Августовский рассвет (сборник)
Шрифт:
— Оставь это, говори дальше! — сказал капитан.
— Потом сержант снова приказал: «Остальные пока спрячьтесь и следуйте за нами на расстоянии. Куда бы мы ни направились, будьте поблизости. По моему свистку сразу ко мне. Ясно?!» Так и было. Мы подождали, пока подойдут патрули. Когда они подошли ближе, сержант крикнул: «Эй, мы парламентеры! Румынские офицеры, парламентеры! Кто из вас знает по-румынски? Мы парламентеры, понятно?» На другой стороне некоторое время колебались. Потом нашелся один знавший по-румынски. «Отведите нас к командиру!» — сказал сержант, и нас всех троих повели. Мы и в здание вошли все трое, но говорил только господин сержант.
— О чем говорил?
— Он сказал, что наш командир послал его к ним с предложением сдаваться. Что они, мол, окружены. Иначе наша артиллерия сотрет село с лица земли вместе с ними.
— Ну и?..
— Пока господин сержант говорил, а они слушали и горячились, один из них взял телефонную трубку и позвонил куда-то. Звонил, звонил, а ему никто и не отвечает. Он разозлился и так трахнул по телефону, что тот чуть не разлетелся вдребезги. Тогда господин сержант и говорит: «Зря стараетесь, вам не с кем больше говорить. Ваши начальники уже два часа как в плену…» Тут они начали доставать свои пистолеты и складывать их на стол. Господин сержант свистнул нам, мы подошли, и он послал меня передать вам, что птички в гнезде, чтобы подошли и вы, пока темно, что он все уладит и поднимет село сторожить пленных. Вот я и явился. Это все, что я хотел доложить.
Не знаю, откуда начался смех, но он покатился от взвода к взводу, от роты к роте и держался, пока капитан Комэница не вернулся от командира батальона с приказом двинуться в направлении села.
Сержанта Додицэ мы нашли разговаривающим с людьми о кукурузе. Пленные курили, собравшись группами. Одни из них были спокойны, другие волновались, нервничали. Их охраняли жители села, вооруженные брошенным пленными оружием.
— Тебе не было страшно, Додицэ? — спросил я.
— Было, господин младший лейтенант, но другого выхода не было. Я подумал: или — или. И вот видите, все хорошо обернулось. И они помогли мне, эти мужчины, и парни, и даже женщины! Хорошие люди! А хозяева какие!.. Какая у них кукуруза, господин младший лейтенант! Я прихватил несколько початков: посею у себя дома… Какая кукуруза!..
О сержанте Сынджеорзане я знал только то, что в мирной жизни он был шахтером и что с 1939 года после мобилизации он ни одного дня не был дома. Даже если бы он получил отпуск или увольнение на несколько дней, то все равно не смог бы им воспользоваться, так как его село за Мурешем подпало под чужую власть. Я еще не успел поговорить с ним, не успел заглянуть в его душу. Сынджеорзан был веселым, корректным и человечным со своими подчиненными. Я считал, что этого достаточно, чтобы сказать, что я знаю его, и чтобы он стал близок мне.
Роста он был среднего, но обладал большой силой. У него были блестящие умные глаза, взгляд которых притягивал. Разговаривая, сержант всегда смотрел человеку в глаза. Его взгляд будто придавал большее значение и окраску словам. Или, может быть, это мне только казалось…
Я лучше узнал его за дни и ночи войны. Этот веселый, мягкий и добросовестный человек на передовой стал суровым, расчетливым, а главное — необычайно предприимчивым.
Я помню, как однажды, когда мы в авангарде преследовали противника, пуля разорвала ему икру левой ноги. Он сам перевязал себя и продолжал идти вместе со всеми, хотя и хромал.
Под вечер, когда мы остановились и стали закрепляться на местности, я приказал ему отправиться на пункт первой помощи. Он ничего мне не ответил, только покачал головой, а когда за ним пришли санитары, он сказал им:
— Сначала выкурю сигаретку, а там посмотрим, что надо делать. Чтобы громом поразило того, кто меня продырявил!
Мы расположились на берегу какой-то реки в низине, заросшей старыми, будто почерневшими от сажи, ивами.
Стемнело, и в воде отражались звезды. Мы всматривались в даль и на окраине села, неподалеку от реки, различали вражеские позиции. Это была новая линия обороны. Без сомнения, те, кого мы преследовали, остановились там, пополнив ряды занявших заранее приготовленные позиции. Я не уверен, различали мы эти позиции или только догадывались об их существовании. В прозрачной голубоватой мгле мы видели очертания домов, колокольню. Это село мы должны были освободить на рассвете.
Я лежал на плащ-палатке и ожидал командиров отделений, чтобы ввести их в обстановку. Командиром в отделении Сынджеорзана я поставил пышноусого капрала Панэ, жителя одного из сел под Бухарестом. По возрасту Панэ был постарше, а по характеру — горяч и подвижен, как ртуть. Они явились все вместе и, доложившись, растянулись справа и слева от меня. Я начал перекличку.
— Первое отделение?
— Сержант Додицэ!
— Второе отделение?
— Сержант Сынджеорзан!
Я резко повернулся в сторону капрала Панэ.
— Что, у вас нет своего имени, капрал Панэ?
— Нет, господин младший лейтенант… Но и сержант здесь, поэтому…
Тогда я набросился на Сынджеорзана:
— Почему ты здесь? Я ведь приказал тебе остаться на медпункте.
— Я вылечился, господин младший лейтенант.
Я улыбнулся:
— Не будь ребенком, Сынджеорзан. Недавно ты едва волочил ногу.
Он закусил губу, поднялся и, встав по стойке «смирно», ответил:
— Господин младший лейтенант, вы должны взять меня, иначе…
— Что иначе?
— Я дезертирую!
— Сынджеорзан! — рассердился я. — Ты понимаешь, что говоришь?
— Я дезертирую из госпиталя и вернусь во взвод! Свое я не брошу!
Я ничего больше не сказал. Да и что я мог сказать? Сынджеорзан подождал несколько мгновений, потом улыбнулся и, приложив руку к пилотке, козырнул. Затем снова лег на свое место, бросив в шутку капралу Панэ:
— Благодарю, господин капрал! Можешь возвращаться к своей штуковине. — Он имел в виду ручной пулемет.
Я лежал, вытянувшись на плащ-палатке, и вместе с командирами отделений занимался подготовкой атаки.
Наша рота должна была произвести разведку боем, чтобы вскрыть оборону противника и систему его огня.
Как всегда перед началом атаки, я волновался. Другие тоже были взволнованы. Я чувствовал их прерывистое дыхание и сдерживаемые вздохи.
Темнело. Река с легким плеском катила свои воды.
Солдаты отдыхали под защитой плотины. Не было слышно ни малейшего шума. Они отдыхали, не выпуская из рук своего оружия. Рядом на траве лежали каски. Бодрствовали только часовые.