Август 1956 год. Кризис в Северной Корее
Шрифт:
Возможно, что «ошибки в руководстве литературной политикой» в качестве предлога для начала кампании были выбраны Ким Ир Сеном под влиянием известной советской кампании 1946–1948 гг., направленной на разоблачение и пресечение инакомыслия среди интеллигенции. Ким Ир Сен и другие высокопоставленные северокорейские руководители сохранили яркие воспоминания об этой кампании, которая контролировалась и направлялась А. А. Ждановым, многолетним покровителем первого советского посла в Пхеньяне Т. Ф. Штыкова. С другой стороны, на образ мыслей и на решения Ким Ир Сена могла повлиять и «кампания по исправлению стиля», которую проводил Мао в начале 1940-х гг. (там тоже в качестве предлога использовались литература и искусство). Если принять во внимание необычно активную позицию, которую занял тогда Хан Соль-я, то можно допустить, что этот «официальный гений» тоже имел некоторое влияние на планы Ким Ир Сена и мог оказать влияние на выбор темы для готовившейся кампании. В любом случае, конкретная тема кампании была вопросом тактическим. Важным было то, кто будет подвергаться критике, чье влияние будет ограничиваться. Вопрос о том, какие обвинения будут для этого использованы, был второстепенным.
Декабрьский пленум был только началом кампании. В соответствии с давно установившейся традицией, ее следовало развивать дальше. Следующим шагом было многочисленное собрание партийных работников высшего звена, которое, по сведениям посольства, прошло в Пхеньяне 27–28 декабря и официально именовалось «расширенным Президиумом Центрального Комитета ТПК». Не вполне ясно, что означает термин «президиум» в некоторых советских документах, но похоже, что он относится к Президиуму ТПК.
59
Запись беседы С. Н. Филатова с Пак Ен Бином. 25 февраля 1956 г. Пак Чхан-ок в марте 1956 г. тоже оценивал число участников, как «около 400». См. запись беседы С. Н. Филатова с Пак Чхан-оком. 12 марта 1956 г.
Хорошо известно, что 28 декабря 1955 г. стало датой важного события в северокорейской истории. Это день, когда был создан или, скорее, получил новое значение [60] термин «чучхе», который в будущем стал названием северокорейской официальной идеологии. 28 декабря Ким Ир Сен произнес длинную речь, озаглавленную «Об устранении формализма и догматизма в идеологической работе и укреплении чучхе». Первоначально речь эта не была опубликована в открытой печати и предназначалась для закрытого распространения среди партийных работников [61] . Об этом можно догадаться, просмотрев публикации официальной прессы того периода: в северокорейских газетах начала 1956 г. можно обнаружить туманные ссылки на некие «высказывания Ким Ир Сена», сопровождаемые цитатами, которые взяты, как мы теперь знаем, из речи 28 декабря.
60
Сам по себе термин «чучхе» не был изобретением Ким Ир Сена, он существовал задолго до знаменитой речи («чучхе» означает «субъект»). В работах корейских националистов «чучхе» или близкое к нему «чучхесон» обычно связывалось с корейским своеобразием или уникальностью, и лучшим переводом этого термина на русский язык, пожалуй, является «самобытность». Однако Ким Ир Сен придал этому слову новое значение. Он использовал этот термин для описания определенной идеологии или, скорее, новой политической линии, поскольку сама идеология так никогда и не была определена до конца.
61
Правящие коммунистические партии имели сложную систему по управлению доступом к политической информации. Ее главной задачей было снабжать руководителей, некоторых активистов и в отдельных случаях всех членов партии той информацией, которую не следовало знать населению в целом. Самой массовой формой были «письма ЦК», адресованные всем членам партии. Эти письма зачитывались вслух на собраниях низовых партийных организаций и предназначались всем членам партии. Информация для руководящих кадров поставлялась в ряде ежедневных, еженедельных и ежемесячных закрытых изданий.
