Авантюристы Просвещения: «Те, кто поправляет фортуну»
Шрифт:
Степан Заннович писал во «Фрагменте из новой главы „Хромого Беса“» (1782) где, как мы помним, он под именем Варта беседует с Павлом Петровичем, Фридрихом Вильгельмом и графом Огинским: «Если философ, столь хорошо знающий уловки, к которым прибегают корысть и порок, дабы ввести в обман и в соблазн доверчивых и честных, всегда имел их пример перед глазами, бросился бы он в объятья принцессы Владимирской? Был бы он ослеплен ее прелестями, притязаниями и вымышленными богатствами, что подкрепляли их? Поддельная дочь императрицы Елизаветы, убежавшая якобы из сераля в Исфагане, где ее взрастили и воспитали, не показалась бы ему тогда интриганкой, с которой даже забавляться опасно?» [579] .
579
OEuvres choisies du prince Castriotto d’Albanie. 1782. Р.8.
Самозваный принц Кастриотто, принц Албанский, Заннович скитался по Европе в поисках трона, окружая себя легендами. В концентрированном виде их преподнес будущий революционер Анахарсис Клоц, в ту пору Жан-Батист де Валь де Грас барон Клоц. Он познакомился с Занновичем в книжном магазине в Амстердаме, незадолго до ареста авантюриста и его самоубийства. В книге «Мечты галлофила» (1786), своеобразном эпистолярном романе, созданном на основе подлинных писем, Клоц сперва представил «главнокомандующего и патриарха черногорцев» как полубога: «В течение трех недель мне казалось, что я беседую с божеством», «Вы не такой, как прочие смертные, человеческий язык не в силах воздать вам хвалу». Клоц сражен наповал, он превозносит их святой союз, платонический и нерасторжимый. Албанский принц богат и щедр, литературные таланты и химические познания помогли ему творить чудеса в Черногории и подчинить себе народ. Талантливый полководец, он в 15 лет громил венецианцев, а позднее ускользнул от превосходящих сил фельдмаршала Румянцева. Затем в примечаниях и последующих письмах Клоц нарисовал портрет «хамелеона» злодея и богохульника, готового сыграть «роль Мандрена или Картуша», «невероятно ловкого авантюриста»,
580
Cloots J.-В.Voeux d’un gallophile. Nouv. 'ed, refondue suivie de M^elanges; et d’Anecdotes sur Sti'epan-Annibal, soi-disant Prince d’Albanie, ou Suppl'ement au livre des Liaisons dangeureuses;et d’un Drame sur la mort de Voltaire. Amsterdam, 1786. P. 186.
581
Mortier R.Anachaisis Cloots ou L’utopie foudroy'ee. Paris: Stock, 1995. P. 82–91.
Заннович действительно интриговал в Польше в 1775–1777 гг. То он поддерживал конфедератов, и в первую очередь графа Михаила Огинского, Радзивилла, Виельгорского, против короля, коего именовал символом и причиной упадка Польши, то писал письма Станиславу-Августу, уверяя, что он один способен с помощью денег сплотить конфедератов вокруг трона. Жан Фабр полагает, что он сам мечтал о польском престоле [582] . Обращаясь к монарху, С. Заннович утверждал, что якобы пользуется покровительством Фридриха II, короля Швеции Густава III и Екатерины II, расположением турецкого султана. Разумеется, сочинял, а может быть, и сам верил в это. Вместо поездки в Константинополь он издал в подражание Монтескье «Поэтические и философские сочинения турка» (1779) [583] . В Россию он действительно хотел приехать и дважды безрезультатно писал в конце 1775 г. о том Екатерине II из Дрездена и Варшавы (см. Приложения). Позднее он утверждал, что побывал в Петербурге в 1777 г., на титульных листах двух его книг, 1779 и 1783 гг., в качестве места издания значится Петербург и даже Императорская Академия наук [584] — опять-таки мистификация. Правда, на русский язык действительно переводилась его любовная лирика и исторические сочинения, как отдельными изданиями, так и в журнале «Утренние часы» [585] . В ноябре 1785 г. Заннович поместил объявление в приложении к «Кельнской газете» (Gazette de Cologne, LXXXVIII, 4): «Недавно перевели на немецкий язык новое славное сочинение, написанное по-французски Степаном Ганнибалом, Принцем и древним Пастырем Албании, и прочая, и прочая, озаглавленное: История революций, политики, торговли и войн в Российской империи, от Петра I до Екатерины II […], напечатано в Лейпциге объединенными издателями, 1785, с географической картой» (неизвестно, вышло ли оно в действительности).
