Авиатор: назад в СССР 10

Дорин Михаил

Стоянка постепенно заполнялась самолётами, и рядом с нами становилось всё больше и больше народу. Уже никого не волновало, как жарко на улице и что не так давно, каждый из нас мог не вернуться из боя.

В итоге, когда сел крайний самолёт, можно было с уверенностью сказать — все на земле.

Ангольцы радовались больше всех. К ним прибежали и остальные лётчики, которые в бою не участвовали. Главной звездой был Мадейра, которому удалось подбить один из «Миражей».

— Он не сразу вышел из боя. Его кто-то добил потом… — рассказывал он мне,

изображая в воздухе, как он с Ренатовым «гонялись» за одним из южноафриканцев.

Появился на аэродроме и Фронте, который уже перемещался с палкой, а не костылём. Радовался за своих земляков не меньше, чем они сами.

Хорхе Бенитес неустанно кричал «Маэстро» каждому из моих соотечественников. Со мной так и вовсе просил сделать фотографию, чтобы потом рассказать у себя дома.

— В гостиной будет висеть. Перед каждой сиестой буду за тебя поднимать тост! — обнимал он меня.

Это получается, что каждый дневной сон у Бенитеса будет начинаться с воспоминаний о нашей совместной работе. Приятно, что так высоко меня оценили братья-кубинцы.

Я посмотрел на кубинца-фотографа, который выискивал момент для запечатления исторического момента. Перед командировкой, да и в процессе, неоднократно нам говорили, чтоб никаких фотографий не делали. Мол, нас в Анголе нет, не было, и быть не должно.

— Савелич, давай всех сюда. На память «щёлкнемся», — предложил я, кивая в сторону военного с фотоаппаратом.

— Сергей, можем отхватить, — подошёл ко мне Ренатов.

— Дальше Советского Союза не пошлют, — ответил я.

— Да и, правда! Когда ещё такой кадр получится сделать! — воскликнул Гусько и призвал всех подойти поближе и расположиться на фоне одного из самолётов.

Всем эта идея очень понравилась. На бетонку усадили самых низкорослых и хромого Фронте. Со всех сторон сбежались техники, которым тоже хотелось поучаствовать в подобной фотосессии. Владелец фотоаппарата кричал, что у него всего два кадра осталось на плёнке.

— И нас подождите! — прозвучал крик Бубко, который бежал сломя голову со стороны перрона аэропорта.

Его бригада вернулась с Мосамедиша.

— Когда успели? — удивился я, усаживая перед собой техника.

— Сергеич, перед вами сели, — радостно обнимал меня другой представитель инженерно-технического состава.

Бубко в двух словах рассказал, как им и передовой группе ангольских техников удалось за минимальное время подготовить кубинские МиГи к повторному вылету.

— Маленький трудовой подвиг, что сказать, — похлопал я по плечу Вениамина.

— Вон тот 26й нас привёз, — указал он на транспортный самолёт на перроне, вокруг которого крутилось много народу и стояло несколько автомобилей.

— Похоже, не вы одни на нём летели, — заметил я, предчувствуя прибытие гостей из столицы Анголы.

— Да было там несколько типов. Жаловались, что можем опоздать к началу операции. А мы им говорим в полёте, что она уже в самом разгаре, — засмеялся один из коллег Бубко.

— А самый мордатый сильно расстроился. Пошёл в кабину,

чтобы поторопить экипаж, но мало что изменилось, — рассказал Вениамин.

В последний момент я вспомнил, что не хватает рядом с нами Штыкова и Совенко, а также двух других начальников — Дель Потро и Эбо. Попросив Фронте подержать мой шлем, в который я вложил шлемофон, планшет и другие принадлежности, я рванул к начальникам.

— Товарищи командиры, прошу вас пройти для фотографирования, — подбежал я со спины к Совенко.

— И правда. Столько времени здесь и не одного снимка, Борисыч, — поддержал меня Штыков.

Тимур Борисович с недовольством посмотрел на меня. Видимо, мне «посчастливилось» прервать какую-то пламенную речь нашего полковника.

— Хороша идея. Вы как, Жозе? Анхель? — спросил Совенко у своих коллег.

Не сразу появился энтузиазм у ангольского и кубинского начальника. Тем не менее огромное число народу с трудом влезло в кадр. Пожалуй, после моего выпускного — это самая классная фотка, которую бы я хотел иметь у себя дома. Осталось только свой дом ещё приобрести.

Фотографирование прошло успешно, но на этом «официальная» часть не закончилась. На стоянке появился известный автомобиль с неизвестными людьми.

Совенко, конечно, узнал в этих двух упитанных людях какие-то важные фигуры, а вот мы нет.

— Родин, как думаешь, чем эти ребята занимаются? — спросил у меня Гусько, когда увидел, насколько упало настроение у Совенко при виде двух господ.

— Поздравить, наверное, приехали. Представления на шоколадные медали взять, — сказал я, заметив, что подъехали эти гости со стороны перрона, на котором стоял Ан-26.

— Техники рассказали, что с ними летели. А этот «аник» с Луанды к ним прилетел, — подытожил наши рассуждения Костя.

На посадку зашли два Ми-25 и один Ми-8, и медленно порулили на свои стоянки.

— Потом он катапультировался и, я надеюсь, его сюда привезут скоро, — всё ещё продолжал делиться впечатлениями о бое Марк.

И, похоже, что его предположения о сбитых ЮАРовцах могут оправдаться. Слишком много народу бежит к вертолётам сейчас.

— Точно! Пошли, мужики. Посмотрим на представителя «высшей» расы, — позвал Марк за собой Ренатова и Бардина.

Савельевич уже о чём-то разговаривал со Штыковым и не видел момента, когда прилетел вертолёт. Я попробовал привлечь их внимание к столь быстрому перемещению ангольцев к стоянке вертолётов, но у Гусько и подполковника дела были поважнее.

— Зачем тебе сбитый лётчик, Марк? — спросил я.

— Да… просто, — улыбнулся Барсов. — Я из иностранных лётчиков только кубинцев, ангольцев и афганцев видел. А тут — империалисты! Лучшая армия на континенте.

— Ты сравниваешь себя с лётчиками ЮАР? Ладно бы с американцами, но имей совесть, — сказал Дамир Ренатов. — Наша подготовка гораздо сильнее.

— Да. Уважать любого противника нужно, но нужно понимать, что без наших ангольских и кубинских товарищей победы могло и не быть, — ответил я.