Август 1956 год. Кризис в Северной Корее
Шрифт:
Кроме того, северокорейская пресса достаточно много писала о работе XX съезда КПСС и, в частности, публиковала все основные выступления, которые прозвучали на съезде. В этом обстоятельстве не было ничего удивительного — несмотря на все попытки ограничить советское влияние, инерция прежних установок давала себя знать, и такое событие, как партийный съезд в СССР, должно было тщательно освещаться прессой. Разумеется, знаменитый «секретный доклад» Н. С. Хрущёва в «Нодон синмун» не появился и появиться не мог (он формально считался секретным еще несколько десятилетий). Однако и открытые для широкой общественности выступления советских руководителей содержали в себе достаточно негативные оценки деятельности И. В. Сталина.
Кампания против советских корейцев сопровождалась мероприятиями, направленными на ослабление советского культурного и политического влияния в стране. Несмотря на то, что кампания против советских корейцев была прекращена к началу марта, меры по ограничению советского влияния продолжались и даже усиливались на протяжении всей первой половины 1956 г. Это показывало, что решение приостановить кампанию против советских корейцев в конце февраля 1956 г. было тактическим, а вот политика ограничения советского влияния, напротив, носила стратегический характер.
Прежде всего власти Северной Кореи приняли меры по ограничению советского влияния на внутреннюю политику. На протяжении первого десятилетия истории КНДР частые личные контакты советских корейцев с сотрудниками советского посольства воспринимались как норма и в целом приветствовались. В новых условиях такое тесное взаимодействие все чаще рассматривалось как нежелательное и подозрительное. В начале мая 1956 г. советским корейцам запретили посещать посольство по своей инициативе и без надлежащих разрешений корейских инстанций. По словам Пак Ый-вана, еще в декабре 1955 г. Ким Ир Сен, обращаясь к пленуму Центрального Комитета, иронически заметил: «некоторые советские корейцы, как только начнешь их критиковать, то они обязательно идут в советское посольство» [99] .
99
Запись беседы С. Н. Филатова (советник посольства) с Пак Ы Ваном (зам. премьера). 29 февраля 1956 г.
В мае 1956 г. Пак Киль-ён, бывший тогда северокорейским послом в Восточной Германии, рассказал советскому дипломату о недавно введенных ограничениях, касающихся контактов с иностранными представителями. В соответствии с новой системой, если корейский чиновник желал встретиться с иностранцем, он должен был сначала получить специальное разрешение от вышестоящих инстанций. Следует напомнить, что граждан западных государств в Пхеньяне в тот период попросту не было. КНДР тогда поддерживала дипломатические отношения только с государствами социалистического лагеря, большинство из которых было представлено очень небольшими официальными миссиями. Поэтому в 1956 г. единственными, кто мог в Пхеньяне попасть в категорию «иностранцы», были русские и китайцы. Очевидно, что новые правила имели политический подтекст и были призваны затруднить неконтролируемое взаимодействие между высокопоставленными северокорейскими функционерами и ближайшими союзниками и покровителями Пхеньяна. Следует отметить, что выдача разрешений на контакт с зарубежными дипломатами была возложена на Пак Кым-чхоля, который с немалым подозрением относился и к советских корейцам, и к советском влиянию в целом. Пак Киль-ён упомянул, что в ближайшем окружении Ким Ир Сена советских корейцев иногда называли «советскими агентами» [100] . В этом описании, надо признать, было зерно истины, но такие выражения были совершенно немыслимы несколькими годами ранее.
100
Запись беседы В. И. Иваненко (первый секретарь Дальневосточного отдела МИД СССР) с Пак Киль-еном (посол КНДР в ГДР). 17 мая 1956 г. АВП РФ. Ф. 0102. Оп. 12. Д. 4, папка 68.
Кстати, посольства других социалистических стран столкнулись с похожими проблемами гораздо раньше, уже в 1954 г. Например, в конце 1954 г. венгерские дипломаты стали жаловаться, что все их встречи с представителями северокорейских организаций в обязательном порядке проходят в присутствии представителя МИДа КНДР. С этого же времени начались и частые замены работающего в «дружественных» посольствах персонала. Можно предположить, что эти замены были призваны не допустить возникновения излишне тесных отношений между дипломатами и их корейским обслуживающим персоналом. Уже в декабре 1953 г. один из венгерских дипломатов заметил: «Я бы рискнул сказать, что изоляция посольства [в Корее] более выражена, чем даже в странах Запада» [101] . Годом позднее другой венгерский дипломат сообщал своему руководству: «Корейские товарищи — я имею в виду товарищей по партии — несколько боятся поддерживать отношения с членами иностранного дипломатического корпуса» [102] .
101
Balazs Szalontai. Kim И Sung in the Khrushchev Era. P. 54–55. Ibid. P. 57.
102
Ibid. P. 57.