582
Fabre J.Stanislas-Auguste Poniatowski et l’Europe des lumi`eres. Paris: Universit'e de Strasbourg, 1952. P. 289.
583
La po'esie et la philosophie d’un turc. Amsterdam, 1779.
584
Lettere eroiche a Federico-Guiglielmo, principe ereditario della Prussia. San Peteisburgio, 1779; Stiepan-Annibale d’Albanie `a Fr'ed'eric-Guillaume de Prusse. 'Ep^itre path'etique, philosophique, historique etc. ou l’Alcoran des princes destin'es au tr^one. Saint-P'etersbourg: lmprimerie de l’Acad'emie imp'eriale, 1783.
585
Адонид с присовокуплением некоторых любовных стихотворений Кастриотта Албанского. Пер. с французского Александр Дмитриев. СПб: Брейткопф, 1783; История о Кастриотте Албанском, пер. с фр. яз. Д. А. / Иждивением А. Светушкина. М.: Сенатская тип., 1788; Утренние часы, СПб., 1788–1790. Ч. 1–4 (пер. стихов Занновича с французского И. Г. Рахманинова).
В письме из Регенсбурга от 3 августа 1785 г., адресованном придуманному им американскому купцу Томасу Бритману, Заннович уверяет, что в октябре отправится к русскому двору, предварительно переговорив с послом во Франкфурте-на-Майне графом С. П. Румянцевым, у которого намерен быть 8 числа. «Если приедете в Европу, я либо примчусь к вам из Петербурга, либо, если буду предводительствовать армией в Албании против турок, то приглашу вас к себе. Я люблю вас гораздо более, чем ваши 400 луидоров да и все луидоры мира», — уверял он корреспондента-призрака [586] .
586
A Amsterdam. F. 5061, № 641 d. Stiepan Annibale.
Степан Заннович и впрямь состоял в переписке с наследным принцем Пруссии Фридрихом-Вильгельмом. Он посвящал ему оды и трактаты, в том числе о воспитании будущего государя, образцово добродетельные и скучные («Воспитание», 1773, «Коран наследных принцев», 1783), — сам он этим заповедям не следовал. Заннович хотел играть роль ментора и чуть ли не близкого друга принца, послал ему в 1779 г. сочинение о коварстве женщин и о том, что без них лучше (что при прусском дворе звучало весьма двусмысленно). Фридриху-Вильгельму скандально изменила первая жена, за что была сурово наказана, но, несмотря на это, прусский принц с Занновичем не согласился и выступил в защиту прекрасного пола [587] . Подарки, которые принц Албанский осмеливался посылать принцам крови, возвращались обратно — считать его ровней никто не желал. Подобно русским самозванцам, долмат Заннович естественно подхватывал чужую легенду, но, как западный авантюрист, он облекал ее в письменную форму: после гибели Степана Малою он выпустил о нем книгу, поместив собственный портрет в виде полководца, побеждающего турок, и приписав себе его деяния: «Степан Малый, он Этьен-Пети или Стефано-Пикколо; лже-Петр III, российский император, появившийся в Великом Герцогстве Черногорском […] в 1767, 1768 и 1769 гг.» (1784) [588] . Он настолько сжился с легендой, что в 1784 г. во время вооруженного конфликта между Голландией и Австрией осуществил политический шантаж на европейском уровне, потребовав значительные суммы, дабы набрать войска в Черногории или помешать им встать на сторону противника. Он предъявил счет Нидерландам, но туг на беду всплыла его давняя финансовая афера, которая поставила Голландию и Венецию на грань войны. Степан Заннович был разоблачен и арестован в Амстердаме. В очередной раз он предсказал близкую кончину, напечатав 14 апреля 1786 г. мемуар в свою защиту, обращенный к Генеральным Штатам: «Моя камера, та самая, где содержался за долги Теодор, корсиканский король, быть может, станет мне могилой» [589] . Степан вскрыл себе вены в тюрьме, а Фридрих-Вильгельм в тот год взошел на престол.
