Авиаторы
Шрифт:
Девушка стояла, вглядываясь в небо, туда, где были ее коллеги.
Трепеща и краснея, я шагнул к палатке, но девушка тоже шагнула – и скрылась внутри. Полог взметнулся и упал. Вместе с ним и мое сердце.
Несколько следующих полетов прошли так же точно, как первый. Всякий раз, когда я, улучив момент, решался подойти, девушка исчезала и не появлялась, пока пилоты, заглушив мотор, не начинали звать ее из кабины.
Сосед мой не принимал участия во всеобщем оживлении. Казалось, ему вовсе не интересны были аэропланы. Он
Тем временем подошла моя очередь.
Я протянул картонку с номером Виктор Иванычу, и следуя его указаниям забрался в переднюю кабину биплана. Пахло бензином и еще чем-то, незнакомым. Смотровой щиток был испещрен метками от погибших насекомых.
Виктор Иваныч помог пристегнуться, надел на меня кожаный шлем с очками-консервами, сказал: «главное – ничё не трожь! Понял?» – И, проинструктировав таким образом, занял место в задней кабине.
Пока мы катили по пустырю, я представлял, как девушка смотрит на нас и чувствовал себя особенно мужественным в шлеме, в реве мотора и ветре, который действительно бил в лицо.
Мы добрались до окраины пустыря и развернулись.
– Готов? – Услышал я голос пилота в шлемофоне.
Под ложечкой у меня разлился холодок.
– Готов!
Мотор взревел, и мы понеслись.
Я плохо запомнил взлет, и пришел в себя лишь когда земля осталась далеко внизу, и передо мною возник город, – такой знакомый и – другой.
Линии улиц, тенистый массив парка, светлые россыпи домов, переложенные пышной зеленью, окраинные микрорайоны, пригороды, степь за ними и синяя череда сопок на юге – все открылось разом.
В упругих порывах ветра и бликах солнца, в реве и дрожи мотора город плыл под крылом.
С такой высоты не было видно разрушительных последствий урагана. Город был опрятен, ухожен и свеж, словно бы сошел с плакатов советских времен.
Я высунул руку из кабины. Ветер с неожиданной силой отбросил ее назад.
– Не балуй! – Раздался строгий голос в наушниках.
Я увидел Бульвар Мира под собой, который упирался в здание политехнического института, и огибал его с обеих сторон. Увидел сквер у кинотеатра имени Ленина за институтом и гранитную статуэтку одноименного монумента. Через дорогу от сквера различил я и крышу своего дома в глубине двора, среди деревьев и таких же точно крыш.
Трудно было поверить, что среди этого огромного, нераздельного пространства, то, другое пространство, – пространство моего дома когда-то казалось мне таким незыблемым и завершенным с его камином, старинной мебелью и лимонным деревом в кадке.
Аэроплан набирал высоту.
Глядя вокруг, я грезил о чем-то, о чем сам пока не имел представления, но что несомненно было там, где за массивной, клепаной башкой капота, лежала в туманной дымке недостижимая линия горизонта.
«Наверное, счастливый человек должен быть этот Виктор Иваныч, если видит такое каждый день, – думал я. – И этот парень, которого не стало – он тоже, наверное, был счастливым. Интересно, что случилось с ним?»
Массивная ручка управления передо мною чуть шевелилась, словно дышала.
В зеркальце, установленном на срезе кабины, я видел бесстрастные глаза пилота за стеклами защитных очков.
– Ну, как? – Спросил он.
Я поднял большой палец.
Аэроплан стал разворачиваться.
– А правда, что можно порулить? – Вспомнил я давешнее обещание Виктор Иваныча, и снова почувствовал холодок.
– Ну, попробуй, – буднично ответил он. – Держу ручку. Ноги ставь на педали.
Я сделал, как было велено.
Давай. – Сказал Виктор Иваныч. – Только без резких движений, смотри!
– Понял, – ответил я, растерявшись от неожиданности и той простоты, с которой все произошло.
– Отдал управление, – сказал Виктор Иваныч, и в зеркальце я увидел его широкие ладони.
Я замер с ручкой в руках, и самолет действительно летел какое-то время, пока не стал крениться и опускать нос. Растерявшись окончательно, я дернул ручкой и наугад двинул педаль; аэроплан резко накренился в другую сторону, взбрыкнул и повел капотом. Воздушный поток возмущенно вскипел за бортом и упруго толкнул аэроплан в дюралевый бок.
– Тише, тише! – Раздалось в шлемофоне. – Не суетись! Он сам летит, ты только подправляй.
Горизонт никуда не манил больше. Теперь это была просто линия, под которой елозила непослушная башка капота, норовя то запрокинуться, то завалиться, то скользнуть в сторону.
Самолет не давался мне. Я не замечал, что спина взмокла, что плечи ноют от напряжения и пальцы до белых костяшек сжимают ручку. Я потерял счет времени, не очень хорошо запомнил посадку и выбрался из кабины мрачнее тучи.
– Чего такой невеселый? – Спросил пилот. – Не понравилось?
– Да нет…, – ответил я, – понравилось…
– А неплохо у тебя получилось для первого раза, – понял Виктор Иваныч.
Я криво улыбнулся и сошел на землю.
«Дежурные комплименты, уж это точно. Лучше бы он меня обругал…».
Виктор же Иванович, казалось, уже забыл обо мне. Он помахал рукой девушке и крикнул: «Агата! Ну, кто там следующий?»
Мне было стыдно смотреть на нее. Конечно, она все видела. И понимает лучше меня, как плох я был сейчас, как бесполезна вся моя жизнь…
Не смея поднять глаз, я зашагал по пустырю.
«Сам летит…. Кой черт сам! Хаос, мешанина и каша, – вот что такое ваш полет… еще и ревет в лицо этот дурацкий мотор…»
***
– Ну, как прошло? – Спросил сосед. – Понравилось?
Он сидел там же, у оврага. Велосипед лежал рядом, под кленом. Земля вокруг была усеяна сухими листьями и семечками-крылатками.
– Чему тут нравиться…, – вздохнул я, поднимая велосипед. – Не самолет, а необъезженная лошадь… – Как они вообще летают… – И занес ногу над седлом.