«Авиация и Время» 2015 №5 (149)
Шрифт:
Летом 1988 г. в Афганистан на должность заместителя командующего авиацией 40-й армии прибыл п-к Александр Руцкой, в то время уже ставший поистине легендарной личностью среди штурмовиков. Он командовал штурмовым полком в 1985 г., дважды горел в воздухе, был сбит в начале апреля 1986 г. и чудом вернулся в строй.
В августе началась очередная операция по зачистке территории вокруг Кабула. Впервые летчики полка стали применять управляемые по лазерному лучу ракеты Х-25Л, которые наводились не с помощью бортового целеуказателя «Клен», а с земли с использованием аппаратуры боевой машины авианаводчика (БОМАН) на базе БТР-80. Это позволяло не входить в зону ПВО противника, а также упрощало прицеливание, т.к. в результате подсветки с небольшого расстояния и неподвижной платформы
Однако, как со всем новым, сначала с системой не заладилось. Так, если цель подсвечивали под относительно большим углом, например, расположенный в скале вход в пещеру, то отражение сигнала было очень хорошим, и проблем не возникало. Но если цель лежала на поверхности земли, да еще и была покрыта травой, то луч падал на нее под очень маленьким углом, пятно рассеивалось, отраженный сигнал получался слабым, и ракета объект не захватывала. Как вспоминал один из лучших летчиков полка Сергей Пашко: «Потом, когда разобрались инженеры из Липецка, пошла боевая работа. Эффективность управляемого оружия стала очень большой. Вспоминаю один из вылетов в район Гардеза. Оператор с земли говорит: «Давайте вы сначала одну пустите, мы подкорректируем, а потом пустите вторую». Сначала зашел летчик 1-й эскадрильи Кукушкин, пустил одну ракету. Ему с земли: «Что-то низко легла, я сейчас подниму метра на два». Это было сказано в эфире, и когда мы вернулись, летчики говорят: «А с чего вы там работали, что с такой высоты на метр-два корректируете?».
Примерно в то же время в составе полка стал совершать боевые вылеты и Руцкой. В районе пакистанской границы его сбили второй раз. Этот эпизод оброс многочисленными легендами и фантастическими подробностями, которые множились по мере развития политической карьеры Руцкого, и со временем отличить истинную правду от несколько приукрашенной стало практически невозможно Вот как кратко рассказывал сам Руцкой: «Разведка донесла, что за мной идет охота. И вот 4 августа 1988 г. вновь в районе Хоста истребителями F-16 я был сбит и ветром занесен на территорию Пакистана. Пять дней отстреливался, уходил от преследования, преодолел 28 км. Снова был ранен. Потом контузия, плен (Пешевар, Исламабад, предложение уехать в Канаду). В плену — полтора месяца, потом обменяли. Весил тогда 48 кг». Автору удалось пообщаться с Андреем Кудрявцевым — ведомым Руцкого, непосредственно принимавшим участие в том вылете. Его рассказ во многом расходится с «канонической версией» Руцкого.
«В ночь с 3-го на 4-е мы наносили удар по центру подготовки ПВОшников (так ставил задачу Руцкой). Цель находилась южнее Хоста, 10 км за «ленточкой». Самое нехорошее было в том, что в 15 км далее по ущелью стоял аэродром подскока истребителей. Работая с ходу, с выводом тут же на «свою» территорию, мы «чиркали» схему полетов этого аэродрома. Шли на двухминутном интервале, на разных высотах. В районе Хоста стояло громадное поле сплошной облачности. С половины маршрута ориентироваться по земле стало невозможно, выходили по курсу, скорости и времени. Время вышло, облачность только закончилась, Руцкой молчал, стало жутковато. Если проскочил цель, внизу аэродром, наверняка прикрытый стационарными комплексами ПВО.
Истребителей не было, СПО «Береза» молчала. Уже решил выполнить вираж, но услышал голос Руцкого:«Смотри — работаю». Увидел разрывы в паре километров впереди, и сразу «заработали» несколько ЗУ. Значит, Руцкой вышел на цель точно, и по работе ПВО было ясно — цель серьезная.
