Август 1956 год. Кризис в Северной Корее
Шрифт:
Другой важной особенностью как доклада, так и съезда в целом, были акценты на необходимости быстрого развития тяжелой промышленности КНДР. Начиная с 1920-х гг. экономическая политика коммунистических партий в ее сталинистском варианте основывалась на тезисе о необходимости развития тяжелой индустрии любой ценой, в том числе и за счет индустрии легкой. В СССР с середины 1950-х гг. баланс начал заметно смещаться в сторону легкой промышленности и сферы потребления. Эти перемены были отражением идей, проявившихся после смерти Сталина. Политика Сталина, направленная на быстрое развитие тяжелой промышленности всеми средствами и любой ценой, в том числе и ценой массовых жертв, стала рассматриваться как устаревшая, неэффективная с экономической точки зрения. Для коммунистических режимов Восточной Европы, не слишком стабильных и не слишком популярных среди собственного народа, такая стратегия таила в себе и дополнительные внутриполитические опасности, так как ее неизбежным результатом было недовольство населения, с которым местное руководство уже не могло и не хотело бороться старыми сталинскими методами. С середины 1950-х гг. социалистические страны Восточной Европы начали постепенно снижать темпы развития тяжелой индустрии и направлять освободившиеся средства в легкую промышленность и в сельское хозяйство. В подобных условиях явное намерение Ким Ир Сена осуществить ускоренную индустриализацию в сталинском стиле выглядело анахронизмом, а то и прямым вызовом той официальной стратегии, которую проводил «нерушимый социалистический лагерь, возглавляемый СССР».
Также на съезде выступили секретарь ЦК ТПК Пак Чон-э и Ли Чу-ён, тогда занимавший пост председателя Центральной Контрольной Комиссии. Последний представил обычный и не слишком примечательный отчет, посвященный, главным образом, численности партии и ее финансам, тогда как Пак Чжон-э кратко ознакомила делегатов с предстоящими изменениями в партийном Уставе. Изменения эти были минимальными. В частности, предусматривалось увеличение интервала между партийными съездами (которые все равно никогда не созывались в срок). Прежняя трехуровневая структура высшего руководства (Центральный Комитет — Президиум — Политический Совет) заменялась более обычной для советской практики двухуровневой системой, с Президиумом в роли высшего исполнительного органа партии, а на практике и всего государства. Так же, как его советский двойник, Политбюро, Президиум ТПК состоял из членов и кандидатов в члены.
Кроме того, была пересмотрена еще одна формулировка старого Устава. Принятый в 1946 г. Устав ТПК говорил, что «Трудовая Партия Кореи руководствуется бессмертным учением Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина». В новой же редакции Устава теоретической основой партии был назван «марксизм-ленинизм». Политическая подоплека этой правки вполне очевидна, но показательно, что вместе с И. В. Сталиным пострадал и Ф. Энгельс, так что при желании можно было объяснить перемену стремлением к более четким формулировкам (действительно, «марксизм-ленинизм» является более конкретным понятием, чем некое расплывчатое «учение Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина»).
Сюрпризов во время работы съезда было немного. Однако здесь следует упомянуть о двух важных событиях, которые были тесно связаны со съездом, но остались неизвестными большинству его участников и тем более широкой публике.
