Авантюрист
Шрифт:
Взять сейчас ремешок, приставить к его беззащитному горлу…
Противно. Если он захрипит и отправится к праотцам, кем я буду в собственных глазах? Ночным душителем безоружных?!
Не говоря уже о том, что Приговор Судьи…
За портьерой слабо вскрикнула Танталь.
— Ты скотина, — тоскливо сказал я безоружному врагу. — Что, что с тобой делать?!
Весёлые путешественники. Мужчина, две женщины и с ними — пороховая бочка в человеческом обличье. Ни бросить, ни взорвать.
А на другой день наступила весна. Мгновенная, беспощадная; жители хутора брались за головы, рассказывая о снесённых паводком плотинах и мостах, о затопленных низинах и прочем стихийном ущербе. По оплывающему
Денег у нас было в достатке. Мы сняли лучшие комнаты в гостинице и навели справки о местных знахарках. Знахарок оказалось сразу три, и две из них величали себя «колдуньями»; пределом их колдовского искусства было умение излечить от запора. Все три, не сговариваясь, предложили мне один и тот же набор трав — вероятно, ещё в незапамятные времена их бабки воровали друг у друга рецепты. «Снульник» — так назывался этот душистый сбор. «Только глядите, молодой господин, не перебрать бы — надолго заснёте, не добудятся»…
Рецепт приготовления был прост. Не прибегая к помощи служанки, я заварил сонный сбор и процедил отвар через тряпицу — боюсь, что дурманящий дух растёкся по всей гостинице.
Чонотакс не подавал признаков жизни. Зеркальце, поднесённое к губам, покрывалось испариной — и только. Из чайника с широким носиком я вливал в его приоткрытый рот ежедневную порцию «снульника» — от одного запаха можно было лишиться чувств.
— Не переборщи, — говорила Танталь сквозь зубы.
Распутица тем временем окончательно расквасила дороги, снег сходил, обнажая раскисшую глину. Разговорчивая хозяйка всё чаще заговаривала со мной, расспрашивала, куда благородные господа держат путь и не нужен ли лекарь «тому господину, что из комнаты не выходит». Слуги уже поглядывали с любопытством; в гостинице сложно хранить тайны. Я запретил горничным прибирать в Чонотаксовой комнатушке, якобы затем, чтобы не беспокоить больного, но на самом деле боясь, как бы посторонний взгляд не наткнулся на ремни, которыми этот болезненный господин связан.
В комнатушке, где помещался господин маг, не было камина. Я заметил, что Танталь избегает вносить туда свечи и не разжигает огня в присутствии Чонотаксова безжизненного тела.
— Разве ему не всё равно? — спросил я с долей сарказма.
Она не ответила.
Мы проторчали в гостинице почти две недели; и хозяйка, и слуги, и весь посёлок опротивели нам до невозможности. Черно Да Скоро отсыпался — ежедневная порция снульника делала своё дело; когда любопытная служанка вопреки запрету сунула нос в его комнатушку, глазам её предстало зрелище совершенно мирное — человек измождённый, конечно, и лысый, но зато спокойно спящий под покровом чёрной шубы. И служанка, удовлетворённая, понесла уже прочь пищу для новых пересудов — как вдруг по дороге ей встретился я, раздражённый, злой и беспощадный.