Например, 29 января 1956 г. «Нодон синмун» на второй странице опубликовала статью о конференции, проведенной пхеньянским горкомом ТПК. Было указано, что эта конференция прошла «недавно», но конкретной даты в статье не называлось. Конференция была посвящена борьбе против формализма (кор. хй&нъсикчжуыи) и догматизма (кор. кёчжочжуыи) — те же ключевые слова использовались в речи Ким Ир Сена от 28 декабря. При этом показательно, что сам термин «чучхе» в статье не упоминался. В статье содержались ссылки на «недавние» (кор. чхвегын) замечания Ким Ир Сена о необходимости борьбы с этими двумя пороками, но где и когда он сделал эти замечания, не указывалось. Однако использованные в статье формулировки показывают, что автор текста в газете хорошо знал речь 28 декабря. Некоторые части статьи практически являлись скрытыми цитатами из речи. Например, в статье провозглашается необходимость «устранения формалистских и догматических ошибок» (кор. хйбнъсикчжбкимйб кёчжочжуыи кёльхам-ыль тхвечхи-хаго), что является прямой перефразировкой заглавия речи Ким Ир Сена (кор. кёчжочжуыи-ва хйбнъсикчжуыи-рыль тхвечхихаго).
Отсутствие упоминаний «чучхе» в этой статье является типичным. Термин «чучхе», столь знаменитый впоследствии, вообще мало использовался в этих ранних публикациях. Новое истолкование этого термина как главного политического и идеологического понятия появилось гораздо позднее. В течение первых нескольких месяцев ключевыми словами были, скорее, «формализм» и «догматизм», а не «чучхе».
Прошло несколько лет, прежде чем слово «чучхе» превратилось в главный северокорейский идеологический и политический термин, а для обозначения особой идеологии его стали применять вообще десятилетием позже. В «Популярном словаре политических терминов», изданном в Пхеньяне в 1959 г., то есть через четыре года после «декабрьской речи», слово «чучхе» отсутствует вовсе. В «Словаре корейского языка» (1961–1962) это слово присутствует и имеет среди прочих современное определение слова как названия политической идеологии, однако это значение еще считается второстепенным [62] . Превращение «чучхе» в относительно стройную идеологию, а затем и в официальную философию КНДР произошло только во второй половине 1960-х гг. благодаря масштабным коллективным усилиям пхеньянских идеологов.
62
Taejung chOngch'i yOngO sajOn [Популярный словарь политических терминов]. Pyongyang: ChosOn Nodongdang ch'ulp'ansa, 1959; Chos6n mal sajOn [Словарь корейского языка]. Pyongyang: Kwahakwon ch'ulp'ansa, 1961–1962. T. 4. C. 382.
Тем не менее именно речь Ким Ир Сена от 28 декабря стала первым официальным текстом, в котором содержались недвусмысленные упоминания принципа «чучхе». В последующие десятилетия официальная пропаганда стала утверждать, что Ким Ир Сен использовал этот принцип (и даже создал «философию» чучхе) еще в годы маньчжурской кампании, но эти утверждения не подтверждаются никакими документами, так что днем появления чучхе можно считать именно 28 декабря 1955 г. Впоследствии речь эта много раз издавалась и переиздавалась (в каждом случае в отредактированном виде, с соответствующими поправками). Несмотря на все политическое и историческое значение речи от 28 декабря, последующие официальные публикации по каким-то причинам хранили молчание относительно точных обстоятельств, при которых эта речь была впервые произнесена. И поныне в официальных публикациях упоминается лишь, что это была «речь перед партийными агитаторами и пропагандистами» (кор. танъ сОнчжбн сбнжонъ ильгун апх-есо хан йбнсбль).
Поскольку маловероятно, чтобы в один и тот же день Ким Ир Сен одновременно выступил на двух разных собраниях, можно с уверенностью предположить, что его знаменитая «речь о чучхе» была произнесена на том мероприятии, которое в советских документах описывалось как «расширенный Президиум ЦК ТПК», созванный для обсуждения литературной политики. К сожалению, в советских документах содержится лишь максимально сжатое изложение выступления Ким Ир Сена на «расширенном Президиуме», и с абсолютной уверенностью установить тождественность этого выступления и знаменитой «чучхейской речи» 28 декабря не представляется возможным. Однако это предположение очень вероятно. Эту гипотезу подтверждает и содержание речи 28 декабря, которое известно из последующих публикаций ее текста [63] .