Из документов советского МИДа мы знаем, что некоторые видные члены советской фракции, включая Пак Чхан-ока, Пак Ый-вана и Пак Ён-бина, надеялись лично встретиться с Л. И. Брежневым (будущий советский лидер тогда возглавлял партийную делегацию, присутствовавшую на съезде). Советские корейцы хотели в частной беседе с советским представителем обсудить некоторые проблемы внутренней политики Северной Кореи и особенно положение советских корейцев. Пак Киль-ён (тогда заместитель министра иностранных дел) знал об этих планах. Всего две недели спустя, 17 мая 1956 г., сотрудник МИДа записал: «Коснувшись недавней поездки секретаря ЦК КПСС тов. Брежнева JI. И. в Корею на III съезд Трудовой Партии Кореи, Пак Киль Ен (Пак Киль-ён. — А. Л.)сказал, что ряд руководящих корейских деятелей Пак И Ван, Пак Чан Ок, Ким Сын Хва, Пак Ен Бин (Пак Ый-ван, Пак Чхан-ок, Ким Сын-хва, Пак Ён-бин. — А. Л.)и другие рассчитывали на то, что им удастся при встрече с тов. Брежневым Л.И. подробно и обстоятельно побеседовать с ним по всем вопросам внутриполитической обстановки в КНДР, а также по некоторым вопросам положения советских корейцев. К сожалению, это не удалось осуществить ввиду обстановки, создавшейся за последнее время вокруг советских корейцев в КНДР. Правда, заместитель председателя кабинета министров КНДР Пак И Ван имел возможность несколько ознакомить тов. Брежнева с положением в КНДР, но эта информация носила ограниченный характер» [114] . Следует объяснить, что все перечисленные политические деятели — Пак Ый-ван, Пак Чхан-ок, Ким Сын-хва, Пак Ён-бин — были выходцами из СССР, представителями «советской группировки».
114
Запись беседы В. И. Иваненко (первый секретарь дальневосточного отдела МИД СССР) с Пак Киль Еном (посол КНДР в ГДР). 17 мая 1956 г. Запись этой беседы (бесед?) между Л. И. Брежневым и Пак Ый-ваном несомненно существует, но остается засекреченной.
Неизвестно, о чем Пак Ый-ван беседовал с Л. И. Брежневым, так как запись этого разговора, хранящаяся в Президентском архиве, пока остается недоступной исследователям. Однако похоже, что даже эта короткая, почти что конспиративная встреча все-таки оказала влияние на позицию Л. И. Брежнева и на содержание его речи. Как и следовало ожидать, глава советской делегации был первым иностранным делегатом, выступившим с официальным приветственным обращением к съезду. Это произошло 24 апреля, причем непосредственно после Л. И. Брежнева выступал китайский делегат. Знаменательно, что в своем довольно коротком обращении Л. И. Брежнев упомянул культ личности и даже намекнул, что такая проблема может существовать и в КНДР. Он заявил, что «III съезд ТПК поможет во всей полноте утвердить в организациях партии ленинский принцип коллективного руководства, проведение которого в жизнь предохраняет ее от ошибок, связанных с культом личности» [115] . Нетрудно догадаться, как Ким Ир Сен и его свита интерпретировали такое утверждение. Это было похоже на вызов, даже более того, учитывая, что Ким Ир Сен в своей речи явно избегал термина «культ личности».
115
Текст взят из: Отношения Советского Союза с Народной Кореей: Документы и материалы. М.: Наука, 1981. Корейский вариант был опубликован в: Нодон синмун. 25 апреля 1956 г.
Мы знаем, что на съезде произошло еще одно событие, которое показало, что в партийных кругах многие недовольны Ким Ир Сеном и его политикой. В конце мая Ки Сок-пок (о нем мы упоминали в связи с «дискуссией по проблемам литературы», в ходе которой он был одним из главных обвиняемых) пришел в советское посольство и рассказал советскому дипломату о еще одном конфликте, который произошел за кулисами съезда. По словам Ки Сок-пока, один из участников съезда — Ли Сан-чжо (посол в Москве и член Центрального Комитета ТПК) написал два письма в Президиум съезда. Ли Сан-чжо, видный член яньаньской фракции, поддерживавший тесные контакты и с Москвой, и с Пекином, в своих письмах предлагал обсудить проблему культа личности в целом и сделал несколько критических замечаний по поводу культа личности Ким Ир Сена. Неудивительно, что письма Ли Сан-чжо на съезде не оглашались и не обсуждались. Результатом демарша Ли Сан-чжо стала открытая стычка между ним и Ким Чхан-маном, еще одним бывшим яньаньским изгнанником, который к тому времени, наоборот, стал рьяным приверженцем Ким Ир Сена. Ким Чхан-ман утверждал, что Ли Сан-чжо выступает в поддержку советской модели, которая не подходит к реалиям КНДР. Со своей стороны, Ли Сан-чжо обвинял Ким Чхан-мана в попытке игнорировать решения XX съезда КПСС и новые тенденции в мировом коммунистическом движении. После этого конфликта Ким Чхан-ман сообщил Чхве Ён-гону и другим бывшим партизанам о позиции и высказываниях Ли Сан-чжо. В результате было решено не направлять Ли Сан-чжо назад в Москву. В свою очередь, Ли Сан-чжо обратился к Ким Ту-бону, который по-прежнему оставался формальным главой северокорейского государства. Патриарх яньаньской фракции в разговоре с Ким Ир Сеном заступился за Ли Сан-чжо, так что Ким Ир Сен дал разрешение на отъезд последнего в Москву. Как мы увидим далее, решение выпустить за рубеж недовольного посла повлекло за собой серьезные последствия [116] .
