Авантюрист
Шрифт:
Покойник меня устроил. Лицо его представляло собой ужасающее зрелище — сплошной синяк и гематома. С первого взгляда было видно, что из бомжей. Специфический запах давно не мытого тела ни с чем не перепутаешь. Убит он был каких-нибудь два часа назад. Перелом основания черепа. Найден в подворотне, чуть ли не в центре города. Скорее всего, с такими же бродягами что-то не поделил. Выглядел он явно потощее, чем Лузгин, но роста приблизительно такого же. К тому же лысоват. Будем считать, что этому несчастному повезло. Он будет лежать в отдельной могиле под приличным обелиском, погребенный с соблюдением обрядовых правил. Правда, фамилия у него будет другая, но поскольку имя свое он давно уже потерял, то нашей вины в этом нет.
В общем-то я не только Калягина успокаивал, но и себя. Совесть не тетка. Единственное, что меня оправдывало в этой почти кощунственной истории, так это то, что я спасал жизнь человеку, которому грозила вполне реальная опасность.
Это была если не самая суматошная ночь в моей жизни, то, во всяком случае, не самая приятная. Нет, доставленный Лабухом Лузгин смотрелся в морге очень натурально. Проблема приключилась с телеоператором, у которого сдали нервы при виде трупов. Съемку пришлось вести мне. Надо отдать должное бывшему актеру, он чуть ли не целых две минуты сдерживал дыхание, даже, по-моему, посинел от натуги. Соседи по дому, которых пришлось вытаскивать из постели и доплачивать за беспокойство, охотно подтвердили в телекамеру, что человек, лежащий под простыней, действительно Василий Львович Лузгин, которого они знали на протяжении многих лет, проживавший на улице Революции, ныне улица Независимости. Предложенную патологоанатомом бумагу они подмахнули без проблем. Словом, процесс опознания прошел гладко, что и неудивительно, поскольку предъявили им действительно Лузгина.
Сеня Калягин, правда, слегка нервничал, сказывалось отсутствие навыка в проведении подобного рода операций.
— А что скажет следователь?
— А что он, собственно, может сказать? Допустим, он установит, что этот человек не Лузгин. Ты-то тут при чем? Пришли обеспокоенные соседи, опознали труп. Возможно, они ошиблись, оказавшись в непривычной обстановке морга. А ты всего лишь зафиксировал их ошибку на бумаге.
— Но ведь лицо-то другое. Если следователь увидит тело по телевизору, он сразу же поймет, что дело нечисто.
— Не смеши меня, Сеня. У тебя в наличии есть труп. А что там сняли и показали тележурналисты, это их проблемы. Может, они в соседнем морге снимали. Может, они вообще решили над кем-то подшутить. Если прокуратуре интересно в этой истории разбираться, то пусть роет. Ты здесь сбоку припека. Но, скорее всего, никто разбираться не будет. А похороны я оплачу.
Я сам проводил Лузгина на вокзал, купил билет на имя Краюхина Юрия Мефодьевича, вывел на перрон и пожелал счастливого пути. Между прочим, фальшивый паспорт у Лузгина уже был, видимо, он готовился рвать когти, но не был уверен, что ему удастся скрыться без проблем. Моя помощь оказалась для него просто даром небес.
— Так как же с окончательным расчетом, уважаемый Юрий Мефодьевич?
Лузгин глянул на меня сочувственно:
— Вам, Феликс, лучше бы не знать этого имени. Но так и быть: Роман Владимирович Чуев. Это он отдал мне приказ устранить Лабуха. А на моей совести слишком много грехов, чтобы я мог проигнорировать столь недвусмысленно отданное распоряжение.
Видимо, у меня было уж очень ошарашенное лицо, поскольку Лузгин сочувственно похлопал меня по плечу. Разговор этот происходил на перроне, в толпе суетящихся пассажиров. Артист сильно нервничал и озирался по сторонам. До отхода поезда оставалось пять минут, и ему, вероятно, хотелось, чтобы этот отрезок времени пролетел как можно быстрее.
— Вы ведь знаете, Феликс, что Чуев занимал немалый пост в областной партийной иерархии советских времен. Так чему вы удивляетесь?
