Авиатор
Шрифт:
— Где ты его взял? — спросил он, и щеки у него заалели.
Пайк подумал, что, может, это один из тех вопросов, которые на самом деле не требуют ответа, и если он ответит, то будет выглядеть глупо.
— Это просто камень, Артур… мистер Биллтоу. И я просто подобрал его…
Биллтоу рухнул на колени и принялся скрести глину, пока не нашел еще штук шесть так заинтересовавших его камней. Он держал их в сложенной чашечкой ладони так бережно, словно бродяга, боящийся лишиться яйца на завтрак.
— Артур, ты что, заболел? Хочешь, я наберу тебе еще камней? А вон там, дальше, лежит славный кусочек дерева.
Биллтоу был слишком счастлив,
— Это не просто камни, Пайки. Это необработанные алмазы. Вот зачем наш летчик останавливается на Малом Соленом. Он занимается контрабандой алмазов.
Он встряхнул сложенные лодочкой руки, бряцая алмазами, словно колдун костями.
— Хочешь предсказать нам будущее? — пошутил Пайк.
Неприкрытая жадность во взгляде Биллтоу заставляла его нервничать.
— Мне известно будущее, — ответил Биллтоу. — Мы подберем несколько крепких парней, устроим засаду этому летчику, продадим его крылья и украдем его алмазы.
— А с ним что будет? Отпустим на свободу, надо полагать.
Биллтоу добродушно ткнул Пайка локтем в бок.
— Славный малый Пайки. Отпустим его на свободу, как же! Нет, мы убьем его, разрежем на мелкие кусочки и сожжем их. С точки зрения всего остального мира этого летчика никогда не существовало.
Пайк с трудом сглотнул. Все эти разговоры об убийствах заставляли его нервничать. Он решил никогда в жизни не изобретать ничего полезного, а не то Биллтоу может расправиться и с ним.
ГЛАВА 15
Дома
Было на удивление тихо, когда Конор вплывал между скалами в пролив Соленых островов. Скалы большую часть времени покрывала вода, но иногда ее уровень опускался так низко, что их плоские вершины обнажались. Когда однажды вечером в пятилетнем возрасте Конор плыл с отцом на патрульном судне и впервые увидел эти искривленные, продолговатые образования, он посчитал, что это крокодилы, и не успокоился, пока Деклан не согласился сделать предупредительный выстрел. Без сомнения, грохот выстрела возымел эффект, и оба крокодила скрылись под водой.
Эта маленькая история стала одной из тех, которые рассказывают у камина, что и происходило всякий раз, когда кто-нибудь из друзей заходил к ним и усаживался у огня с бренди или лимонадом. Прежде она всегда заставляла Конора сердито хмуриться, но сейчас он едва не расплакался.
«Это невыносимо. Они слишком близко».
Казалось, лицо матери витает перед ним, зовет его домой, и он не мог больше игнорировать этот призыв. Без сомнения, она страдает так же, как он, а может, и сильнее. Он должен узнать.
«Если бы я мог просто увидеть их. Еще раз посмотреть в их лица, прежде чем уехать. Удостовериться, что они живы».
Конор подтолкнул коленом румпель и подтянул парус для разворота на юго-запад. Он решил плыть домой.
С расстояния нескольких километров гавань Соленых островов показалась ему такой же, какой он помнил ее. Величественная диадема с остриями, сияющими серебром. Когда же Конор оказался внутри, стало ясно, что за прошедшие несколько лет эта диадема в значительной степени утратила свой блеск. На — гранит наползала морская тина, и док был беспорядочно забит стоящими на якоре судами, образующими спутанный клубок. Проект строительства новой внешней стены был заброшен, и наполовину построенное сооружение сползало в море, словно размытый песчаный форт. Башня маяка тоже была возведена лишь наполовину и стояла, покосившись и покрываясь трещинами, — не столько гордый
Конор привязал кормовой линь ялика к рыбацкому судну и бросил якорь. Пуская пузыри, тот быстро пошел ко дну, унося с собой три надежно привязанных мешочка с алмазами. Перепрыгнув с носа на нос нескольких покачивающихся на волнах рыбацких лодок, Конор с помощью медного причального кольца поднялся на вымощенную плитами пристань.
С невозмутимым видом зашагал он по пристани, стреляя взглядом в сторону караульных на Стене. Несмотря на то что все вокруг становилось все более разболтанным и бессистемным, Деклан Брокхарт не позволял своим снайперам снижать требования. На Стене стояли четверо караульных, их накидки развевались на ветру. Конор видел блеск стволов и понимал, что при первых признаках агрессивности предупредительный выстрел выбьет искры у него из-под ног; при повторных признаках он будет мертв еще до того, как его тело упадет в воду. Поэтому он шел медленно, с беспечным видом, держа на виду пустые руки.
Дорожка на набережной тянулась вдоль изгиба внешней стены к мощеной рыночной площади, где днем стояло множество прилавков. Торговцы, хозяева гостиниц и домохозяйки стекались сюда каждое утро, чтобы наполнить свои корзины скумбрией, треской, сайдой, мидиями, раками, крабами, лангустами и лососиной. В Килмор прибывали пустые суда, а отбывали набитые до отказа; или же наоборот.
К вечеру воздух пропитывался острыми запахами рыбы и соли. Уборщики качали воду из гавани и поливали рыночную площадь, смывая в море кровь и внутренности. На Соленых островах уборщиками работали совсем молоденькие парнишки; вооружившись щетками и энергией юности, они счищали с плиток глубоко въевшуюся грязь, а на следующий день все начиналось сначала.
Конор прошел под аркой Стены, мимо будки таможенников.
— Несешь что-нибудь? — окликнул его охранник.
Конор поднял пустые руки.
— Просто сильная жажда, сэр, и свидание с подружкой.
Охранник улыбнулся.
— А, пиво и Бесси. Две серьезные причины для посещения Соленых островов. Надо полагать, ты не первый раз здесь?
Впереди, на холме, уходили высоко в ночь башни дворца, загораживая собой звезды.
— Нет, сэр, я уже бывал тут прежде.
Мальчиком Конор отнюдь не все время посвящал занятиям. Он до подмышек погружался в тину и морские водоросли. Он карабкался на утесы, строил запруды и, если удавалось, воровал яйца у птиц, вразвалку расхаживающих по плоским холмам, словно игрушки с часовым механизмом. Эти сугубо мужские увлечения часто приводили к тому, что Конор опаздывал со временем своего возвращения. В таких случаях приходилось заглядывать в окна, чтобы посмотреть, дома ли отец и в каком настроении пребывают родители.
Сейчас он занял то же место, оседлав горгулью водосточного желоба, в трех метрах над землей, на другую сторону площади от дома Брокхартов. Скапливающаяся из мелких соленых брызг вода вытекала изо рта горгульи, оставляя белые прожилки на изогнутых каменных губах. Даже сам факт того, что он карабкается сюда, породил острую душевную боль и страстную тоску по дому.
«Ноги сами находят опору в камне. Я карабкаюсь так, словно в последний раз делал это всего лишь вчера».
Дом Брокхартов стоял спокойный и тихий, если не считать единственной свечи в кухонном окне. И никаких признаков родителей.