587
Lettere eroiche a Federico-Guiglielmo. 1779; La po'esie et la philosophie d’un turc… augment'e… d’une 'ep^itre du prince de Prusse au prince Castriotto d’Albanie sur le danger d’aimer les femmes. 1779.
588
Stiepan-Mali, c’est-`a-dire Etienne-Petit ou Stefano-Piccolo le pseudo Pierre III, empereur de Russie qui parut dans le Grand-Duch'e de Montenegro, situ'e entre la Mer Eg'ee, l’Albame Turque et le Golfe Adriatique, en 1767, 1768 et 1769. Cinqui`eme 'edition. A Mangalor forteresse du Nabah Hyder-Haly, sur les C^otes du Malabar, 1784.
589
M'emoire `a LL. HH. PP. Les Seigneurs 'Etats G'en'eraux de Pays-bas-uni, par Sti'epan Annibale prince d’Albanie, 1786. P. 3.
Но, как свидетельствуют письма, хранящиеся в Амстердамском архиве, до последних дней Степан Заннович прельщал мужчин и женщин, убеждая, что добьется успеха в Польше, Пруссии или Албании. С армией в 90 тысяч албанцев и 45 тысяч черногорцев, вышколенных на прусский манер, он обрушится на Османскую Порту, рассказывал он барону Клоцу. Барон Хорбен пишет 22 мая 1785 г. из Регенсбурга принцу Албанскому, что завтра в семь прибудет к Его Высочеству, собрав все свои богатства, чтобы вместе с ним отправиться в Турцию биться с врагами или в Польшу, чтобы короновать Огинского, если только король прусский не соизволит покинуть сей мир на радость племяннику.
Наиболее интересный вариант легенды о Степане Занновиче предложил анонимный автор «Послания, писанного в Экс-ле-Бене в Савойе, 20 августа 1788 г., к г-ну де Бомарше от г-на Калиостро», где он связал воедино истории нескольких авантюристов и российскую политику на Балканах. Итак, слово псевдо-Калиостро, доказывающему Бомарше, что он ни в чем ему не уступает:
«Стефано Пикколо Черногорский, более известный под именем принца Албанского и недавно умерший в амстердамских тюрьмах, намеревался совершить в Албании революцию, подобную американской [590] . Он обладал всеми талантами, необходимыми для подобных предприятий: отважный, закаленный
Тогда Стефано отправился инкогнито в Россию, дабы попросить помощи деньгами и снаряжением, но, к несчастью, заболел в Варшаве, да к тому же получил огорчительные письма с родины, призывавшие его тотчас обратно. Меня позвали лечить его, и в скором времени врач и больной стали друзьями. Он открыл мне свой секрет и вверил дела в Санкт-Петербурге, с тем большим основанием, что я именовался капитаном на испанской службе и мне, как военному, легче было получить доступ к русскому двору. Я справился с поручением и получил прямой приказ к графу Орл…, который находился с флотилией в архипелаге, куда я к нему и отправился. Мы со Стефано постоянно переписывались, и граф Орл… дал мне письма к маркизу Мар…, российскому посланнику в Венеции [591] , чтоб получить денег и купить в Арсенале республики сколько-то пушек и оружия. Получив подряд, я снабжал албанцев, как вы снабжали американцев [592] , но я так медлил с поставками, что мир между Россией и Портой был заключен в тот момент, когда на руках у меня был миллион венецианских дукатов, о которых я прескверно отчитался Стефано и вообще никак петербургскому кабинету, смерть графа Орл… все покрыла» [593] .
