Авантюристка
Шрифт:
– Мадемуазель Хаксли! Вы выглядите потрясающе! – Герцогиня обратилась ко мне по-французски. – Принцу Альберу очень понравилось пение Ирен. Я и не подозревала, что среди нас есть дива, обладающая столь восхитительным голосом! К сожалению, общественный долг заставил нас уйти раньше, чем хотелось бы. Я просто обожаю оперу! В один прекрасный день мы обязательно построим здесь роскошный оперный театр, достойный вашей сестры.
Несмотря на угрозу разоблачения, герцогиня, казалось, и не собиралась отказываться от желанного титула.
– Альбер! – обратилась она к своему спутнику. – Мисс Хаксли – англичанка.
В тусклых карих глазах принца тотчас заблестел интерес.
– Вот как! В последнее время в Монте-Карло приезжает столько американок, что, боюсь, мы потеряли немало английских подруг. Безусловно, американки поражают своим великолепием, но они совершенно непредсказуемы. Разъезжают верхом на лошадях, и к тому же их похождениями пестрят все газеты! На мой взгляд, о женщине стоит писать в трех случаях: когда она появляется на свет, выходит замуж и умирает.
– Полностью согласна, ваше высочество.
– Славно! Осмотрительность для женщины – то же, что честность для мужчины. Величайшая добродетель!
С этими словами принц удалился. Задержавшись на минутку, герцогиня прошептала:
– Не обращайте внимания на старомодные высказывания Альбера: его отец до безумия консервативен. У меня для вас важная новость: сегодня вечером у нас в гостях будут Луиза и ее американец. Ирен чрезвычайно этому обрадовалась. Кстати, Луизин жених – один из тех гадких газетчиков, что то и дело пишут о женщинах. Будем надеяться, что расследование Ирен отвлечет внимание журналистов от моего прошлого и обеспечит принцу душевное равновесие.
И тотчас упорхнула – в толпе гостей мелькнули светло-вишневые оборки ее платья, золотистые волосы и голубые глаза. Мне стало ее немного жаль. Добрая фея одарила Алису Гейне богатством, красотой и титулом, в то время как менее благосклонный покровитель отнял у нее молодого мужа, а затем и двух возлюбленных. Теперь же над настоящим ее нависла мрачная тень прошлого, грозясь забрать принца и княжеский титул.
Вокруг меня толпились дамы в пышных платьях, столь же нарядных и праздничных, сколь сам бальный зал, оформленный в стиле рококо. Повсюду ослепительно блестели бриллианты, рубины, сапфиры, взрываясь фейерверком драгоценных искорок. Позолоченные колонны, красное дерево и лепнина вздымались к высоким потолкам, с которых свисали вычурные сияющие люстры.
– Вот ты где. – Годфри, облаченный в вечерний наряд, принес мне чашку ледяного пунша – последнюю надежду на спасение от страшной жары, царившей в переполненном зале. – Мы здесь по прихоти герцогини. Ирен никак не удается сосредоточиться на выступлении, но публика все равно в восторге, – заметил он с простительной гордостью. – Никто и не подозревал, что безвестная мадам Нортон отважится на исполнение «Frere Jacques» [40] .
– Приятно слышать. Но не опасно ли ей сейчас петь?
40
«Frere Jacques» (фр.) – «Братец Якоб» – широко известная французская детская песенка, переведенная на множество языков.
– Поверь, пение куда безобиднее многих ее увлечений. – Адвокат взглянул на блестящую хрустальную люстру. – И уж точно безопаснее змей и раскачивания на лампе в купе мчащегося поезда.
– Не я предложила ехать на юг и уж тем более близко знакомиться с моряками и аристократами.
– Странно, не правда ли, как разрозненные кусочки головоломки сталкивают людей низкого и благородного происхождения. – Годфри задумчиво уставился вдаль. – И вновь их пути пересеклись, ведь здесь Луиза Монпансье. Выглядит она куда счастливее, чем во время нашей последней встречи. Слава богу, с ней все хорошо!
– Нельзя позволить ей раствориться в толпе, иначе Ирен обвинит нас в некомпетентности!
– Безусловно.
Мы подошли к беглянке. Луиза изменилась до неузнаваемости – некогда подавленная, удрученная, сейчас она вся светилась от радости и показалась мне весьма привлекательной. Возможно, причиной тому был молодой человек, стоявший рядом с ней. Мне он сразу понравился. В его загорелом лице и живом, открытом взгляде светилась честность. Кто-то счел бы его наивным; мне же он казался бодрым и энергичным.
При виде Годфри Луиза побледнела. Нортон приветствовал ее низким поклоном:
– Мадемуазель Монпансье. А вы, должно быть, мистер Калеб Уинтер, что родом из Бостона?
– Послушайте, – резко ответил американец. – Если вы работаете на дядю Луизы и хотите заставить ее вернуться в Париж, вам придется иметь дело со мной!
– Ничего подобного, мой дорогой сэр, – учтиво ответил Годфри.
Луиза робко взяла своего защитника за шерстяной рукав:
– Этот господин спас меня от… тех, кто сделал мне татуировку. Прошу тебя, милый, не обижай его.
– Ваш жених не первый, кто превратно истолковал мой поступок, – улыбнулся Годфри. – У вас, мадемуазель, гораздо больше защитников, чем кажется. Как жаль, что вы мертвы.
– Мертва? – Луиза резко побледнела. – Значит, вам все известно?
– Позвольте пригласить вас подышать свежим воздухом на террасе, – предложил Годфри.
Я придвинулась к Луизе. В последнее время бедняжка познала и горе, и радость – и теперь ей вновь пришлось испытать потрясение.
– Мадемуазель Хаксли! Вы изменились.
Казалось, мой новый образ поверг ее в еще больший шок.
– Да будет вам. Я лишь сменила наряд. Пойдемте на террасу. Там мы сможем поговорить с глазу на глаз.
Ночь выдалась довольно прохладной, но в зале стояла невыносимая жара, и поэтому мы были рады немного освежиться. Мириады мерцающих звезд усыпали чернильно-черные небеса. Кустарники источали нежный аромат цветов. В саду, не мешая нашей скромной компании, неспешно прогуливались пары.
Мы с Луизой опустились на скамейку; платья наши раскинулись, словно паруса, не давая джентльменам присесть рядом. Впрочем, они и не собирались этого делать: жених Луизы встал позади нее, будто телохранитель, а Годфри беспокойно расхаживал перед нами взад-вперед.