком духе всю дорогу, стараясь как можно больнее уколоть ее и наслаждаясь мучениями своей жертвы.
Но вот показались ворота потемкинского дворца. Карета въехала во двор. Двое рослых лакеев бережно взяли Бодену на руки и внесли в комнаты. В кабинете они положили ее на диван, вынули кляп изо рта, развязали руки и ноги и молча вышли из комнаты.
Бодена вскочила, но ноги затекли и отказывались служить. Она бессильно упала обратно на диван, закрывая лицо руками, готовая выть от бешенства и отчаяния. Вихрем проносились в голове воспоминания о прошлых днях, о тех несчастьях, которые навлек на нее Потемкин. Она понимала, что теперь ей нечего ждать от него пощады, что все прежнее должно потускнеть перед предстоящим. Прежде всегда оставалась надежда, возможность какого-нибудь выхода. В сумасшедшем доме, в Ораниенбауме ей стоило только захотеть, и освобождение было к ее услугам. Но теперь…
Вдали послышались хорошо знакомые шаги. Бодена собрала всю свою силу воли, чтобы не предстать перед Потемкиным в таком упадке духа, — вся ее сила была в нравственной крепости; может быть, светлейший не решится покуситься на служительницу Бога, если она даст ему резкий, решительный отпор. И стиснув от боли зубы, она встала, усилием воли подавляя телесную слабость…
Шаги слышались ближе, ближе, совсем близко… Дверь распахнулась, и в кабинет вошел веселый, улыбающийся Потемкин.
— А, Бодена! — весело сказал он как ни в чем не бывало: он хотел разыграть комедию, делая вид, будто Бодену не привезли к нему связанной по рукам и ногам, а она сама добровольно пришла навестить своего «старого дружка». — Вот умница, что пришла! Здравствуй, моя козочка! Как живешь? Ишь ты! Все такая же красавица! Правда, лета свое взяли, но бабец ты все еще отличнейший. И как к тебе идет этот монашеский наряд! Ну, подойди же, поцелуй меня!
Он широко расставил объятия и сделал шаг вперед, намереваясь подойти к Бодене. Но из ее глаз на него блеснули такие молнии гнева, такое глубокое, священное негодование, что он остановился и с изумлением почувствовал внезапную слабость…
На несколько секунд воцарилось жуткое, томительное молчание. Скрестив руки на груди, гордо окидывая Потемкина уничтожающим взглядом, Бодена была хороша какой-то новой, неведомой для Потемкина красотой. Это была уже не капризная девочка, а женщина в расцвете душевных сил. Так стояла первая новообращенная христианка, когда ее ради потехи и в назидание черни бросали на растерзание голодному тигру. Зверь сладострастно встряхивает головой, нервно бьет хвостом, зыбь удовольствия пробегает под шерстью… Жмуря глаза, животное предвкушает возможность запустить острые когти в мягкое, нежное тело. Но вдруг его зрачки встречаются с твердым взглядом подвижницы, и сраженное крепостью духа животное покорно ложится у ее ног.
Если бы в этот момент против Бодены стоял тигр, он тоже покорился бы ее властной силе. Но перед ней было животное более кровожадной, более жестокой и более подлой породы — человеческой. И светлейший мог только замяться, смутиться на мгновение, но не отступить от намеченной жертвы.
Однако это был далеко не прежний Потемкин. Теперь ему стоило больших усилий не дать сбить себя с толку. И голос его звучал натянуто, напряженно, когда он небрежно бросил ей:
— Нет, я положительно изумлен! О, женщины, женщины, сколь многообразны вы в своих превращениях! Манит взгляд нежная почка, но прошел день — и почка уже превратилась в скромный, очаровательный бутон. Хочешь сорвать этот скромный бутон, но жаждешь видеть, что будет дальше. И вот — наивный бутон развертывается в благоухающий бело-розовый цветок. Пожелтели и упали на землю лепестки. Все кончено? О, нет! Маленькая зеленая завязь набухает и растет, превращаясь в дивный плод, позлащенный солнцем, расцвеченный радугой лета!.. О, женщины, женщины!