590
В «Политическом и законодательном послании» (1782) Заннович объявил конгрессу Соединенных Штатов, что «Республику» Платона и «Утопию» Томаса Мора, какими бы они замечательными ни были, в жизнь воплотить трудно, а потому, в духе басни «Лягушки, просящие царя», предложил американцам короновать дубового истукана, окружив его почетом и строго соблюдая этикет (Lettre politique et l'egislatrice de Warta. En reponse `a la derni`ere lettre que le congr`es de l’Am'erique lui a adress'e // OEuvres choisies du prince Castriotto d’Albanie, 1782. P. 22–37). Выступая в роли «законодателя Нового света», Степан сатирически изображает польского короля, чья власть сведена к нулю «свободным вето», но, как всегда, авантюрист мечтает о статуе — Кумире, Командоре, Медном всаднике.
591
Маркиз Ламбро Маруцци, банкир, поверенный в делах в России в Венеции (1768–1783), финансировал плавание эскадры А. Орлова.
592
Бомарше нажил большие деньги на поставках оружия во время войны за независимость.
593
Lettre 'ecrite de Aix-les-Bains, en Savoie, le 20 ao^ut 1788, `a M. de Beaumarchais, par M. Cagliostro, Kehl, 1788.Цитпо: Tatin-Gourier J.-J.Op. cit. P. 110–111.
Еще раз уточним, что Заннович был в Польше после окончания русско-турецкой войны, в 1775–1777 г., а Калиостро — в 1779-м, на обратном пути из России. Они, видимо, не встречались, хотя Эдуард ван Бима утверждает, что «Степан был связан с своим собратом Калиостро, в защиту которого он написал мемуар, вышедший в Париже в 1786 г.» [594] . Князь Григорий Орлов скончался в 1783 г., а граф Алексей Орлов жил до 1807 г.
Сама же афера, при всей ее фантастичности, выглядит правдоподобной, ибо в 1775 г., во время похищения княжны Таракановой, маркиз Джорджио Кавалькабо, русский посланник при Мальтийском ордене, занимает денег у венецианца Джузеппе де Монтемурли для снабжения российского флота. В апреле 1780 г. Монтемурли из Парижа через князя И. С. Барятинского пересылает в Петербург мемуар, прося об уплате долга и процентов [595] . К делу подключились А. А. Безбородко и Ф. М. Гримм, ведавшие платежами во Франции. В письмах Гримма к Екатерине II от 1781 и 1782 гг. Монтемурли предстает обаятельным путешественником и прожектером, если не авантюристом: «Он уверял меня, что совсем было собрался основать колонию в России на берегу Черного моря, как его отвлекли арабы с горы Атлас», «Монтемурли отправился из Туниса в Константинополь, откуда намеревается добраться до Астрахани. Говорят, что у этого господина обширные познания в области коммерции и что он всегда чувствовал слабость к России, где некогда хотел обосноваться» [596] . Императрица заподозрила плутню в поданных счетах, но в 1782 г. велела уплатить [597] .
594
Biema E. van.Un aventurier au XVIII еsi`ecle d’apr`es les documents in'edits des archives d’Amsterdam // La Nouvelle Revue, 1898. Т. 114. P. 518.
595
РГАДА Ф. 11. Ед. хр. 1020. Л. 59–61.
596
СбРИО. Т. 44. С. 171, 247.
597
СбРИО. Т. 23. С. 210–211.
Снова отметим параллель между славянским миром и Новым светом, возникшую в «Послании к Бомарше». Писательница и авантюристка Джустиниана Уинн, графиня Розенберг, любовница Казановы, в предисловии к роману «Морлаки» (1788) сравнила славян с первобытными туземными племенами, жителями недавно открытых островов: это такой же неведомый мир, ждущий своих исследователей. Любовный сюжет (страсть, ревность, убийства) служит в книге мотивировкой для описания быта и нравов балканских народов: Уинн проживала в Венеции, была близка с коллекционером Анжело Кверини и через него и Гримма получила разрешение посвятить роман Екатерине II (экземпляр ныне находится в Петербурге, в Публичной библиотеке) [598] . Книга в XIX в. воспринималась как полезный этнографический источник, ей пользовался Мериме, когда сочинял «Гусли» — «Гюзлу» [599] .