63
Нет необходимости останавливаться на подробном рассмотрении самой речи, так как она не только публиковалась множество раз, но и анализировалась в большом количестве хорошо известных работ, например, в классической биографии Ким Ир Сена, написанной Со Дэ-суком. Suh Dae-suk. Kim II Sung: The North Korean Leader. New York: Columbia University Press, 1988. P. 143–144. Текст речи рассматривается по изданию: Kim II SOng chojak sOnjip [Избранные труды Ким Ир Сена]. Pyongyang: ChosOn Nodongdang ch'ulp'ansa, 1967. Т. l.C. 567. Так как работы Ким Ир Сена очень часто переиздавались в соответствии с последними изменениями политической линии, мы используем самое раннее из доступных нам изданий. Однако, поскольку приведенное выше издание вышло после падения Хан Соль-я в 1962 г., из него исключены положительные упоминания о попавшем в опалу литературном сановнике.
В своей основе «речь 28 декабря» была националистической, с частыми обращениями к национальному чувству и патриотизму, ее основой был призыв к всемерному изучению корейской истории и культуры. Ким Ир Сен прямо заявлял, что чрезмерное восхваление всего советского и/или русского наносит ущерб развитию корейской культуры и умаляет национальное величие Кореи. Это замечание, несмотря на то, что было адресовано узкому кругу высокопоставленных партработников, означало радикальный разрыв с политикой предшествующего десятилетия, важным компонентом которой являлось безоговорочное прославление СССР. Большая часть речи посвящалась критике Пак Чхан-ока, Ки Сок-пока и Пак Ён-бина — главных «отрицательных героев» начавшейся кампании. Они обвинялись в том, что в недостаточной мере были корейскими патриотами, а также в том, что были слишком либеральными по отношению к буржуазной идеологии и искусству, и поддерживали таких «реакционных» писателей, как Ли Тхэ-чжун. Кроме того, Ким Ир Сен утверждал, что Пак Ён-бин под влиянием советской теории «мирного сосуществования» предпринял попытку смягчить позицию КНДР в отношении американского империализма. Хотя Ким Ир Сен не отважился критиковать саму теорию «мирного сосуществования» в целом, он достаточно ясно намекнул на то, что эта теория неприемлема для условий Кореи. Особо досталось Пак Чхан-оку. По словам Ким Ир Сена, Пак Чхан-ок, «связавшись с реакционным буржуазным писателем Ли Тхэ-чжуном», «[не желал] изучать культуру и историю нашей страны». Ким Ир Сен подчеркнул, что Пак Чхан-ок и не мог правильно применить термины, заимствованные из классического китайского языка (ханмуна) из-за недостатка классического школьного образования (последнее утверждение было верным в отношении подавляющего большинства корейцев, получивших образование за границей) [64] . Кроме этого, в речи содержался стандартный набор обвинений против давно умершего «раскольника» Хо Ка-и и недавно казненного «шпиона» Пак Хон-ёна (он был расстрелян приблизительно двумя неделями ранее, около 15 декабря 1955 г.) [65] .
64
64Kim И SOngchOjaksOnjip. С. 567–568, 572. Необходимо упомянуть, что, по словам его сына Пак Иль-сана, Пак Чхан-ок получил базовое конфуцианское образование и гордился своим знанием китайских иероглифов (ханчжа). (Беседа с Пак Иль-саном. Петербург, 4 февраля 2001 г.) Такие знания были действительно весьма необычны для советского корейца его поколения и происхождения. Можно предположить, что Ким Ир Сен обвинял Пака в недостаточном знании иероглифов специально, чтобы дополнительно унизить его и показать, что Пак Чхан-ок, несмотря на все свои претензии, все-таки являлся чужаком, «ненастоящим корейцем» и не понимал «истинной» корейской культуры. Конечно, Пак вряд ли мог соперничать с искушенными интеллектуалами, закончившими лучшие корейские и японские школы, да и у самого Ким Ир Сена с иероглификой и древнекитайским все было очень неплохо.
