Авантюристы
Шрифт:
— А точнее?
— А точней — два ядра и картечный заряд. Божья обитель не склад воинский. Что ближе лежало, то и прибрал. Спасибо еще, что это сыскалось!
Нарышкин нахмурился и немного помолчал.
— Ладно, план, как и уговаривались, такой: мы переодеваемся в монастырские обноски, садимся в лодки и старательно изображаем сюжет картины «Чудесный улов». Не помню, чьей кисти полотно, но суть, я думаю, ясна! Терентий, только, чур, в этот раз песен этих своих не пой!
Как только объявляется пароход Трещинского, Робинзон стреляет из пушки, стараясь сбить руль или сделать так, чтобы они потеряли ход. Покуда они не успели опомниться, мы атакуем с обоих бортов, берем пароход на абордаж, далее — короткая схватка на палубе и мой поединок с главным негодяем, то бишь мерзавцем Левушкой. Злодей побежден и наказан, мы забираем клад, плывем с ним дальше и в ближайшем порту устраиваем грандиозную оргию в древнеримском вкусе. Некоторый опыт у вас уже имеется, так что с этим загвоздки не вижу, — Сергей усмехнулся и встретился глазами с возлюбленной.
Катерина стояла кувшинчиком — уперев руки в бока. Весь вид ее свидетельствовал о том, что идею с оргией она не разделяет. Нарышкин отвел взгляд.
Доселе молчавший Заубер критически покачал головой:
— Это есть неправильно! Один пистолет и один пушка много не навоевать! Надо еще оружие!
— Наше главное оружие — внезапность! — трубил Сергей.
— А я говорил вчерась, надо было ночью их брать! — заявил Степан. — Ночью мы бы их враз одолели!
— Ночью они уже ученые, — вставил свое слово Терентий. — Этаким манером теперь к ним не подберешься!
— Верно! — одобрил Сергей. — Наш главный козырь — внезапность. Днем они не будут ожидать нападения! С Трещинским я справлюсь, молодцы его мне тоже не страшны, вот только, пожалуй, с великаном тем повозиться придется… Впрочем, Иоганн Карлович прав, нам нужно еще оружие.
— Языком-то мы все мастера будто на гуслях играть, — буркнул Степан. — А ну, как до дела дойдет, кому воевать-то?
Спор нарушил отшельник. Он подошел к компании; икнув, бросил на землю перед Нарышкиным небольшой плотницкий топорик и ржавый обломок косы.
— Вот. Есть еще ружжо. Я с ним на уток ходил. Патронов только мало. Но ружжо есть.
— Никитушка, голубь сизокрылый, — расплылся в улыбке «Гроза морей». — Это же целый арсенал!
В томительном ожидании прошло все утро и часть дня. Переодевшись в монастырское платье, товарищество «Нарышкин и К» сидело наготове у лодок. Терентий, приладив обломок косы к крепкой палке, затачивал получившееся копье. Заубер не расставался с бумагами, взятыми из стола Трещинского, и с головой ушел в их изучение. Никитка, выкушав бутыль, дремал возле пушки.
Припекало. Пароход не являлся. Помрачневший, как грозовая хмарь, Нарышкин нервничал, в который раз проверяя свой дуэльный лепаж и охотничье ружье, сыскавшееся в жилище отшельника. Вниз по течению проплыла утиная вереница барок, вверх прошлепал огромный трехпалубный «американец» общества «Самолет». Он прошел довольно близко от островка, и пробудившийся Робинзон, не разлепивши глаза, кинулся было палить из пушки, однако его вовремя удержали.
После обеда поднялся сильный ветер. Небо помутнело, и на него стала громоздиться тяжелая, как булыжный камень, огромная, фиолетовая с рыжими подпалинами туча. Вдалеке за рекой уже слышалось сердитое ворчание грома.
— Гроза будет! — уверенно сказал Терентий.
Произнес он это вполне буднично, однако Нарышкин почувствовал: «Вот оно! Момент настает!».
Ветер дунул с неистовой силой, будто метлой поднял в воздух водяную и мелкую песчаную пыль. В небесах раскатисто ухнуло, загрохотало и рассыпалось горохом окрест. Волга пошла белыми барашками. Деревья на острове заходили ходуном, как во время доброй пирушки. С крыши скита стало рвать лыковую кровлю.
— Вон они! — неожиданно закричал Степан. — Вижу пароход!
— Все в лодки! — взревел «Гроза морей»! — Катерина, ты остаешься здесь! Терентий, буди Робинзона!
Никитку растолкали, он вскочил к пушке и, щуря глаза от летевшего песка, пристроил к стволу самодельный прицел-диск.
— Почитай, с полверсты будет! — крикнул он, вглядевшись. — Отсюдова не дострелить!
— Ах, дьявол! — Нарышкин всмотрелся в приближающийся силуэт парохода. Трещинский держал ближе к левому берегу. Далеко, слишком далеко…
— Собирались, как вор на ярманку — и на тебе! — простонал Степан. — Что делать-то будем, сударь?
— Грузите пушку во вторую лодку. В ней поплывем мы с Робинзоном. Никита, бросай туда свои причиндалы! В первой лодке — Степан, Терентий и Иоганн Карлович! Давайте живее!
Катерине показалось, что в этот момент, накануне решающей битвы, ее суженый был одновременно прекрасен и ужасен. Его благородное лицо стало вдохновенным и ярко-розовым, как слегка разбавленное вино. «Гроза морей» метался по берегу и ревел, как бык на бойне, отдавая приказания:
— Лодки на воду! Берись за весла! А-а-а… проклятье… кто положил здесь ядро?!
На минуту замершая в пень Катерина вдруг очнулась и, заголосив, как плакучая баба, бросилась на шею Нарышкина.
— Сережа, я с тобой! Я тут одна не останусь!!! «Гроза морей» хотел, было, выругаться, но слова комом застряли в груди.
— Садись в лодку! — только и смог сказать он.
Обе посудины, переваливаясь на волнах, отплыли наперерез пароходу. Поминутно всех, кто находился в них, окатывало водой.
— Оставалась бы на берегу, дурочка! — стараясь перекричать громовые раскаты, почти ласково выпалил на ухо Катерине Сергей. — Чего за нами увязалась?!
— А случись что, мне там одной сидеть, смерти дожидаться?! — крикнула в ответ девушка. — Меня бросишь, как истопку с ноги, а сам в непотребные дома подашься оргиев устраивать!
Лодку сильно качнуло. Катерина судорожно схватилась за борт. Ее глаза расширились от страха.
— Вот погоди, вернемся на берег, я те покажу оргиев, — тихо добавила она, втягивая голову в плечи.
— Эх, не потопнуть бы! — отозвался Никитка. — Я-то плаваю, как колун!
С неба упало несколько тяжелых капель.