116
Запись беседы Г. Е. Самсонова (первый секретарь) с Ки Сек Поком (референт в Министерстве гос. контроля). 31 мая 1956 г. АВП РФ. Ф. 0102. Оп. 12. Д. 6, папка 68.
Возможно, и даже весьма вероятно, что на съезде происходили и другие закулисные споры и конфликты, о которых мы пока ничего не знаем. Вопрос о культе личности, несомненно, был главной темой весны 1956 г., хотя Ким Ир Сену и удалось избежать на съезде дискуссий по этому деликатному вопросу. Это было немалым достижением. Тем не менее международное и внутреннее положение северокорейского руководства оставалось нестабильным.
Рассматривая итоги третьего съезда, мы должны уделить особое внимание новому составу Центрального Комитета. Теоретически ЦК избирался партийным съездом, хотя на деле делегаты съезда просто послушно голосовали за заранее подготовленные списки членов ЦК. Подготовка таких списков представляла собой длительный процесс, состоявший из выдвижения и обсуждения кандидатур высшими партийными кадрами при решающем голосе верховного лидера или в более либеральных странах и партиях нескольких наиболее значимых лидеров. ЦК как таковой не был постоянно действующим органом и собирался на пленумы два-три раза в год на несколько дней. В период с 1948 по 1961 г. (то есть между вторым и четвертым съездами ТПК) пленум ЦК ТПК созывался 2–3 раза год, что приблизительно соответствовало частоте пленумов ЦК КПСС в СССР того периода. Несмотря на нерегулярность и малую продолжительность пленумов, ЦК располагал многочисленным постоянным штатом — так называемым «аппаратом ЦК». В Северной Корее на середину 1958 г. аппарат ЦК состоял из 1204 «освобожденных» (то есть профессиональных) партийных работников, которым подчинялся обширный канцелярский и технический персонал [117] . Эти чиновники (в действительности подчинявшиеся скорее непосредственно Политбюро, чем «выборному» Центральному Комитету), по сути, и являлись правительством в большинстве стран «реального социализма». Под постоянным контролем высшего партийного руководства аппарат ЦК разрабатывал планы и принимал решения, которые в обязательном порядке должны были исполняться Кабинетом Министров и другими правительственными учреждениями.
117
Запись беседы Б. К. Пименова (первый секретарь посольства) с Во: Хен Ту (зам. заведущего орготделом ЦК ТПК). 21 июня 1958 г. АВП РФ. Ф. 0102. Оп. 14. Д. 8, папка 75.
В соответствии со сталинистской политической традицией, которую унаследовала и Северная Корея, Центральный Комитет являлся крайне закрытым органом. Даже информация о Пленумах ЦК обычно появлялась в печати уже после их окончания и, как правило, была очень краткой. Для партийных руководителей членство в ЦК было немалой привилегией и означало принадлежность к внутреннему (хотя и не самому высшему) кругу власти. Примечательно, что в Советском Союзе в соответствии с запоздало обнародованным политическим завещанием Ленина, с 1950-х гг. часть мест в Центральном Комитете отдавалась представителям «трудящихся масс», так что на пленумах ЦК КПСС заседало и некоторое количество специально отобранных передовых доярок или знатных сталеваров. Северная Корея никогда не следовала этому примеру, и ЦК ТПК оставался закрытым форумом высшей партийной элиты. Тем не менее число его членов постепенно росло и в 1980 г. достигало 317 человек. Однако в период с 1946 по 1960 г. ЦК ТПК оставался относительно малочисленным (менее ста членов) и, соответственно, легкоуправляемым органом.
