Авиаторы

Забугорный Алексей

Сосед пожал плечами. Затем поднял семечко и подбросил. Ветер подхватил его и понес вдоль берега. Оно поплыло в воздушных токах, покачиваясь и кренясь, но всегда возвращаясь к равновесию, то опускаясь к самой воде, то возносясь; потом взмыло, подхваченное порывом ветра, и скрылось за деревьями.

Какое-то время я смотрел ему вслед.

Оно летело не сопротивляясь. Ветер сам нес его.

Я слез с велосипеда.

Сосед взял еще семечко. Повертел его в руках. Подломил крылышко и снова бросил. Оно упало в воду свечкой.

Я опустил велосипед на землю.

– Извините, – сказал я. – Вы еще побудете здесь?

И не дождавшись ответа, понесся обратно, к аэропланам.

***

Город снова плыл под крылом. День уже вошел в силу и аэроплан покачивало в восходящих потоках. Как кленовое семечко.

Теперь, когда я не боролся с самолетом, а триммером уравновесил его в воздухе, я смог худо-бедно контролировать полет, и скованность первых минут сменялась радостным удивлением от того, что я парю над землей, и ревет мотор, и там, внизу, прохожие, должно быть, глядят вверх и не догадываются, что это я, Йорик, сам управляю настоящим аэропланом!

Под руководством Аркадия я выполнил несколько разворотов, покружил над пустырем, старым городом и снова вернулся к пустырю.

Аркадий оказался невозмутимым, флегматичным человеком, которому было, кажется, все равно, летать или сидеть на земле, пилотировать самому или отдать управление новичку-перворазнику.

Время от времени он доставал ядовито-красный термос, расписанный аляповатыми цветами, пил из крышки, зевал и поглядывал за борт.

Вместо положенного одного круга мы сделали три, и выскочив из кабины после посадки я тотчас же снова занял место в хвосте очереди.

Когда я подошел к палатке в четвертый раз, день уже клонился к вечеру. Аэропланы были на земле, и последние пассажиры отбывали с пустыря.

Агата посмотрела на меня с интересом.

– Вы который раз уже летите?

– Третий, – соврал я.

– Не знаю, согласятся ли наши вас снова катать, – сказала Агата. – Вы уже четвертый раз летите.

– Ну пожалуйста, – просил я. – Если нужно, я заплачу. У меня с собой нет, но я из дома привезу. Честно!

Тем временем Виктор Иванович выбрался из кабины: «Шабаш!»

У меня упало сердце

– Виктор Иванович! – Позвал я и подбежал к аэроплану. – Виктор Иваныч, можно мне еще слетать?

Пилот посмотрел на меня пристально: «я тебя, кажется, сегодня видел. Летал со мной?»

– Летал…

– Ну, и? – Спросил он, доставая сигареты из кармана своей летной куртки. – Чего-ж ты хочешь тогда?

– Летать… научиться… – Пролепетал я и, ограждая себя от возможной иронии, добавил: «я с Аркадием летал… и уже получается…»

Аркадий, который возился у своего аэроплана, молча кивнул.

Виктор Иванович иронизировать не стал, а лишь развел руками: «нет, я понимаю, но на сегодня мы закончили, товарищ. – И закурил. – Мы вообще только по разу катаем, – добавил он. – Так что, считай, тебе и так повезло».

– Ну Виктор Иваныч…

– Вот в следующий раз прилетим, – тогда и попробуешь.

– Виктор Иваныч, я заплачУ, если нужно!

– Не в том дело, – ответил пилот устало. – Нам ведь еще машины чехлить, вещи собрать, да и вообще… ужинать! – Он похлопал себя по объемному животу. – Целый день кружили!

– Пожалуйста, Виктор Иваныч! – Упрашивал я. – Вот, вам Аркадий скажет, – я уже почти научился посадку…

– Аркаша! – Нахмурился Виктор Иваныч. – Что еще за посадка?

Аркадий пожал плечами: «Он сам попросил…»

– Я те покажу – «попросил»! Хочешь, чтобы он аэроплан разложил?

– Да я не разложу…

– Все, все, товарищ, – не соглашался Виктор Иваныч. – В авиации главное – это порядок. А так каждый если будет что хочет делать, то никакой авиации не останется. Все! – Он рубанул рукой воздух. – Утром летаем, днем летаем, а вечером – отдыхаем. – И, развернувшись, пошел к палатке.

Я был в отчаянии.

Вернуться домой. Снова – сова. Дерево в кадке… И – все как всегда…

– Виктор Иванович!

Пилот остановился.

– Послушайте, – сказал я, подбегая к нему. – Если ваш друг сейчас видит нас со своих небес, то уж наверняка он будет не против, если вы сделаете еще круг.

Виктор Иванович посмотрел на меня с недоумением.

– Вы говорили, что он любил летать, – продолжал я. – Что для него полет был не просто полет. Так вот, ему наверняка было бы приятно знать, что сегодня из всех нашелся хотя бы один, кто это понял…

Я сделал паузу, чтобы Виктор Иванович догадался, о ком речь, и тут почувствовал, что мы не одни.

За моею спиной стояла Агата и смотрела с нескрываемым интересом. Поймав мой взгляд, она чуть заметно кивнула и улыбнулась.

Воодушевлённый ее вниманием, я обернулся к Виктор Иванычу: «Виктор Иванович! Я в долгу не останусь. Если у вас есть какая-то работа, или дело, которое вы можете поручить мне, то знайте: я в вашем полном распоряжении. Жаль, что это все, что я могу предложить, но предлагаю от чистого сердца…»

Легкий ветерок прошелся по пустырю, и чайка над шахтным отстойником зашлась похожим на смех клекотом.

Пилот посмотрел на меня озадаченно. Потом вдруг усмехнулся, отбросил окурок и кивнул на аэроплан: «Залезай».

***

Стекло кабины было гуще чем утром было залеплено насекомыми. Над вечерней землей стояла золотистая дымка. За трубами темиртауского комбината, стелясь над землей, тянулись дымы.

Я стриммировал самолет и убрал руки с рулей. Капот был неподвижен.