Надо ли говорить, что с каждым днём настроение моё делалось всё хуже и хуже; надо ли говорить, что невозмутимая покорность господина мага волновала меня больше, чем волновали бы попытки к бегству. Надо ли говорить, что не служанка была повинна в моём раздражении, но, поймав её на проступке, я не стал сдерживаться. Я сообщил ей, что господин, который спит в запрещённой для прислуги комнате, болен неизлечимой болезнью, первым признаком которой является облысение, что любопытная служанка может рыть могилку для своих роскошных волос: вскоре они выпадут один за другим, и череп служанки будет в точности похож на череп вышеназванного господина. Что болезнь заразна и, не исключено, все родственники служанки заболеют тоже; не помню, что я ещё говорил, но бедная девушка сползла на пол в истерике. Полчаса гостиницу лихорадило, изо всех углов мерещились женские всхлипы; спустя ещё полчаса ко мне явилась
Я поспешил на конюшню, где давно уже договорено было о покупке лошадей, — конюх шарахнулся от меня, выставив перед собой кнут. Видимо, весть о ползучем облысении облетела посёлок быстрее, чем известие о пожаре. Я проклял собственный язык; по счастью, ни Алана, ни Танталь не стали меня упрекать. Обе тихо радовались возможности убраться из постылой гостиницы. Времени было едва за полдень, дороги уже не так хлюпали под ногами, я рассудил, что мы с трудом, но доберёмся до какого-нибудь хутора раньше, чем сядет солнце.
Монетки, вырученные за лошадей, конюх предусмотрительно прокалил над пламенем свечки; я растолкал Черно Да Скоро и развязал ему ноги.
Господин маг был апатичен и вял. Некоторое время я пытался вытрясти из него признание, что на самом деле он притворяется соней, но у меня ничего не вышло. Мой план, навеянный давней сплетней про изобретательную невестку, неожиданно оказался не просто выполнимым — удачным.
Черно держался в седле как мешок. Всё население посёлка залегло, затаилось, разбежалось перед страшным ликом лысой болезни; поддерживая Черно и ведя лошадь под уздцы, я вывел маленькую кавалькаду за околицу, в поле, и там с облегчением придал сонному магу безопасное положение поклажи — поперёк седла. Танталь зябко поёжилась, Алана фыркнула; на четверых у нас было три лошади, я вскочил в седло и посадил Алану перед собой, Танталь, отличная всадница, взяла за повод лошадь Чонотакса — и так, небыстро, объезжая лужи, мы двинулись навстречу судьбе.
Судьба не была к нам благосклонна.
Солнце повисело над горизонтом и навострилось уже кануть за чёрную кромку леса, а дорога всё тянулась, не подавая ни малейших признаков человеческого жилья. А ведь десять дней подряд я по десять раз выспрашивал о дороге, и по всем рассказам выходило, что неподалёку должен быть хутор, и не один!
Мы пересекли маленькую речку, через которую был перекинут чахлый дырявый мост. Лошади неохотно ступали по подгнившим доскам; мои спутники молчали. Танталь и Алана нервно вглядывались в сгущающиеся сумерки — ждали увидеть дымок над горизонтом, или строение, или хотя бы одинокий сарай; вечер был совсем весенний, безветренный и относительно тёплый, но странная шутка, которую играет с нами хутор, не нравилась никому.
Что до господина мага, этого странствующего мешка со сновидениями, то вот уже пятнадцать дней я не слышал от него ни слова.
Солнце село; навстречу нам из полутьмы выплыл мостик, как две капли воды похожий на тот, что мы уже проехали. Лошади сдержали шаг. Мои смутные подозрения превратились в уверенность.
— Мы ведь не сворачивали, — упавшим голосом сказала Алана. — Это в лесу можно кружить, но мы же ехали ПО ДОРОГЕ!
Я слез с седла. Подошёл к перекинутому через седло Чонотаксу; в таких случаях обычно берут за волосы, и я на секунду растерялся. Потом ухватил господина мага за подбородок и поднял его голову, заставляя посмотреть себе в глаза.
Чонотакс Оро спал. Лицо его, как обычно, оставалось совершенно немым и непроницаемым.
— А они во сне не колдуют? — спросила Алана. — Может ему, к примеру, присниться вот эта дорога? Ну, во сне?
— Это, наверное, другой мост, — неуверенно предположила Танталь. — Просто в этой местности все мосты одинаковые…
Я подошёл к мосту. Раздражённо стукнул по трухлявым перилам; перила охнули и отвалились. В темноте уже невозможно было с точностью сказать, тот это мост или другой. В этой, как говорит Танталь, местности жители из рук вон плохо следят за мостами…