598
Дж. Уинн к Гримму, Венеция, 10 февраля 1788 г. — СПбОИИ. Ф. 203. Оп. 1. Ед. хр. 203. Л. 2.; Bulletin de bibliophile, 1858, sept. P. 1226–1228.
599
Brunelli B.Une amie de Casanova. Paris, 1928; Yovanovitch Y. M.La «Guzla» de Prosper M'erim'ee. Paris, 1911. P. 44–56.
Подобно Степану Занновичу, малороссиянин Иван Тревогин (или Тревога, 1761–1790) похож одновременно на российского самозванца и западного авантюриста. Соперничает он не с государями, а с Творцом, ибо придумывает себе царство, сочиняет языки, историю и географию, создает законы и учреждения. После учебы в Харькове, обвинения в краже, работы в типографии Санкт-Петербургской Академии наук он издает журнал «Парнасские новости» (1782), разоряется, бежит от кредиторов, нанимается в матросы, бедствует в Голландии и в 1783 г. попадает в Париж [600] . Он обращается за помощью к послу И. С. Барятинскому, приукрасив несколько свою историю. Потом живет в пансионе, дружит с секретарем посольства коллекционером П. Дубровским, ходит в библиотеки, составляет записку о парижских достопримечательностях. Чтобы придать себе весу в глазах французов, Тревогин решает выдать себя за принца Голкондского и принимает имя Нар-Толонда. За долги и кражу серебра он попадает в Бастилию (подобно поминавшемуся ранее принцу Ангольскому) и там решает твердо следовать легенде. В тюрьме ему устраивают самую простую проверку: вызывают врача, чтобы выяснить, обрезан он или нет. Во время следствия, на допросах Тревогин написал и изложил свою романизированную биографию, соединив топосы восточного авантюрного романа и эпизоды своей собственной жизни, полной приключений (А. Л. Топорков изящно сопоставляет текст Тревогина с романом Ф. Эмина «Непостоянная фортуна»). Наиболее традиционно начало: смерть отца, нападение врагов, предательство, потеря трона, рабство, бегство, скитания, страна негров — все то, что в разных вариантах мы видели в алхимической литературе, у Калиостро, Таракановой, у самозванцев. Правдивый рассказ о своей судьбе он позже составил уже по-русски, когда его переправили из Бастилии в Петропавловскую крепость. «Историю Ивана Тревоги» можно расценить как одну из первых русских автобиографических повестей. В России он попробовал отрешиться от легенды и превратить ее в роман («Несчастный принц восточный, или Жизнь Хольсава, сына царя Голкондского»), но только каллиграфически выписал посвящение Екатерине II (в нескольких вариантах) и сочинил первые три страницы. Как большинство авантюристов, обуреваемых новыми идеями, он оставил в основном наброски, планы и оглавления обширных сочинений.
600
Его история подробно изложена в работах: Старцев А.Иван Тревогин — издатель «Парнасских новостей» // Новый мир, 1958. № 9. С. 278–284; Светлов Л. В.Неизвестный литератор XVIII века Иван Тревогин // Изв. АН СССР. Отд. лит-ры и яз., 1961. Т. 20. Вып. 4. С. 326–331; Курмачева М. Д.Крепостная интеллигенция России (вторая половина XVIII — начало XIX века). М.: Наука, 1983, С. 221–235, 322–340; Топорков А. Л.История Ивана Тревоги // Публицистика и исторические сочинения периода феодализма. Новосибирск, 1989. С. 246–275; Дмитриева Е. Е., Топорков А. Л.Авантюрная автобиография И. И. Тревогина // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1990. М.: Круг, 1996. С. 49–75. Научную ценность последней работы несколько снижает небрежно опубликованный французский текст, изобилующий опечатками, хотя, по уверению авторов, они исправили все «орфотографические» (!) ошибки (не вполне только понятно, зачем надо было править столь интересный образчик французской прозы русского автора). Следственное дело Тревогина хранится в РГАДА (Ф. 7. Оп. 2. Ед. хр. 2631), отдельные документы — в АВПРИ (Ф. 93. Сношения с Францией. Оп. 6. Ед. хр. 400) и в Париже, в библиотеке Арсенала (Ф. Бастилии).