Авантюристы
Шрифт:
— Матерь божья, что ж теперь будет-то? — запричитал Степан.
— А вот, коли в руки пальцымейстерам здешним попадемся, то выйдет нам всем верная каторга, — обнадежил дядька. — Стало быть, амба! Последний градус!
— Да за что же это? — у Катерины дрожали губы, но держалась она все-таки молодцом.
— Не волнуйтесь, Катенька! — Сергей на всякий случай достал из сумки и зарядил пистолет. — Это моя вина! Но в обиду я вас не дам!
— А может, разберутся, что мы не со зла, а по нетесанности своей и умственному оскудению! Мы же не мухометане какие-либо, а все как ни есть верноподданные християне, — заскулил Степан.
— А ну-ка тихо, православные! — рявкнул Нарышкин. — Нечего сопли распускать! Давайте-ка сейчас в порт. Чует мое сердце, Трещинский из города по воде уходить будет! Недаром пароход у него под парами стоял…
Внезапно Сергей замолчал, приложил палец к губам, сделал два шага назад и с разбегу пнул ногою дверь. Та с шумом распахнулась, и взору компании предстало растянувшееся при входе, безжизненное тело господина Заубера.
— Он же все слышал, крысья душа! — воскликнул дядька Терентий. — Никак и этот сознанию потерял.
Внезапно оконное стекло с душераздирающим звоном брызнуло вдребезги, и в комнату влетел увесистый булыжник.
— Вот оно! — почти торжественно воскликнул Нарышкин. — Началось!
Внизу у парадного уже слышался какой-то шум. «Гроза морей» осторожно выглянул в окно.
— Вон он, паршивый сабака! — донесся с улицы знакомый фальцет Туракула. — Выхади, пес, будэм тебя рэзать!
— Выхади, уважяемый! Будэм тебэ кров пускат! — вторил ему не менее приятным голосом Жыракул.
— Это наши друзья с востока, — констатировал Нарышкин. — Их там целая делегация, так что прием, судя по всему, будет горячим.
Снаружи грохнуло несколько выстрелов, пули защелкали по стенам. Люстра на потолке раскололась. Зеркало у двери зазмеилось трещинами.
Сергей, почти не глядя, выстрелил в окно. В ответ раздались злобные крики и беспорядочная пальба. С потолка во все стороны полетела штукатурка.
Нарышкин, пригнувшись, пробежал через комнату, обхватил стоявший у боковой стены массивный шкаф и, уперевшись плечом, сдвинул его к окну, загородив проем. Крики и выстрелы с улицы сразу стали глуше. Пули теперь вгрызались в дубовую плоть шкафа и не причиняли вреда перепуганной компании.
— Что происходит? — забормотал очнувшийся Аскольд.
— Пустяки, ваше величество, мы тут пытаемся спасти свои шкуры… И Вашу заодно!
Рубинов, выпучив глаза, подполз к лежащему на полу немцу и осторожно потрогал его за кадык:
— А с этим что?
Нарышкин не ответил. Прислушался.
— Собираются штурмовать парадное! Надо выбираться через черный ход! — прорычал он. — Дядька помоги!
Вдвоем с Терентием они сбежали вниз к парадной двери, которая уже содрогалась от тяжелых ударов снаружи.
Проход в холл удалось забаррикадировать широким кожаным диваном, конторкой и креслами.
— Это на время задержит наших ретивых приятелей! — с одышкой сказал раскрасневшийся «Гроза морей». — Кто еще, кроме нас, в здании?
— Да немец только… Его мадама вчера уехала к родне… и прислугу отпустила. Она то, ведь, Заубериха, опосля того, как вас в дамском платье углядела, прямо не в себе сделалась, так Карлыча отполоскала, почище чем в прачешной… Не заведение, мол, стало, а скотный двор… Вот, видать, и подалась здоровию поправлять!
— Колбасника возьмем с собой, — решил Сергей. — А то наши друзья сгоряча могут сделать ему «секирбашка»! Я не хочу, чтобы еще и он пострадал!
Возьмем лодку, переплывем Волгу и на той стороне отпустим немца на все четыре стороны… Тем более, что он меня пивом угощал, — прибавил Нарышкин, видимо, желая усилить аргументацию.
Бесчувственное тело домовладельца для удобства транспортировки закатали в ковер. Для верности в рот немцу засунули кляп — один из Катиных платков. За это время шум у крыльца усилился еще больше. Камни летели теперь во все окна здания. Парадную дверь уже сбили с петель, но баррикада пока сдерживала натиск визжащих и орущих, словно стая павианов, сторонников Романа Тер-Хачатряна.
— Ну, теперь пошло-поехало! — оглядевшись, заметил «Гроза морей». — Уходите черным ходом. Я вас догоню!
— Вы уж, голубчик-барин, не задерживайтесь! — отступая, со слезящимися от порохового дыма глазами, взмолился дядька. — Шут с ними, с басурманами!
— Нет, пару слов я ребятам все-таки скажу! — упрямо ответил Нарышкин, выдергивая за руку одного из нападавших, пытающегося пролезть сквозь завал у парадного.
— Ба, да это мой старый знакомый, господин Дырокол!
Свирепое и воинственное лицо Турокула вмиг стало испуганным. Маленькие злые глазки зажмурились и исчезли совсем. Держа его вытянутой левой рукой за горло, Нарышкин влепил поистине пушечный удар в намеченное место строго посередине сморщенной от страха физиономии.
— Бах! Точно в лузу! — прокомментировал Сергей.
Голова нападавшего мотнулась, будто у тряпичной куклы. Во рту у него что-то посыпалось. Сергей разжал руки на горле противника и тот, разом потеряв четкие контуры, прилег на паркет.
— А вот и еще один знакомый!
Последовал новый удар, и обмякший Жыракул заклинил собою брешь в баррикаде…
Недалеко от набережной Сергей нагнал компанию. Схоронились на вонючем рыбном складе, за огромными селедочными бочками. Здесь же нашлась просоленная рыбацкая роба и портки. Дядька Терентий переоблачился в находку и отправился на рекогносцировку местности. Через четверть часа он вернулся весьма взволнованный.
— Ну и дали же мы нынче звону! Весь город на пожаре! Полицейских там, как сельдей, — дядька кивнул на разящие рыбой бочки! — Ахтеров заезжих ищут! Нас то есть! А пуще всех — одного, ефиопских кровей! Это, сударь, стало быть, вас! На пристанях покамест тихо…
— Так, а что Трещинский? Ты видел кого-нибудь из его банды? — Сергей нетерпеливо засыпал дядьку вопросами.
— Нет, сударь. Самолично не видал, потому как отчалили они. Зафрахтовали новый пароход: сам из себя белый, кант по борту вохряной, труба черная, звать «Кострома»! Встретил я знакомца своего давешнего из трактира… А он и говорит, мол, видал, как грузились, да все бегом, будто оса у их в штанах. Какой-то ретивой унтер, говорит, хотел судно, что поляк наш заарендовал, осмотреть, так его не пустили, даже в ухо, говорят, засмолили, а чтобы шума не поднимал, потом еще и на лапу дали. …Стало быть, правда ваша была. Водой они убегти решились! Вниз по Волге подались!