В политической системе ленинистских государств Центральный Комитет во многом играл уникальную роль. Этот орган имел право избирать или, в случае необходимости, смещать членов Политбюро и даже главу партии (Генерального секретаря, Председателя, Первого секретаря — его титул мог меняться в зависимости от места и времени). В большинстве правящих коммунистических партий лидер избирался не непосредственно съездом, а Центральным Комитетом, и поэтому мог теоретически лишиться должности, если ЦК решал переизбрать его. На самом деле партийному лидеру редко приходилось беспокоиться о том, что однажды большинство членов Центрального Комитета голосованием лишит его власти. Тем не менее время от времени такое происходило (достаточно вспомнить, например, низложение Н. С. Хрущёва).
Рассмотрим состав ЦК ТПК, «избранный» в апреле 1956 г. Этот ЦК чрезвычайно важен, поскольку именно он несколькими месяцами позднее сыграет решающую роль в «августовских событиях». При анализе состава ЦК ТПК мы будем вынуждены использовать «кремленологический» подход и уделить особое внимание тому, из какой фракции вышли те или иные руководители КНДР. В случае с ТПК 1950-х гг. этот подход в целом приемлем, поскольку в контексте Северной Кореи фракционная принадлежность того или иного руководителя играла очень важную роль. К сожалению, в определении принадлежности к той или иной фракции неизбежны некоторые ошибки. Причиной этих неточностей является то, что биографические данные многих лидеров рассматриваемого нами периода северокорейской истории ненадежны, неполны или отсутствуют вообще. Часто мы практически ничего не знаем о неких фигурах, имена которых появились в списках членов ЦК ТПК в конце 1940-х гг. или в середине 1950-х гг. и бесследно исчезли несколько лет спустя (предположительно, но не обязательно, потому, что носители этих имен были репрессированы). У нас гораздо больше информации о тех, кто продержался на северокорейском политическом Олимпе дольше — до 1960-1970-х гг., но эти долгожители происходили, главным образом, из числа бывших маньчжурских партизан. Если северокорейский политик принадлежал к партизанской фракции, то, как правило, об этом обстоятельстве нам довольно хорошо известно. Что же касается более скромных фигур из других фракций, которые в своем большинстве исчезли из политики (и, вероятнее всего, из жизни) около 1960 г., то их деятельность до 1945 г., а значит, и их фракционная принадлежность, зачастую остаются неясными. В данной работе я опираюсь на данные, скрупулезно собранные и проанализированные Вада Харуки. Несмотря на некоторые неточности, неизбежные для такого исследования, на настоящий момент работа Вада Харуки — лучший источник информации такого рода [118] .
118
Примером такой неразберихи является вопрос о фракционной принадлежности Лим Хэ. Очевидно, что у Вада Харуки нет уверенности в отношении его фракционной принадлежности, поскольку в своей книге причисляет его то к членам яньаньской фракции (С. 307), то к «другим» (С. 310). Составители «Pukhan inmyftng sajOn» (Pukhan inmyBng sajOn [Биографический словарь Северной Кореи]. Seoul: Chungang ilbo sa, 1990) считают, что Лим Хэ входил в советскую фракцию (С. 323). Последнее кажется маловероятным, так как сами советские корейцы в разговорах с дипломатами часто включали его в число своих недоброжелателей, и никогда не упоминали о связях Лим Хэ со своей группировкой (см.: Запись беседы С. Н. Филатова с Пак Ы Ваном 24 января 1956. В документах советского посольства содержатся еще по меньшей мере три подобных замечания, сделанных советскими корейцами). При этом Лим Хэ являлся членом ЦК еще со времен первого съезда ТПК в 1946 г., так что его никак нельзя назвать малозначительной фигурой. На протяжении некоторого времени после 1956 г. он отвечал за разведку и операции, направленные на свержение южнокорейского режима, и в 1956 г. занимал 26-е место в списке членов ЦК! И тем не менее даже основные данные, касающиеся его происхождения, и поныне остаются неизвестными. Это является показательным примером тех трудностей, с которыми приходится сталкиваться при изучении истории Северной Кореи.