Были и другие признаки того, что северокорейские власти стремятся снизить степень советского воздействия на различные сферы жизни. Особенно это касалось сферы искусства и гуманитарных наук, где с 1945 г. советское влияние было весьма значительным и где, следует добавить, националистические эксперименты были менее рискованными, чем в области науки и техники. Некоторое «теоретическое основание» для этой политики содержалось уже в «речи о чучхе» Ким Ир Сена, которая как раз в это время активно изучалась партработниками в закрытом порядке. 18 марта «Нодон синмун» опубликовала передовую статью под заголовком «Против догматизма и формализма», которая, по сути, представляла собой конспект «речи о чучхе». На следующий день (и на одной странице с вынужденным покаянием Ки Сок-пока) в «Нодон синмун» была напечатана статья о прошедшем в Пхеньяне «собрании деятелей искусства», в которой содержались необычно резкие нападки на «иностранное культурное влияние». Статья жестко критиковала корейских певцов, якобы предпочитавших арии и романсы «иностранных композиторов» исконным корейским песням, и требовала пополнения театрального репертуара национальными произведениями [103] . Чтобы понять истинный смысл этого замечания, нужно вспомнить, что западного влияния на северокорейскую культурную жизнь 1950-х гг. почти не было. Весной 1956 г. на корейской сцене не исполнялись бродвейские мюзиклы и не звучал французский шансон. В культурном контексте КНДР середины 1950-х гг. слово «иностранный» могло означать только или «русский/советский» или «китайский», причем китайское культурное влияние было сравнительно скромным, а вот произведениями русских и советских авторов северокорейский театральный и концертный репертуар действительно был перенасыщен. Именно это обстоятельство вызвало раздражение автора статьи, опубликованной в главной официальной газете страны. Эта статья была одной из первых, если не самой первой, открытой атакой прессы КНДР на чрезмерное иностранное (читай — советское) влияние и являлась явным признаком грядущих перемен в отношениях Пхеньяна с его главным покровителем.
103
Нодон синмун. 19 марта 1956 г.
С другой стороны, именно в это время в КНДР стали опять уделять несколько больше внимания исконным национальным традициям, в том числе и таким, которые незадолго до того считались «реакционными» и «феодальными». В начале 1955 г. корейская печать стала позитивно отзываться о традиционных школах живописи, и картины, написанные в традиционной манере, начали появляться на художественных выставках (до этого в КНДР долгое время господствовала живопись маслом в стиле сталинского «социалистического реализма») [104] .
104
Balazs Szalontai. Kim И Sung in the Khrushchev Era. P. 79.
По-видимому, развитию националистических тенденций немало способствовал Хан Соль-я, ставший в мае 1956 г. министром образования. Как уже упоминалось, главный босс северокорейской литературы тогда воспринимался как последовательный противник советских корейцев и советского влияния. Такая позиция могла быть отражением скрывавшихся до поры националистических воззрений самого Хан Соль-я, но куда более вероятным представляется, что Хан Соль-я в очередной раз продемонстрировал свое сверхъестественное политическое чутье и свою замечательную способность подстраиваться под надвигающиеся перемены. В конце концов никакой национализм не мешал Хан Соль-я в конце 1940-х гг. славить «великих советских друзей, освободителей Кореи», а несколькими годами ранее — писать не менее прочувствованные тексты о солдатах микадо.
В феврале 1956 г. было принято решение о сокращении ретрансляции радиопрограмм на корейском языке из Москвы. До этого советские программы ретранслировались местными радиосетями, но после февраля время на трансляцию было резко сокращено. Когда советский поверенный в делах спросил Хо Чжон-сук (бывшую тогда министром культуры и пропаганды КНДР) о причинах такого сокращения, она ответила, что северокорейские радиовещательные службы будут использовать освободившиеся мощности для трансляции пропагандистских программ, предназначенных для населения Юга [105] . Естественно, дипломат не протестовал.
105
Дневник временного поверенного в делах А. М. Петрова. 17 февраля — 2 марта 1956 г. АВП РФ. Ф. 0102. Оп. 12. Д. 6, папка 68.
От кампании по борьбе с советским влиянием пострадало и корейское Общество культурных связей с заграницей (КОКС, созданный по образцу тогдашнего советского ВОКСа, предшественника Союза обществ дружбы с зарубежными странами). Несмотря на ее название, с самого начала первоочередной задачей этой организации было именно распространение советской культуры, а не «международный культурный обмен» как таковой. Общество было одним из главных каналов проникновения советской культуры в Северную Корею. В конце 1940-х — начале 1950-х гг. оно было одним из влиятельнейших учреждений, весьма непохожим на обычное «общество дружбы». Однако в конце 1955 г. была проведена «реформа» общества, которая серьезно ослабила его политическое значение. Уездные отделения общества были закрыты, сбор членских взносов прекращен, а контроль над весьма прибыльной издательской деятельностью был передан в ведение Министерства культуры и пропаганды. В результате доходы сократились в десять раз. Соответственно резко снизилось и его влияние [106] .
106
Дневник временного поверенного в делах А. М. Петрова. 17 февраля — 2 марта 1956. Запись беседы И. С. Бякова (первый секретарь посольства) с Ли Хо Гу (заместитель председателя Центрального правления КОКС). 18 февраля 1956 г. АВП РФ. Ф. 0102. Оп. 12. Д. 6, папка 68.