65
Официальная информация о суде над Пак Хон-ёном была опубликована 18 декабря (Нодон синмун. 18 декабря 1955 г.), но дата казни бывшего руководителя корейской компартии пока точно не известна.
Формально посвященная политике в области культуры эта речь затрагивала и более важные проблемы [66] . Речь содержала руководство к действию для партийной номенклатуры: северокорейская партия и государство должны быть «национализированы» и приведены в соответствие с национальными традициями и в их политически правильной, «прогрессивной» интерпретации. Северокорейский коммунизм должен быть превращен в национальную (и даже где-то националистическую) идеологию. Пришло время покончить с автоматическим копированием советских образцов и с обязательной русофилией, Северной Корее следует создать свой вариант коммунистической идеологии, который бы ставил ее национальные интересы выше интересов иных стран, в том числе и СССР. Эти идеи были крайне привлекательны для партийных руководителей среднего и низшего эшелонов, которые в отличие от партработников высшего звена родились и выросли в Корее, получили в лучшем случае только среднее образование и не имели опыта жизни за границей. Происходившее в Корее для них было в первую очередь революцией национальной, а никак не частью некоего глобального процесса. Выступив главным выразителем этих идей, Ким Ир Сен (сам «местный» кореец, уроженец пхеньянских окраин) позиционировал себя как защитника «корейского духа» и корейской самобытности от иностранного вмешательства и его внутренних проводников. Это позволяло ему активно разыгрывать националистическую карту для того, чтобы таким образом ограничить опасное советское влияние. Впрочем, было бы упрощением считать, что Ким Ир Сен в своих действиях руководствовался одним только циничным политическим расчетом. Можно предположить, что во многом поворот к национализму отражал искренние воззрения самого Ким Ир Сена. Тем не менее момент для апелляции к национальным чувствам был выбран весьма умело. К концу 1955 г. советское влияние стало ассоциироваться не только с назойливым насаждением русской культуры (по поводу которого в речи Ким Ир Сена содержится немало ехидных и, по сути, верных замечаний), но и с проповедью новой, более либеральной, политической модели, которая представляла прямую угрозу и для Ким Ир Сена, и для его окружения.
66
Пэк Чун-ги отмечает: «Внешне дискуссия выглядела как обсуждение литературной политики, но главный вопрос далеко выходил за границы области литературы и искусства. Дискуссия означала, что разногласия внутрипартийного руководства, проявившиеся в результате политических ошибок и экономических неудач, вылились в идеологическую конфронтацию». РаекChun-gi. «Ch6ngj6nhu 1950 nyOndae Pukhan — ui chOngch'ipy Cndong-gwak wonly Okchaep'an [Политические перемены и изменения в структуре власти в Северной Корее в 1950-е гг. после (Корейской) войны]». С. 39.
Другой важной проблемой, затронутой в «речи 28 декабря», было отношение к «старым революционерам», под которыми Ким Ир Сен подразумевал своих соратников, бывших маньчжурских партизан. С крайним неодобрением он говорил о дискриминации, которой те подвергаются из-за своего плохого образования и отсутствия административных навыков, и о сопротивлении бюрократии их выдвижению на высшие посты. Скорее всего, такое сопротивление действительно имело место и было отчасти обоснованным, так как бывшие партизаны действительно не отличались высоким образовательным уровнем и связанными с этим профессиональными достоинствами. Однако Ким Ир Сен категорически потребовал выдвигать «ветеранов революционной борьбы» на высшие партийные и государственные посты, утверждая, что участие в антияпонском вооруженном сопротивлении само по себе является достаточным основанием для занятия ключевых административных должностей. Это заявление стало еще одним подтверждением того особо привилегированного статуса, который в 1954–1955 гг. начал закрепляться за бывшими соратниками Ким Ир Сена.