— Послушайте, Лузгин, вы намекнули, что смерть моего отца не была случайной?
Лицо актера дрогнуло, а в серых глазах плесканул ужас:
— Я ничего не знаю, Феликс, клянусь. Я ведь мелкая сошка. Оставьте вы этих людей, Строганов. Слышите, оставьте. Они подлы, они безжалостны. У них целый ворох преступлений за плечами. Уезжайте. Вы молоды, зачем вам копаться в прошлом? А ценности… Все равно их разворуют. Те или эти, какая разница. В молодости мне тоже казалось, что я умный, талантливый. Что я игрок. Наверное, так оно и было. Но эти люди всегда играют не по правилам. Всегда! И только поэтому выигрывают. Извините, у меня поезд.
Лузгин запрыгнул на подножку вагона, махнул мне рукой и уже под стук колес крикнул на прощание:
— Уезжайте, Строганов, уезжайте.
Наверное, сказалась бессонная ночь, у меня плохо работала голова. Я попытался проанализировать ситуацию в свете открывшихся фактов, но в мозгах царил полный сумбур. Не то чтобы я питал иллюзии по поводу Романа Владимировича Чуева или Лузгин открыл мне новые факты его биографии, но многое не лезло ни в какие ворота. Разумеется, я знал, что Роман Владимирович был человеком системы. Той самой системы, разрушенной далеко не до конца и вошедшей самыми крепкими своими звеньями в систему новую. Откровением явилась степень участия бывшего партийного босса в запутанном деле с золотыми побрякушками. С какой стати ему понадобилось устранять Лабуха? Если художник был в этом хранилище, то Роман Владимирович как никто другой должен быть заинтересован в сохранении ему жизни. Неужели Лузгин соврал? Но зачем? Многое могла прояснить встреча с Язоном, и я твердо решил с этим сукиным сыном не церемониться. В конце концов, уж про этого я точно знаю, что он убийца.
На сон мне осталось часа четыре, и я использовал их с большой пользой для изнывающего от усталости организма. Когда Лабух разбудил меня в девять утра, я был свеж и бодр, как огурец с грядки. Я успел выпить приготовленный заботливым художником кофе, когда телевизионщики перешли наконец к интересующему меня сюжету. Мне была любопытна реакция Коли на живописную картинку в морге, и надо сказать, что начинающий киллер мои надежды оправдал. У него отвалилась челюсть, и смотрел он на меня сейчас с испугом. Похоже, умственные способности моего нового знакомого были ограниченны. Возможно, сказывался недостаток образования, ибо нынешняя наша молодежь, взращенная при демократической власти, значительно уступает всем прочим поколениям, возросшим при тоталитаризме, если не в развитии, то в образованности. Сути интриги Коля так и не уяснил. Он был абсолютно уверен, что я убил Лузгина, и заподозрил меня в том, что я пытаюсь повесить на него это убийство с последующим разбирательством в судебных инстанциях.
— Вы ничего не докажете, — окрысился он в мою сторону.
Все-таки это был странный молодой человек. Перешагнув двадцатилетний рубеж, он так и остался, в сущности, четырнадцатилетним подростком. Как я успел выяснить, в школе он проучился всего пять лет. Рос без отца, с сильно пьющей матерью. Формировала будущего киллера улица. Впрочем, я сильно сомневаюсь, что у Коли есть перспективы на избранной стезе. Для него будет большой удачей, если он угодит в тюрьму, но, скорее всего, его уберут заказчики, использовав предварительно для своих грязных нужд.
— Ты ведь получил аванс за убийство Лузгина?
— Допустим, — глянул на меня Коля исподлобья. — Но я его не убивал.
— Значит, как человек честный, ты собираешься вернуть аванс заказчику?
Такая перспектива Колю явно не устраивала. Он даже слегка от меня отодвинулся, заподозрив, видимо, в намерении запустить руку в его карман.
— Успокойся, никто не собирается выпытывать у тебя, где хранятся эти полученные от блондина деньги. Наоборот, я помогу тебе получить еще восемь тысяч. Кстати, ты уверен, что тебе их непременно заплатят?