Вернувшись, выяснилось, что один из группы не отработал— из-за облачности не увидел цель (не дошел). Разбор был более чем жестким. Я подумал тогда: «Вот так и стреляются». Но начальнику ВОТП полка подполковнику Краснощекову удалось успокоить Руцкого. Мы слетали еще на один удар и уехали отдыхать.
Днем Руцкой сходил на контроль удара на «спарке» МиГ-23. Результаты ему понравились, но по нему был сделан пуск из ПЗРК. Руцкой принял решение повторить налет. Он шутил: «Сходим, примем госэкзамены».
Работать должны были в сумерках, парами. Шли на двухминутном интервале. Мы наносили удар первыми, пока две остальные
В этом вылете нас прикрывала пара истребителей МиГ-23, которые почему-то встали в вираж в 70 км северо-восточнее цели. При подходе «Береза» показала атаку F-16 на встречном курсе ниже нас. Я проинформировал Руцкого по второй радиостанции (мы использовали ее для связи между собой): «F-16 заходят в лоб, мы в «обзоре»..., мы в «захвате»...» Тут Руцкой сказал: «Цель под нами, заходим».
Свалили в ущелье крутой спиралью, сорвав атаку F-16. С первого витка вышли на «боевой» курс. «Цель перед нами — работаем». Снова загорелась «Береза»... «Сброс, вывод»... Мои ОФАБ-250 не сошли. Попробовал сбросить аварийно — с тем же результатом. Доложил: «Подвески не сошли». На выводе чуть отстал. «Береза» погасла.
К четвертой смене грач стал общепринятым символом штурмовиков
Ст. л-т С.Г. Пашко после вылета. Справа — летчики 4-й смены Махонин, Кукушкин и Кудрявцев на фоне одной из машин полка
Руцкой выводил вправо и пошел точно на закат. Я подрезал и занял свое место справа-сзади. «Береза» трудилась вовсю. Я только успевал докладывать: «Мы в «обзоре».., мы в «захвате»..., мы в зоне пуска..., сейчас будут пускать...». Но Руцкой упрямо шел на закат.
В эфире раздался спокойный голос ведомого 3-й пары: «Пуск». У них также были бомбы и по две С-24 (на всякий случай). Я подумал, что он пустил ракеты — но почему? И зачем об этом говорить в эфир? Скорость моя была больше из-за догона, и я прибрал обороты двигателей, чтобы не выскочить перед ведущим. И тут же почувствовал хороший удар, мой самолет бросило вперед. Аварийные сигналы при этом не загорелись. Я бросил взгляд в перископ, в зеркала: пламени не увидел, и обернулся влево, посмотреть назад... Но увидел проходящую над крылом ракету. Ее размеры (длина около 2 м) и вид соответствовали ракете «Сайдвиндер», применяемой F-16. Двигатель ее работал, угол набора был градусов на 10-15 больше нашего. Значит, пускали в упор, сзади, чуть ниже нас. Мелькнула мысль: «Сейчас сработает дистанционный взрыватель и ВСЁ...». Но вдруг ее траектория переломилась, «головка» захватила другую цель. «Клюнув», ракета пошла в горизонте и вошла точно в сопло правого двигателя самолета Руцкого.
Взрыв был ограничен броней двигателя. Успел подумать: «Пронесло». Но через мгновение самолет превратился в огненный шар, из которого торчали только кончики крыльев, которые складывались почему-то вниз. Шар плавно «прошел» мимо меня. Выхода кресла не было.
Тот же спокойный голос сказал: «Еще пуск». Пронеслась мысль: «Вот и всё». И тут же другая: «Чего сидеть, надо попробовать уйти». Я ввел самолет в правый разворот с максимальной перегрузкой (а под крыльями висели 2 ПТБ-500, 6 ОФАБ- 250 и 2 С-24). Развернувшись на 210° вывел. «Береза» молчала. Пройдя немного с этим курсом, услышал работу «Комара»[* «Комар» — аварийный радиомаяк.] и встал в вираж. Появилась надежда, что Руцкой жив. В эфире стоял крик — наши истребители прикрытия кричали, что видели взрыв в воздухе, и кто-то сбит. Комэск Дикий докладывал о вставших двигателях. Пришлось применить грубую ненормативную лексику (по-другому их было не остановить).